Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Но с тех пор в ее одиноком доме стало немного светлее. А полоумная соседка Клара, которая видела то, что не видят другие, еще полгода твердила: это был рождественский ангел. Слышите, рождественский ангел!

Призрак

Сколько я знала Валентину Ефимовну, она была настоящей леди, какими их изображают в старинных фильмах и книгах: идеальная осанка, точеная фигура, мудрый и строгий взгляд, исключающий всякое панибратство по отношению к ней. И хотя она была уже в летах, ни у одного из ее знакомых не хватило бы духу даже мысленно назвать ее старой: она была из тех редких женщин, что носят свои годы как украшение, с достоинством и даже некоторой величавостью.

Каждое лето она предпочитала жить в домике в деревне, оставив мужа, детей и внуков в городе. Валентина Ефимовна посвящала им осень, зиму и весну и считала, что обладает полным правом посвятить четверть года себе. Валентина была немного ведьмой, как, впрочем, и все женщины. Она любила гулять по лесу, собирать восхитительно пахнущие травы («Заговорю их, будут оберегами в дом!»). Любила читать, жадно глотая книгу за вечер. Любила сидеть в одиночестве и думать, глядя на то, как трещит огонь в печке. Валентине Ефимовне казалось, что нет более увлекательного занятия, чем просто сидеть и думать о том, о чем не успеваешь подумать в круговерти города, когда тебя никто и ничто не прерывает и не отвлекает.

Тот вечер протекал как обычно: Валентина Ефимовна сидела с книжкой в руках, кот Птолемей тихонько урчал на ее коленях, пока ее уединение не было прервано тихим покхекиванием.

– Что читаем? Неужели произведение Ольвиана Великолепного, дошедшее до твоих дней, потомок?

Валентина оторвалась от книжки. Рядом с ней сидел беспокойный дух. То, что он беспокойный, ведьма поняла по гневно растрепанным светлым волосам, высокомерному выражению утонченного лица и затаенной надежде во взгляде. «Ну скажи, что читаешь стихи Ольвиана! Тебе что, жалко?» – казалось, просил весь его облик. Ведьма встрече с духом не удивилась, с ней частенько такое случалось.

«Вообще-то я перечитываю учебник по физике за одиннадцатый класс. Там куча сведений по магии. Но как бы тебе сказать об этом помягче?»

– Вы незнакомы с творчеством Ольвиана Великолепного? – Дух недовольно нахмурился. – Нет, не спрашивайте, кто это! Вы не можете его не знать! Он был величайшим поэтом современности! Непризнанным и гениальным!

Ведьма хмыкнула. Ох уж эта мания величия у некоторых неуспокоенных. Похоже, кое-кто здесь присутствующий считает, что оставил в истории огромный след!

С того дня Ольвиан Великолепный поселился в ее избушке. Валентина его не гнала, так как вреда от него не было, да и пользы (что там сказать!), по-честному, тоже. С самого утра он бродил из угла в угол, кашляя и бормоча какие-то стихи. Вначале немного пугал кота Птолемея, но кот к нему тож довольно быстро привык. Каждого духа на этой земле что-то держит. Кого-то – месть, кого-то – любовь, кого-то – страх, что его там дальше ждет что-то неизвестное. Ольвиан Великолепный был редким случаем. Его держали на этой земле стихи, созревшие в его душе, но не успевшие вырваться из искаженного предсмертной конвульсией рта. И теперь они пригвождали Ольвиана к этой земле, как тяжелые гири.

В моменты, когда его лицо озарялось вдохновением, он казался Валентине совсем молоденьким, почти ребенком. Как она ни сопротивлялась, к ее сердцу тянулись скользкие щупальца жалости. «Дура старая! Нельзя помогать всем и вся. Особенно без запроса. Сколько раз ты получала за то, что лезла не в свое дело! Сколько раз обещала больше не вмешиваться в дела духа иль человека!» Однажды, когда его бормотание стало совсем невыносимым, Валентина не выдержала. Спросила:

– Сколько тебе было лет?

– Не важно, сколько поэту лет, – он является рупором поколений! Его ртом говорят и древние старики, и только что родившиеся на свет младенцы.

– Двадцать пять – двадцать шесть? – перебила ведьма.

– Двадцать один год, – помолчав, признался призрак. – Чахотка. Она в тот год многих унесла.

Валентина почувствовала, как у нее что-то дернулось в области груди. Ее внуку столько же.

– Ладно, – неохотно сказала ведьма, – считай, тебе повезло. У меня есть на тебя немного времени. Буквально пара месяцев. Давай осуществим то, что ты не успел.

Ольвиан просиял. Но через секунду замялся:

– Знаешь, я не уверен, что у меня все получится. В конце концов, может быть, я был не так уж талантлив. Раз меня не заметили.

– Меня не волнует, что ты там думаешь, – Валентина Ефимовна ни разу за последние двадцать лет ни на кого не повысила голос, но когда она злилась, даже Верховная Ведьма ковена не решалась с ней спорить, – надиктовывай давай!

И начался самый странный период в ее жизни. Каждый вечер Ольвиан брал перо (ручки он считал чем-то чудным и почему-то их презирал, а когда Валентина хотела включить ноутбук, он зажужжал и загорелся синим, Ольвиан забился в дальний угол избы, решив, что этот диковинный зверь – изобретение самого Сатаны). Валентине пришлось попросить внучку найти перо, чернила и привезти все это из города. Лиза, конечно, решила, что бабушка чудит, но Валентину очень любила и давно привыкла к ее странным просьбам, поэтому исполнила и эту.

Валентина не помнила сам процесс написания. Она садилась за стол и начинала писать слово за словом, слово за словом, не понимая, что пишет. Ее сознание как будто отключалось на пару часов, а когда она вновь «возвращалась», перед ней лежали исписанные незнакомым (довольно корявым, между прочим) почерком листы. Довольный Ольвиан смотрел на нее с печки светящимися от удовольствия глазами. В эти моменты его чахотка, казалось, совсем отступала: он почти не кашлял, его щеки наливались здоровым румянцем, как у мальчика, вернувшегося с зимней прогулки.

Хорошие ли стихи он писал? Валентина Ефимовна не знала, она разбиралась в целебных травах, человеческих болезнях, а вот в стихотворениях – нет. Ей они казались искренними, хотя немного устаревшими и… Неактуальными, что ли. Вот кому в наше время интересны балы? И разве сейчас кого-то впечатлишь описанием враждебной атмосферы в литературных салонах? О кознях литераторов, кажется, Булгаков уже все написал! А язык! Да сейчас никто так не говорит.

– Сейчас нет слова «бесстудный», нужно – «бесстыдный», – попыталась как-то донести свою мысль Валентина.

– Замолчи, ведьма, ты ничего не понимаешь в высоком искусстве!

Ведьма не видела поэта, но знала, что он высокомерно-картинно вскинул голову, задрав подбородок – так, что лунный свет пафосно забликовал бы тонкой мерцающей линией на его коже, подчеркивая очертания его горделивого профиля. Если бы Ольвиан, конечно, еще обладал плотью.

Однажды Ольвиан явился к ней во сне в старомодном цилиндре с пером. Заявил, чтобы она переписала все покрасивее и отвезла издателю. Пора представить его творения на суд Валентининых современников! Интересно, достойны ли они оценить высокую поэзию? Или окажутся такими же недоумками без вкуса, как и представители его поколения?

– Издателю не повезу, – отрезала ведьма, – мы сделаем иначе. Хочешь, я опубликую твои стихи так, что их сразу увидит весь мир? Не боишься? – посмеиваясь, предложила она.

Ольвиан Великолепный побледнел еще сильнее (если так можно сказать о призраке). У него задергался глаз, но дух призвал все свое мужество и решительно кивнул.

«Ну держись, поэтишка», – думала Валентина. Помнится, внучка как-то выложила в интернет свою повесть, а потом плакала от нападок этих… как она их называла? (Валентина поморщилась, пытаясь вспомнить современное слово.) Хейтеров. А этому Ольвиану уж точно достанется.

– Не опубликуешь стихи – не уйду, – заявил ей призрак тоном капризного мальчишки.

– Ладненько, будь по-твоему.

К ее удивлению, стихотворения Ольвиана людям понравились. Почта Валентины с этого дня ломилась от писем.

«Знаете, я вообще-то ненавижу стилизацию, но тут ощущение, что поэт сам пережил это!» «Что за Ольвиан, в каком веке он жил?» «Почему его нет среди русских классиков?» «Бред какой-то, но я читал и проживал то же, что автор. Никогда такого не было. Что со мной?»

6
{"b":"834832","o":1}