…Протяжно завыла «скорая». Вой все приближался и приближался, но самой машины еще не было видно. Вот показался белый, как могильная кость, пикап с красными крестами. Он остановился у ресторана. Мгновенно, как крылья, распахнулись дверцы кабины. Из нее выскочили двое мужчин в белых халатах, один из них стал вытаскивать носилки, а второй, не дожидаясь его, побежал в ресторан.

— Это должно было случиться, — заметил я.

— Ты не можешь судить об Америке на основании одного этого случая.

— Я и не говорю ничего такого.

— Кстати, твой рассказ о родственнице был из рук вон плох.

— Зато твой был просто неподражаем.

— Это о войне? Согласен.

…Санитары осторожно вынесли из ресторана на носилках черноволосую женщину в белой кружевной наколке. За ними вышел официант с сумочкой. Он пытался пристроить ее рядом с владелицей, но ему никак не удавалось. Пришлось отдать ее водителю. Носилки быстро вкатили в кузов и захлопнули заднюю дверь. Санитары вскочили в кабину, и машина уехала.

Из ресторана, держась друг за друга, вышли две женщины. С ними вроде все было в порядке. Потом стали выходить и другие. Ресторан вдруг опустел…

Пригородный поезд шел через лес. Земля между рельсами заросла высокой травой, а по обочинам дороги красовался вереск.

— Ах, как забавно! Как будто все сразу увеличилось в размерах, произнесла дама и вдруг испуганно вскрикнула: веточка березы стукнула в окно и затем прошуршала по вагону. Неожиданно возникло круглое, как чаша, озеро. Берег его подступал так близко, что теперь из окна виднелась только синяя водная гладь.

Господин в светло-коричневом костюме, белой рубашке и коричневом галстуке читал книгу. Вагон сильно швыряло из стороны в сторону, и строчки прыгали то вверх, то вниз, а то вовсе исчезали из поля зрения.

— Черт побери! Ничего из этого не получится. — Он достал из-под сиденья портфель и запихнул в него книгу, а потом от нечего делать уставился на входную дверь. Вагоны скучно скрипели, как кости старого ревматика.

Кроме господина и дамы, пассажиров больше не было. По левую сторону двери находилась большая черная печь: закопченная жестяная труба, уходившая в круглое отверстие на крыше, служила дымоходом.

Деревья за окном вскоре исчезли, и замелькали изгороди, стога сена, выступы скал. На поле, маленьком издалека, стоял крохотный мальчик и швырял камни в поезд.

— Где это видано, восемьдесят километров за три часа, — недовольно произнес мужчина. — Надо было все же купить автомобиль.

— Ну что ты, поездом так интересно, много разных станций, смена впечатлений.

— И на все это надо убить целых три часа… Да еще плюс расстройство желудка.

— Не беспокойся, здесь, наверное, есть туалет, — заверила дама.

— Можешь быть уверена, что нет. Если очень попросить, они, возможно, сделают милость и остановятся.

Поезд в который раз замедлил ход на маленькой станции.

Неожиданно в вагоне появился новый пассажир — крестьянин лет пятидесяти. Он слегка замешкался в проходе, разглядывая даму и господина, а потом прошел и уселся прямо напротив женщины.

Некоторое время он внимательно изучал своих спутников и наконец, вытирая ладонью пот со щеки, произнес:

— Да, жара…

— Станет жарко, если надеть на себя в июле шерстяной свитер, покосился господин.

— Шерстяная одежда годится для любой погоды, — живо возразила дама, она одинаково хорошо предохраняет от холода и от жары.

Крестьянин тут же уставился на нее, раскрыв рот от изумления. Женщина была в белой блузке с глубоким вырезом, в узкой черной юбке до колен и в нейлоновых чулках, сквозь которые просвечивала веснушчатая розовая кожа. Она выглядела гораздо моложе мужчины, которому на вид было лет сорок.

— Как там много коров, а пастбища совсем-совсем голые, — вслух сказала женщина.

— Да, совсем голые, — повторил сосед, плотоядно глядя на ее коленки. Лето такое жаркое и сухое. Вот они, бедняги мои, и остались без корма.

— Это что, ваши коровы? — наивно спросила женщина.

— Которые, те, что ли? Да нет, те не мои, — возразил он, не отрывая глаз от ее коленок.

Дама инстинктивно спрятала ноги под сиденье. Господин искоса взглянул на свою жену: тонкие ноздри были у нее нежно-розовые, точно светом пронизанные.

— Подай мне, пожалуйста, шаль, — попросила дама.

Господин вытащил из стоявшего на полке раскрытого саквояжа шаль и молча протянул ей. Дама опасливо прикрыла колени.

— Хейкки, когда же мы наконец приедем? — нервно спросила она.

— Один черт знает, скорей всего никогда. При такой-то скорости.

— Хе-хе-хе. — Довольно рассмеялся сосед и перевел взгляд на полуобнаженную грудь женщины.

Дама заметила это и залилась краской. Наступило неловкое молчание. На очередной станции кто-то пробежал по перрону, заглянул в дверь, но так и не вошел.

— Да, если такая жарища еще продлится, тут и шуба не спасет, — снова хохотнул сосед. Супруги напряженно молчали.

— У вас есть дети? — неожиданно спросил он.

— Нет, — отмахнулась было дама и тут же спохватилась, — то есть да, есть, один.

Господин вытащил сигару и молча закурил. Затем он с отсутствующим видом стал разглядывать все ту же входную дверь. Дама забеспокоилась и как-то невольно взглянула на вырез своей блузки. Крестьянин вдруг наклонился, обеими руками схватил ее за грудь, стиснул и отпустил. И ошалело замер, положив руки на колени.

Муж встал. Дама расслабленно всхлипнула.

— Перестань реветь, — приказал он. — А вы… вас я попрошу пройти со мной в соседний вагон. Предстоит чисто мужской разговор. — Он направился к выходу, а крестьянин понуро поплелся за ним на негнущихся от страха ногах.

Дама зарыдала, уткнувшись в оконное стекло.

— Свинья! — негодовал муж в соседнем вагоне. — Да как вы осмелились, кретин! Сядьте вон там, подальше, чтобы не мозолить людям глаза. Вы что же, прохвост этакий, всегда хватаете незнакомых женщин за грудь?

— Нет… — низко опустив голову, пробормотал тот.

— Может быть, вы женщин никогда не видели?

— Да видел я, — стыдливо буркнул провинившийся.

— Как же вы осмелились на такое, да еще с моей супругой. Имейте в виду, она там сейчас одна и мне надо скорее вернуться. Так что покончим с этим делом, и побыстрей.

— Я…Я… не хотел оскорбить, — вскинулся провинившийся. — Я возмещу убытки.

— А хватит ли у вас денег? — свысока спросил муж.

— Да, да, я заплачу, — заторопился тот. — Сколько вы хотите?

— Это будет стоить… не меньше чем двадцать тысяч, — с притворным вздохом сказал господин.

Крестьянин поспешно достал бумажник, вытащил деньги и молча протянул их оскорбленному.

— Оставайтесь здесь, — выговаривал ему муж. — Если только вы осмелитесь прийти в наш вагон, я вышвырну вас из поезда. Вы просто не отдаете себе отчета в своих поступках, другой бы на моем месте подал в суд. Ну да ладно, я не привык расстраиваться по пустякам, профессия хирурга обязывает.

Когда хирург вернулся к своей жене, та уже успокоилась и вытирала слезы.

— Я так испугалась, Хейкки. Какая неслыханная наглость! Такого со мной еще не случалось.

Господин снял с гвоздя черное женино пальто и, бросив ей на колени, строго сказал:

— Прикройся.

— Может быть, ты думаешь, что это я во всем виновата?! Взгляни сам, разве я так уж обнажена?

— Можешь считать, что это был комплимент твоей внешности. Есть чем гордиться, мужичишка рехнулся, увидев твою грудь.

Дама снова заплакала.

— Не расстраивайся. История и яйца выеденного не стоит, — успокоил ее муж.

— Что ты с ним сделал? — робко спросила дама.

— Надавал по морде, как всякий порядочный мужчина, и предупредил, что, если только он сунется сюда, я ему голову оторву.

— Только не нужно было говорить ему, кто мы такие. А то все узнают.

— Я не так глуп, как тебе кажется.

— А он что-нибудь объяснил? — полюбопытствовала жена.