Одетая в перчатку рука старого Тушканчика отдернула жертвенный нож, теленок повалился на колени и перекатился на бок; струя крови хлынула в глиняный потир, который держала одна из самых молодых сивилл. С неожиданной сноровкой, которую Гагарка даже не мог в нем заподозрить, Тушканчик отсек голову теленку и положил ее на огонь. Правое заднее копыто никак не хотело отделяться, но он с похвальным упрямством довел дело до конца.

Мимолетное цветное пятно в Священном Окне привлекло внимание Гагарки. Он вздохнул, и оно исчезло.

Бросок в огонь последнего копыта теленка взметнул в воздух фонтан алых искр; Тушканчик, подняв руки вверх, встал лицом к Окну:

— Прими, о Великий Пас… — Он закашлялся. — Пас, отец всех богов…

По Окну побежали розовые, фиолетовые и золотые пятна. Пока Гагарка с открытым ртом глядел на него, танцующие цвета собрались в нечеловечески прекрасное лицо — и он уже видел его, так же отчетливо, как и лицо любой другой женщины.

— Вы ищете моего любовника, — сказала богиня.

— Да, о Великая Богиня. — Надтреснутый голос Тушканчика был еще слабее, чем обычно. — Мы ищем его, потому что хотим исполнить его волю.

— Он сказал, — выпалил Гагарка, — что вернется, если мы найдем патеру.

Фиолетовые глаза богини оторвались от Тушканчика:

— Так много любви… Здесь так много любви. Гагарка? Ты Гагарка? Найди ее, Гагарка. Прижми к себе. Никогда не бросай.

— Лады, — сказал Гагарка и повторил: — Лады. — Трудно спорить с богинями. — Конечно, я найду, Миловидная Киприда. Но только эту работу дал нам Пас. Мы должны были найти патеру, и мы нашли. А счас мы должны найти Паса, ну, вроде как, объединить их обоих.

— Великий мантейон, Гагарка. — Сияющие глаза богини оторвались от него, их бездонные глубины опять открылись Тушканчику. — Ты пойдешь, старик? Дорогой старик, так наполненный любовью?.. Ты найдешь моего возлюбленного и твоего бога? Тушканчик?

Старый авгур попытался заговорить, но не смог.

— Я возьму его туда, Великая Богиня, — сказал Раковина голосом, тверже которого Гагарка никогда не слышал. — Мы пойдем вместе.

Наковальня, который, стоя на коленях, не мог оторвать от нее взгляд, слегка подвинулся назад.

— Я поклялся…

— Мешать вредить мне. — Киприда рассмеялась, зазвенели ледяные колокольчики. — Убить пятьдесят? Сто детей. Или больше, и только тогда эта малышка Сцилла сможет заметить тебя. Невзрачная маленькая Сцилла, с темпераментом отца и умом матери.

Наковальня не мог ни двигаться, ни говорить.

— Тебе потребуется жертва… Гагарка? Не дети.

— Не дети, — с огромным облегчением повторил Гагарка.

— Мой любовник. Пас? Мой любовник вступил в контакт со своей женой. Сейчас. — На этот раз колокольчики зазвенели тепло и радостно. — Не для того, чтобы делать новых… Детей? Вы называете их мелюзгой. Нет. О, нет. Чтобы стереть ее из ядра. Гагарка, ты знаешь, что это означает? — Улыбка Киприды нашла Раковину: — Скажи ему…

— Ему не нужно говорить, Миловидная Киприда. Я понял.

— Тебе понадобится жертва. Чтобы привлечь внимание моего любовника. Не ребенок… Гагарка? Что-нибудь необычное. Подумай об этом.

— Жертва в Великом мантейоне, — оцепенело повторил Гагарка.

— Несколько. Возможно. Гагарка. Я не предлагаю… идеи. Но сегодня вечером. Так быстро, как ты сможешь. — На долю секунды ее высокий лоб, гладкий как слоновая кость, задумчиво сморщился. — Кусок в старике может помочь ему в бою. Надеюсь на это.

Когда Шелк прихромал в зал, один из официантов, нанятых у Горностая, выдвинул его стул. Шелк остановился за стулом, опираясь руками на спинку. Бизон, широко улыбаясь, подошел к своему стулу рядом с концом стола.

— Добро пожаловать, — сказал Шелк. Он намеревался приветствовать их от имени богов, но слова умерли, непроизнесенные. — Всем вам, добро пожаловать от имени города Вайрона. Я глубоко сожалею, что был не в состоянии приветствовать большинство из вас в момент прибытия — я был занят разговором с полковником Бизоном. Но я уверен, что майтера приветствовала вас от имени Сциллы.

Майтера Мрамор, сидевшая на другом конце стола, кивнула.

— Садись, парень! — прошипел Меченос. — Хочешь, чтобы твоей ноге стало хуже?

— Поэтому, — продолжал Шелк, — я приветствую вас именем того, кто просветлил меня, Внешнего, единственного бога, в которого я верю.

— Он прав, кальде. — Узик отодвинул свой стул. — Если вы не сядете, я и мой сын встанем. Мы не можем сидеть, когда наш начальник стоит. — Бледный корнет слева от него уже пытался встать на ноги.

— Конечно. Я не подумал, генералиссимус. Прошу прощения у вас и вашего сына. — Шелк сел, обнаружив, что инкрустированный палисандровый стул скорее слишком высок для него. — Я хотел сказать, что доверяю ему, хотя сейчас мне очень тяжело доверять любому богу.

— Мы как дети, патера-кальде, — сказал ему Квезаль; Орев слетел с плеча Шелка и устроился на самом верху хрустальной люстры. — Ребенок должен доверять родителям, даже когда они не достойны доверия.

Бледный корнет посмотрел на него с дикой яростью, которая вполне могла бы сойти за симптом болезни.

— Что вы оба имеете в виду?

— Ничего, Маттак[19]. Совсем ничего. — Большая ладонь отца накрыла его ладонь.

— Вот так и мы относимся к Сфингс, кальде, — засмеялась Сиюф, звонко, приятно и естественно. — Но неужели мы так скоро начнем сражаться? Дома у нас есть железное правило: баталии только после четвертой бутылки.

— Хорошее правило, — вставил Бизон, все еще улыбаясь. — Но после десятой было бы еще лучше.

Юный офицер уже расслабился и опять опустился на свой стул; Шелк тоже улыбнулся:

— Я не знаю, какой способ правильный, но сегодня у нас абсолютно неформальный ужин. Генералиссимус Сиюф, вы уже встречались с присутствующими за столом? Хотя я точно знаю, что вы встречались с Его Святейшеством и генералиссимусом Узиком.

— Тут у вас есть одна, с которой я бы хотела познакомиться, кальде Шелк. Я имею в виду очень многообещающую девушку, которая сидит рядом с майором Хадаль[20].

— Ее зовут Синель, генералиссимус, — сказала майор, сухопарая женщина лет сорока с твердым лицом. — Временно она живет здесь, во дворце.

— Я удивлена, что вы не посадили ее рядом с собой, кальде, — сказала Сиюф, приподняв бровь. — Она бы очень легко поместилась между мной и вами.

— Хорош дев! — уверил Орев Сиюф со своего насеста.

— Майор Хадаль совершенно права, — сказал Шелк Сиюф. — Ее зовут Синель, и она мой близкий друг. Так много событий произошло с того момента, когда мы встретились, что я могу назвать ее старым другом. Здесь она помогает майтере Мрамор, верно, Синель?

— Да, патера, — ответила Синель, не поднимая глаз от тарелки.

— Есть еще кто-нибудь? Как насчет мастера Меченоса?

— Не имею такого удовольствия. — Взгляд Сиюф не отрывался от Синель.

— Мастер Меченос — мой учитель фехтования, друг и лучший мечник, которого я видел за всю жизнь.

— И еще богатый, парень! Очень богатый! Ты попросил меня открыть то окно, помнишь? Наверху, в доме Горностая! Все слышали тебя! Думаешь, они после этого оставили меня в покое? Сломали мою дверь! Получил вдвойне в молпадень, втройне вчера. Чистая правда!

— Счастлива за вас, — сказала ему Сиюф. — Ваш кальде говорит о мечниках. Возможно, он никогда не видел настоящую мечницу. Вскоре мы должны скрестить с ним шпаги.

Шелк вспомнил, как Гиацинт фехтовала азотом; чтобы скрыть чувства, он сказал:

— Мы все забыли о корнете. Ни я, ни генералиссимус Сиюф не встречались с вами, корнет. Наше упущение, без сомнения. Вы тоже фехтовальщик? Как кавалерийский офицер, вы обязаны быть.

— Кальде, я — корнет Маттак, — вежливо заявил юный офицер. — Мой меч сражался против вас. Я уверен, что вы это знаете. А сейчас я жажду опять обнажить его, уже за вас.