Торцы секций были обнесены стеной из сетей. Большая птица сидела на круглом насесте неподвижно, как и сокол; она еще не достигла полной зрелости, но все в ней дышало такой силой, что в сравнении с ней сокол казался игрушкой.

Мускус развязал сети и вошел внутрь. Он не мог сказать, откуда он знал, что большая птица проснулась, но он точно знал это и негромко сказал:

— Привет, сокол.

Большая птица подняла голову в клобучке, при этом движении ее гротескная корона из багровых перьев закачалась.

— Привет, сокол, — повторил Мускус и погладил ее пером индейки.

Когда они понеслись через стерню, водитель поинтересовался:

— Ты когда-нибудь ездил на одном из таких, патера?

Шелк сонно покачал головой, прежде чем сообразил, что водитель не может видеть его. Он зевнул и попытался потянуться, острая боль тут же ударила из правой руки, вдавленной груди и живота.

— Нет, никогда. Но однажды я плавал на лодке. На озере, ты знаешь, весь день рыбачил с другом и его отцом. Чем-то похоже. Эта твоя машина такая же широкая, как лодка, и только немного короче.

— Мне она нравится больше — я плохо переношу качку. Куда мы едем, патера?

— Ты имеешь в виду?.. — Дорога (возможно, другая) появилась опять. Собрав всю силу, как лошадь перед прыжком, поплавок перелетел ограждавшую дорогу каменную стену.

— Где тебя высадить? Мускус сказал отвезти тебя в город.

Шелк наклонился вперед, чувствуя себя поглупевшим от усталости и борьбы с ней.

— Они тебе не сказали?

— Нет, патера.

Куда он хочет пойти? Он вспомнил мамин дом, широкие глубокие окна спальни, огуречник, растущий прямо за подоконниками.

— В мой мантейон, пожалуйста. На Солнечной улице. Ты знаешь, где это?

— Я знаю, где Солнечная улица, патера. Я найду ее.

Повозка, нагруженная древесиной, направлялась на рынок. Поплавок нырнул, свернул в сторону и обогнал ее. «Человек в повозке будет на рынке первым», — подумал Шелк; но какой смысл быть на рынке первым с дровами? Безусловно, там и так будет дерево, которое не продали накануне. Возможно, человек в повозке хочет купить что-то себе, когда избавится от груза.

— Будет еще один жаркий день, патера.

Да, конечно. Человек в повозке… Шелк повернулся, чтобы посмотреть на него, но он уже исчез; там был только мальчик, ведущий на поводу мула, нагруженный мул и маленький мальчик, которого он вообще не видел раньше. Человек в повозке хотел избежать жары. Он продаст то, что привез, и будет пить до сумерек в «Петухе» или в каком-нибудь таком же месте. Без сомнения, в самой прохладной таверне, какую сможет найти; он потратит большую часть денег, которые ему принесет древесина, и заснет на сидении своей повозки, когда будет медленно тащиться домой. Что, если и он, Шелк, сейчас спит на широком сидении, таком соблазнительно мягком? Разве не водитель, не этот старый, наполовину волшебный поплавок везет его туда, куда он в любом случае хотел пойти? Быть может, водитель ограбит его во время сна, найдет две карты Крови, золотой игломет Гиацинт и ту вещь, на которую он еще не осмелился посмотреть — он уже чувствовал, что это такое, пока сидел в разукрашенной комнате рядом с залом для приемов. Не ограбили ли его, уже? Мужчина с верхнего этажа, который спал на кресле около лестницы, уже вернулся домой, а он, вернется ли он домой, целый и невредимый? Должно быть, много людей спали в этом поплавке, мужчины, которые перепили.

Шелк почувствовал, что он сам перепил; он выпил оба бокала.

Кровь, безусловно, вор; он сам признался в этом. Но будет ли Кровь держать водителя, который грабит его гостей? Это казалось невероятным. Он, Шелк, может спокойно спать — и спать в безопасности, — если захочет. Но он очень голоден.

— Все в порядке, — сказал он.

— Патера?

— Езжай на Солнечную улицу. Оттуда я укажу тебе дорогу. Я ее знаю.

Водитель посмотрел через плечо, крепкий молодой человек с едва начавшей пробиваться бородой.

— Там, где она пересекает Торговую. Это подойдет, патера?

— Да. — Пока водитель смотрел, Шелк пощупал свой подбородок — шероховатый, небритый. — Прекрасно. — Он опять устроился поудобнее в мягком кресле, почти забыв о предмете под туникой, но решил не спать, пока не помоется, не поест и не выжмет все преимущества, которые можно получить из его нынешнего положения. Водителю не сказали, что он был пленником Крови; это ясно из всего, что тот говорил, и открывает возможность, которой может больше не представиться.

Но, на самом деле, он действительно больше не пленник. Его освободили, и не было никакой суматохи, когда Кровь и Мускус сажали его в поплавок. Теперь, нравится ему это или нет, он стал представителем Крови — торговым агентом, через которого Кровь будет получать деньги. Шелк взвесил термин в уме и решил, что он правильный. Когда он принес обеты, он полностью отдался богам; теперь его лояльность неотвратимо разделится, нравится ему это или нет. Он отдаст двадцать шесть тысяч карт (если ему действительно удастся добыть их) не богам, но Крови, хотя и будет действовать на благо богов. И безусловно, он станет агентом Крови в глазах Капитула и витка, если Капитул или виток узнают, что он собирается сделать.

Кровь сделал его своим агентом, создав эту ситуацию для собственной выгоды. (Шелк задумчиво потер щеку, опять почувствовав шероховатость только что выросшей бороды.) Ради личной выгоды Крови, как и следовало ожидать; но эти взаимоотношения, как и любые отношения, неразрывно связали их друг с другом. Он стал торговым агентом, нравится ему это или нет, но он стал торговым агентом Крови, нравится Крови это или нет. Он уже хорошо использовал эту связь, когда потребовал, чтобы Кровь вернул ему игломет Гиацинт. И на самом деле, Кровь признал это еще раньше, когда велел доктору Журавлю осматривать его в мантейоне.

В будущем эту связь тоже можно будет использовать.

Да, агент, но, без сомнения, не доверенный агент; быть может, Кровь собирается, получив свои двадцать шесть тысяч, убить его, если не найдет, как использовать в будущем; надо воспользоваться этой временной связью и приобрести какое-то влияние на Кровь прежде, чем все закончится. И это необходимо иметь в виду.

И еще есть водитель, который, без сомнения, знает много важного, но даже не подозревает об этом.

— Водитель, — позвал Шелк, — ты знаешь один дом на Ламповой улице? Желтый, как мне кажется, и кондитерская напротив.

— Еще бы, патера.

— Нельзя ли проехать мимо, пожалуйста? Не думаю, что он далеко от Солнечной улицы.

Водитель притормозил, пропуская торговца с вереницей мулов.

— Я не смогу подождать, патера, если ты собираешься пробыть внутри достаточно долго.

— Я вообще не собираюсь входить внутрь, — уверил его Шелк. — Я просто хочу посмотреть на него.

Глядя на освобождающуюся дорогу, водитель удовлетворенно кивнул:

— Тогда я буду счастлив сделать одолжение для тебя, патера. Никаких проблем.

Сельская местность текла мимо. «Ничего удивительного, — подумал Шелк, — что богачи предпочитают ездить в поплавках, когда расстояния слишком велики для носилок. А на ослах дорога занимает часы!»

— Приятно провел время, патера? Ты очень задержался.

— Нет, — сказал Шелк, а потом задумался: — В известном смысле неплохо, я полагаю. И безусловно, очень отлично от того, к чему я привык.

Водитель вежливо хихикнул.

— В некотором смысле я действительно хорошо провел время, — решил Шелк. — Некоторые эпизоды моего визита принесли мне огромное удовольствие, я должен честно в этом признаться.

Водитель опять кивнул:

— Но не все. Да, я знаю, что ты имеешь в виду.

— Моя точка зрения стала кроваво-красной из-за того, что я упал и повредил щиколотку. Жуткая боль и большое неудобство. Доктор Журавль любезно вправил кость и поставил этот гипс, бесплатно. Мне кажется, ты его знаешь. Твой хозяин сказал мне, что доктор Журавль работает на него уже четыре года.