– Тогда до завтра, – кивнул учитель, – жду полных сил и новых идей!
Ученики начали расходиться и Тору хотел последовать за ними, но Танака Иори попросил его задержаться.
– Акияма-кун, что-то было не так? Мне показалось, ты сильно нервничал.
– Нет-нет, Танака-сэнсэй! – поспешил ответить Тору. Находиться наедине с учителем было неуютно и, хотя Танака Иори всегда говорил с заботой и без осуждения, ему хотелось как можно скорее покинуть класс. – Всё было замечательно, и мне очень понравилось.
– Волноваться, впервые оказавшись среди новых ребят, нормально, – сказал Танака, – но беспокоиться не о чем. Видишь, Ямамото-кун оценил тебя по достоинству. Ему не так легко понравиться.
Ямамото-кун? Джуничи Ямамото? Третьегодка, чьё имя на слуху у большей части школы? Тору смутился, поняв, насколько был растерянным и невнимательным. Лицо Джуничи сразу показалось ему знакомым, но он до сих пор не мог понять, где и как встречался с ним раньше. Фото Ямамото Джуничи стояли в главном зале, чтобы служить примером для остальных учеников. Получить похвалу от такого человека было намного ценнее, чем от любого другого члена клуба. Однако что-то в словах Джуничи напрягало Тору. Он тряхнул головой, прогоняя лишние мысли. Сейчас за него говорила невозможность поверить в искреннюю похвалу. Если Танака-сэнсэй доверял Джуничи, значит, поводов для беспокойства не было. Учитель выглядел человеком, отлично разбирающимся в людях.
Тору пришёл домой в смешанных чувствах, но почему-то почувствовал себя свободнее. Будто нить, связывавшая его крылья, порвалась и позволила вспорхнуть над скучающими буднями.
Тору регулярно посещал литературный клуб и, хотя сначала это давалось ему тяжело, стал приходить туда с удовольствием. Заставлять себя общаться и действовать в коллективе было мучительно, но воодушевлённый похвалой Тору умело справлялся с задачами. В какой-то момент ему начало казаться, что судьба проявила милосердие, позволив ему осмелиться и начать реализовывать свои таланты. Деятельность клуба процветала, мероприятия проходили успешно, Тору чувствовал себя ценным и, что было для него особенно важно, получал одобрение Юмэ.
Тот часто обвинял его в излишней скромности и нерешительности, но теперь мог лишь одобрительно кивать, в глубине души наверняка гордясь другом.
Тору долго не решался открыться кому-то из новых знакомых, однако с учителем Танакой с лёгкостью нашёл общий язык. Они несколько раз ходили в пришкольное кафе, чтобы обсудить дела клуба и отдохнуть. Танака Иори – как оказалось, большой любитель мотти – делал всё возможное, чтобы позволить Тору чувствовать себя уютно в в новом кругу, и со временем у него получилось. Больше не приходилось молчать или заикаться, мучиться сомнениями и неуверенностью. Голос по-прежнему звучал тихо, но к нему прислушивались, посещение клуба перестало быть изощрённой пыткой и, если бы не многозначительные взгляды Ямамото Джуничи, каждый раз заставляющие вздрагивать и беспокоиться, Тору мог бы сказать, что ему нравится вкус его новой жизни.
Однако главным открытием, связанным с литературным клубом, была вовсе не открывшаяся страсть к общению и не возможность смотреть на Юмэ, как на равного. В один из дней, когда стихи складывались особенно гладко, Тору осознал, что нравится девушкам. Это не было плодом разыгравшегося воображения или слишком бурной подростковой фантазией: девушки действительно засматривались на него, хотя за спиной называли «объективно средним».
Мисаки Рин, второгодка из класса 2-С положила ему на стол конверт с лежавшей внутри запиской. Тору узнал её почерк и, заметив, как девушка посматривает на него в компании подруг, счёл её жест очередной насмешкой. Тору ничего не почувствовал. В детстве он не раз представлял своё первое свидание и первое признание в любви. Тору был уверен, что это будет настолько смущающе и неловко, что кровь пойдёт носом, а руки будут дрожать ещё несколько дней. Образ его будущей невесты никогда не виделся отчётливым, оставляя после себя лишь смутный силуэт – примерно так он видел Юмэ из-за матового стекла. Однако сейчас, когда детская фантазия получила возможность приблизиться к реальности, он не испытал и части представляемого трепета. Даже насмешка со стороны Рин не вызвала бы у него на душе ни единой волны. Тору подумал, что, должно быть, действительно умер. В его возрасте мальчики тайком листают журналы для взрослых, просматривают запрещённые сайты и приглашают девушек на вечерние прогулки. Большая часть их разговоров вне учебных тем сводится к женщинам и сексу. Подумав об этом, Тору почувствовал себя странно: почему Юмэ до сих пор не говорил с ним об отношениях, отделываясь лишь глупыми шутками? С ними в самом деле что-то было не так?
Конверт от Мисаки Рин Тору убрал в сумку, намереваясь решить его судьбу дома. Сейчас его гораздо больше беспокоило собственное будущее и выступающие линии вен учителя Танаки.
– Акияма-кун, – голос Джуничи заставил Тору поёжиться, – вы с Танакой-сэнсэем стали достаточно близки, верно?
Тору попытался расслышать в его словах угрозу, но не смог. Образ Джуничи вызывал тревогу, но в нём не за что было зацепиться. Какое разочарование вновь и вновь страдать от собственных мыслей!
– Нет, Ямамото-семпай, – отмахнулся Тору, желая поскорее закончить неприятный разговор, – учитель помогает мне по вопросам учёбы и литературы не больше, чем остальным.
– Да? – переспросил Джуничи. – А я с ним по кафе не ходил. И не думаю, что кто-то ходил.
– Мне жаль, – слова сами сорвались с языка, и Тору в следующую же секунду замер, задержав дыхание.
– Твой выбор, – пожал плечами Джуничи, – не зазнавайся раньше времени, Акияма-кун, – неожиданно мирно вздохнул он. Джуничи посмотрел на Тору с сожалением: так, что он сразу почувствовал себя униженным. – И будь, пожалуйста, осторожнее, даже с учителями. Как лидер клуба, я должен позаботиться о тебе.
Позаботиться? Это Джуничи собрался о нём заботиться? Что он имел в виду, прося быть осторожнее? Не мог же Джуничи завидовать тому, что учитель уделял Тору много внимания? Ямамото никогда не страдал от одиночества, его всегда окружали одноклассники и друзья. Разве могло ему не хватать чего-то настолько, чтобы говорить с таким незначительным, как Тору? Стоило ли спросить об этом учителя Танаку? Или он, почувствовав недоверие, станет относиться к нему с презрением?
Как бы хорошо ни складывались дела в реальном мире, попросить совета Тору мог только у Юмэ.
– Ты даже не представляешь, какими бывают люди, Акияма-кун, – однажды сказал учитель Танака.
К фразе, звучащей так обыденно и избито, Тору отнёсся без особого интереса. Писать стихи и прозу под руководством и наставлениями Танаки Иори было гораздо увлекательнее. Учитель почти всегда соглашался с его мнением, корректируя лишь оформление и подачу. Работы Тору стали набирать популярность, и их слава вскоре разнеслась среди многих крупнейших школ Токио.
Тору всё больше боготворил Танаку Иори: с каждым новым выступлением и проектом он проникался к учителю особенной нежностью. К Мисаки Рин присоединилось ещё несколько девушек – за месяцы у Тору скопилась стопка цветных конвертов, подарков и писем. Ему льстило женское внимание, оно окутывало теплом, сильно отличающимся от материнского. В их ласке не было тревоги и беспокойства, только странное и далёкое от понимания обожание, проливающееся на страницы чернилами и штрихами карандашей.
Ямамото Джуничи, признав успех члена своего клуба, говорил о нём с гордостью и больше не язвил по поводу близких отношений учителя и ученика. Его демонстративное спокойствие казалось Тору пугающим – он с настороженностью относился к любой попытке Джуничи заговорить с ним по рабочим вопросам. Однако ещё больше Тору переживал за то, что учитель Танака в любой момент мог предпочесть ему Ямамото Джуничи, более успешного, взрослого и решительного. Он следил за каждым взглядом Танаки Иори, боясь пропустить в нём момент угасания искры заинтересованности. Тору не хотел, чтобы учитель касался Джуничи, чтобы заботился о его проектах и успеваемости. Он привык быть единственным учеником, удостоившимся такого внимания, и теперь не мог отпустить прилипшую к коже роль.
