— Николай Фёдорович, как видите, Верховный удовлетворил вашу просьбу, — заметил Василевский. — Всё остальное зависит от вас и ваших дивизий. Так что кровь из носу, а приказ Верховного нужно выполнить с честью!
— Иного и быть не может! — необычно громко произнёс Ватутин...
«И я не подвёл Ставку, хотя, конечно, не обошлось без замечаний», — подумал он сейчас, ожидая, о чём снова заговорит Верховный. Тот как будто собирался с мыслями, потому что пауза затянулась. Наконец вновь зазвучал его глуховатый голос:
— Надо признать, товарищ Антонов, что Генштаб не сумел своевременно определить наличие у немцев большого количества танков, нацеленных нанести главный удар по войскам Воронежского фронта. — Сталин скосил глаза на генерала армии Антонова, который, как всегда в таких случаях, делал в своей рабочей тетради пометки с замечаниями Верховного. — И фронтовая разведка оказалась не на высоте. Хотелось, чтобы таких промахов у нас больше не было. Передайте эти мои замечания и маршалу Василевскому, когда он вернётся с фронта.
Антонов попытался объяснить, чем вызвана неточность данных разведки, но Верховный с лёгкой усмешкой на губах осадил его:
— У нас будет время обстоятельно поговорить о работе нашей разведки на Курском направлении.
— Вас понял, — только и обронил Антонов.
А Верховный вновь устремил взгляд на генерала армии Ватутина.
— Как вы оцениваете действия командарма 5-й гвардейской танковой генерала Ротмистрова? — неожиданно спросил он и, не дождавшись ответа командующего фронтом, продолжал: — Товарищ Антонов считает, что под Прохоровкой командарм должен был действовать более решительно. Слишком много танков он потерял в сражении. Что скажете вы?
Эти слова вызвали в душе Ватутина смятение, но он тут же заглушил его.
— Да-да, много танков потерял Ротмистров, — согласился Ватутин, хотя это согласие далось ему с болью. — И всё же у меня нет больших претензий к генералу Ротмистрову. Перед сражением его армия совершила марш-бросок на десятки километров, чтобы вовремя прибыть на место. По сути, она с ходу вступила в бой. Такое напряжение не все экипажи машин легко перенесли, иные не справились и поплатились за это. А что поделаешь, таков закон войны: не смог опередить врага — терпишь поражение! Но у Ротмистрова есть и такие экипажи, которые на Курской дуге уничтожили по пять, а то и больше гитлеровских танков. Это люди опытные, в боях научились метко бить из орудий по врагу.
— Говорят, что победителей не судят, — усмехнулся Сталин. — А битву в операции «Цитадель», которую так широко и хвастливо рекламировали генералы вермахта во главе с Гитлером, выиграли наши бойцы и командиры. Это главное!
У Ватутина мелькнула мысль: а что, если сейчас попросить Верховного вновь помочь фронту танками? Потерями он поинтересовался, а о том, что их нужно восполнить, ни слова. Командующий заколебался. Верховный заметил это.
— Товарищ Ватутин, вы что-то хотите спросить?
Смущение на лице генерала армии вмиг исчезло, и он сказал:
— Есть просьба, товарищ Сталин. Фронт нуждается в пополнениях танковыми резервами. Заявку в Генштаб мы послали, но как там решат, и мне знать неведомо.
— Дадим вам танки, — веско бросил Верховный. — Но надо стремиться лучше воевать и меньше терять боевые машины. Наш народ делает танки, себя не щадя, и мы обязаны ценить его героический труд. Кстати, у товарищей Рокоссовского и Конева меньше потерь в танках. Мотайте на ус, — шутливым тоном добавил Верховный.
— Слушаюсь! — слетело с губ командующего.
— Ну а теперь я хотел бы изложить задачи, которые поставлены перед Воронежским фронтом Ставкой. — Верховный приподнял брови. — Более подробно, товарищ Ватутин, вас введёт в курс дела генерал армии Антонов, когда вы пойдёте в Генеральный штаб. Я лишь заострю ваше внимание на узловых моментах наступательной операции, о которых говорил недавно с маршалом Жуковым... Кстати, он успел побывать у вас? — спросил Верховный.
— Да. За день до моего вылета в Ставку Георгий Константинович приезжал в наш штаб, и мы с ним обсудили ряд вопросов. Он передал ваше главное требование — наступать и наступать без передышки!
Верховный засмеялся, покачивая поседевшей головой.
— Что верно, то верно, — подтвердил он. — А вот как наступать — тут уж вам, товарищ Ватутин, все карты в руки. И соратникам вашим то же самое...
После беседы с Верховным у Ватутина появилось больше уверенности, что в предстоящих сражениях войска фронта вновь проявят себя. С этими мыслями Николай Фёдорович и летел обратно на фронт. Сидя в «Дугласе», он прежде всего вспомнил о генерале Ротмистрове. Вот уж кто обрадуется танковым резервам, если Верховный исполнит своё обещание!
«Надо позвонить Павлу Алексеевичу», — решил Ватутин, едва самолёт совершил посадку. На полевом аэродроме его встретил член Военного совета генерал Хрущёв. Был он в настроении, широко улыбался, отчего его полное лицо дышало свежестью.
— Как съездил, Николай Фёдорович? — спросил он, пожимая Ватутину руку.
— Удачно, Никита Сергеевич, — улыбнулся и командующий. — Ставка даёт нам танки, а это главное.
— Упрёков Иосиф не бросил?
— Чуток было, но терпеть можно. А в общем фронтом Ставка довольна.
До штаба добрались быстро. Едва Николай Фёдорович вышел из машины, как ему отдал рапорт начальник штаба генерал Иванов.
— Товарищ командующий, за ваше отсутствие на фронте существенных изменений или каких-либо чрезвычайных случаев не произошло!
Ватутин взял его под руку, и оба направились в штаб.
— Что-нибудь удалось осуществить? — спросил его Иванов.
— Удалось, и немало... Часик отдохну с дороги, потом соберёмся, и я поведаю вам, как и что было в Ставке. Очень много интересного услышали мы с генералом армии Антоновым от Верховного. А сейчас я хочу поговорить с генералом Ротмистровым. Не знаешь, он на КП или где-то у танкистов?
— У себя, я час тому назад говорил с ним, — ответил Иванов.
Усевшись за стол, Николай Фёдорович позвонил командарму и тут же услышал его басовитый голос:
— Слушаю вас, товарищ Фёдоров!
Уточнив обстановку на занимаемых армией рубежах, Ватутин сообщил, что час тому назад он вернулся из Москвы, где в Ставке его принимал Верховный главнокомандующий. Ответив на его вопросы, касающиеся ситуации на фронте, а также подготовки войск к наступлению, он попросил Верховного помочь танками.
— И знаешь, что он сказал? — спросил в трубку Ватутин и сам же ответил: — «Дадим вам танки!» — вот его слова. Так что поимей в виду, Павел Алексеевич. Не знаю, как ты, а я чертовски рад, что Верховный вошёл в наше положение.
— А как теперь быть с нашей заявкой? — поинтересовался Ротмистров, заметно обеспокоившись.
— Я доложил Верховному о ней, он в курсе дела.
Ротмистров был несказанно рад этому сообщению командующего и, не скрывая вдруг охвативших его чувств, громко произнёс в трубку:
— Ну, теперь мы дадим фашистам жару!.. — И тут же спохватился: — Военный совет в штабе фронта состоится? Или в связи с поездкой в Ставку вы решили его перенести?
Командующий коротко изрёк:
— Военный совет фронта состоится в 14.00 по московскому времени. Вам, Павел Алексеевич, нужно быть обязательно. Ваша танковая армия едва ли не главная скрипка на Воронежском фронте. Полагаю, что вам тоже есть о чём поведать на Военном совете, так что ждём вас.
— Мне только что сообщили, что к нам едет член Военного совета генерал Хрущёв, — сказал Ротмистров. — Не знаете, какова цель его поездки?
— Должно быть, хочет побеседовать с вами перед Военным советом, но мне он не докладывал, — ответил Ватутин. — Полагаю, что Никита Сергеевич как опытнейший политработник найдёт в вашей армии... — на секунду командующий умолк, — слабые места. Не забыл народную пословицу? Где тонко, там и рвётся...
— Спасибо, что напомнили, — промолвил командарм.
День угасал. В небе уже загорелись первые звёзды. На память Ватутину пришли чьи-то поэтические слова: «Звёзды гаснут на рассвете...» Но до рассвета ещё ох как далеко! А сумерки сгущались. Темнота расплескалась вокруг, окутывала всё окрест. Далеко в поле, где в окопах находились бойцы, было тихо и мирно. Но Николай Фёдорович знал, что на днях над этим полем поднимется свинцовый ураган, и в этом урагане надо выстоять, надо победить врага!.. Его мысли нарушил адъютант: