— Я стирал гимнастёрку, — невесело ответил старшина. — В грязи вымазался... Да и у тебя гимнастёрка не первой свежести. Чтобы к вечеру постирал, ясно?

— Если нас фрицы не атакуют, — бодро произнёс Рябов и тут же перевёл разговор на другое. Он сообщил, что вчера вечером, когда Шпак был в штабе полка, сюда приходила медсестра Мария Ивановна. — Вас спрашивала, Василий Иванович, я сказал ей, где вы, и она расстроилась. Оказалось, раненый капитан Кольцов попросил её передать вам его просьбу прийти к нему. А вот зачем — не сказала. — Заряжающий с минуту помолчал и вновь заговорил, но уже тише: — Что-то медичка зачастила к вам, товарищ старшина, то одно у неё, то другое, а сама на вас глаза пялит без стыда и совести...

— Разговорчики, Рябов! — осадил его Шпак, но потом мягко, с улыбкой на уставшем лице добавил: — Ты, вижу, совсем не уважаешь бабскую красоту. А то, что медсестра красива, спору нет, и, видно, тебя это почему-то злит, а? Вот если в бою тебя зацепит осколок или пуля, кто окажет первую помощь? Та же Мария Ивановна. Она Кольцова, нашего командира батареи, едва он был ранен, перевязала и отвезла в санчасть. Может, потому и жив он остался. Эх ты, красавец! Соображать надо!..

— Да я ничего против Марии Ивановны не имею, — зарделся Рябов.

Шпак перекурил в ровике[16] и хотел было послать Рябова на передвижную кухню получить для расчёта завтрак, как у него на столике заголосил полевой телефон. Шпак рывком снял трубку:

— Первое орудие слушает!

В телефонной трубке послышалось ворчание, и чей-то голос насмешливо возразил:

— Орудие слушает? Странно, однако. Что за чушь? Доложите, как положено по уставу!

Теперь Шпак узнал командира полка Карпова и поспешил поправиться:

— Командир первого орудия старшина Шпак слушает вас!

— Вот это другое дело. Совсем разболтались... Говорит командир полка. У вас там нет командира первого дивизиона? Нет?.. А как ночь прошла?

— Пока тихо...

Полковник предупредил, что дальние посты воздушного наблюдения засекли немецкие танки.

— Как бы они не зашли в тыл батарее. Раньше времени огня по ним не открывать, чтобы не дать себя обнаружить, да и снаряды надо беречь. После воздушного налёта и бомбёжки, если таковая состоится, немцы бросят в бой танки. Это их обычный приём. Так что как бы не пришлось вам выдержать поединок с танками. — Голос у командира полка был спокойный, и Шпак понял, что раздражение у него прошло. От этой мысли у старшины полегчало на душе. — Опыт борьбы с танками у вас, Василий Иванович, есть, так что помогите Кошкину, если что...

— По-иному и быть не может, товарищ полковник.

— Вы в санчасти были — как там мой земляк капитан Кольцов? — неожиданно спросил Карпов, и в его напряжённом голосе появились металлические ноты. — Я туда звонил, но лечащего врача не застал, а дежурная сестра заявила: «Плох ваш Кольцов». Толком мне ничего не объяснила. А от вас информацию я не получил, хотя просил вас дать мне знать.

— Виноват, Игорь Михайлович, замотался, то одно, то другое... — с горечью промолвил Шпак. — У Кольцова мы были с командиром дивизиона, переговорили с его лечащим врачом. Ранение у него тяжёлое — осколок застрял в правом лёгком. Начальник полковой санчасти решил отправить его в госпиталь на операцию: в санбате молодые хирурги. Вернулся я на батарею поздно, вы уже отдыхали, и я не стал вас беспокоить.

— Так Кольцова отвезли в госпиталь? — не понял командир полка.

— Собираются сделать это завтра с утра, если оттуда вернётся санитарная машина.

— Не везёт нам, Василий Иванович, — грустно проворчал в трубке голос полковника. — Что ж, будем назначать командиром батареи старшего лейтенанта Фёдора Кошкина. Приказ сегодня будет подписан. Я о чём хочу вас попросить? Кошкин офицер молодой, и ему нужно помочь в работе. Вы в батарее самый опытный, ветеран, вам есть что ему передать.

— Это дело поправимое, — ответил старшина Шпак.

— У меня за Кошкина душа болит, он, как и я, из Саратова, и я хочу, чтобы Кошкин был всем артиллеристам примером в бою. Кстати, он очень тепло отзывался о вас, Василий Иванович, и мне приятно было это слышать.

— На войне, товарищ полковник, как я понимаю, один главный закон — выстоять! — сказал Шпак. — Вот я и стараюсь это делать.

— Мыслишь правильно, старшина, — одобрительно промолвил полковник.

Стая «юнкерсов», преодолев заградительный огонь зенитчиков, прошла стороной и стала бомбить войска соседней стрелковой дивизии, а на батарею в этот раз не упало ни одной бомбы, чему старшина Шпак был рад. Он побывал в других расчётах, побеседовал с кем надо было, особенно с молодыми артиллеристами, которые ещё «не нюхали пороха». Вернулся в свой расчёт старшина с новостями: разведчики полка донесли, что враг готовит танковую атаку.

— Ну что, братцы, ежели фрицы осмелятся атаковать нас, мы им спуску не дадим! — произнёс Шпак.

Он проверил свой расчёт — люди находились у орудия, готовя всё необходимое для успешного поединка.

Солнце поднялось уже высоко, было жарко, но бойцы внимательно следили за раскинувшимся перед ними полем. Старшина Шпак, перекурив, прилёг грудью на бруствер, взглянул в бинокль на поле, заросшее густой травой и колючим шиповником. Кажется, он увидел немецкие танки, отчего-то забилось сердце, хотя испуга он не ощущал.

Тёмно-серые с чёрной свастикой на броне, танки ползли, как огромные черепахи. В бинокль старшина разглядел, что на впереди идущем танке открыт верхний люк, в котором торчала голова немца в чёрном комбинезоне. «Наверное, какой-то чин, — решил Шпак, — но почему-то у него нет бинокля, стало быть, меня он не видит...» Батарея находилась на стыке наших двух стрелковых дивизий, и по этому участку немцы наверняка нанесли бы удар, попытались бы прорвать нашу оборону.

«Жаркая будет схватка», — с огорчением подумал старшина. Он прошёл к ровику, где была замаскирована пушка, к ней расчёт бойцов подносил снаряды. Был тут и рядовой Буряк.

— А ты чего, Сергей, не своим делом занимаешься? — суровым тоном спросил Шпак. — А где Рябов? Я что-то его не вижу.

— Ушёл в санчасть.

— А что с ним? — насторожился старшина.

— Вчера что-то съел и, должно быть, отравился. Всю ночь не спал.

— Нашёл время лечиться, — проворчал Шпак.

В эту минуту из дальнего окопа, где находились пехотинцы, раздался громкий крик:

— Танки! Сюда идут немецкие танки!..

Чей это был голос, Шпак не узнал, но голос был тревожный, слегка растерянный, хотя танки были ещё далеко. Но Шпак вмиг сообразил, что это очень опасно. Сам он уже имел с танками дело в боях под Москвой в сорок первом. Особенно тяжело ему досталось в сражении под Сталинградом, где впервые из своего орудия он прямым попаданием подавил «тигра» — снаряд угодил ему в железные гусеницы и разорвал их на две части. Танк завертелся на месте, выставив вперёд длинный хобот орудия.

— Молодец, Шпак! — крикнул тогда во всю глотку командир батареи. — Добей «тигра», не то он может пальнуть по нам!

— Заряжай! — скомандовал старшина.

Но сказать что-либо ещё он не успел: «тигр» на минуту замер на месте, потом выстрелил из орудия. Снаряд разорвался метрах в пяти от пушки, вздыбив комья земли с травой. Горячий воздух пахнул Шпаку в лицо, и он упал на землю оглушённый. К нему подскочил наводчик.

— Вы ранены, товарищ старшина?

Казалось, Шпак его не слышал. Он крикнул наводчику, чтобы тот навёл орудие на подбитый «тигр».

— Огонь бронебойным! Чего медлишь?

Заряжающий ловко послал снаряд в орудие и так же ловко закрыл замок. Снаряд попал в бок «тигру», и клубы огня взметнулись кверху. Теперь танк не мог двигаться, он горел, выпуская чёрный ядовитый дым.

«Я мог тогда погибнуть. Рядом со мной стоял заряжающий, его сразил осколок, а мне хоть бы что!.. — подумал сейчас Шпак. — Значит, не судьба...»

Раздумья старшины прервал ефрейтор Рябов, вернувшийся из санчасти. Он прыгнул в ровик, подскочил к орудию и ловко открыл замок.