Прошло некоторое время после всех этих событий, и начальник Генерального штаба сухопутных войск генерал Цейтцлер спросил Манштейна, как он теперь относится к проведению операции «Цитадель», может быть, после обсуждения этого вопроса в ставке фюрера фельдмаршал изменил своё мнение? Но Манштейн с присущей ему педантичностью ответил:

— Операция «Цитадель» была бы целесообразна, если бы на ближайшее время, то есть до осени 1943 года, мы отказались от снятия каких-либо сил с Восточного фронта. — Помолчав, фельдмаршал добавил: — Важно учитывать и такой фактор, как поведение западных держав. Если они не начнут до осени большие операции по высадке морского десанта, то «Цитадель» возможна; равным образом она будет возможна, если допустить, что западные державы где-либо высадятся и потом будут разбиты, но только в том случае, если их вынудят оставить свой плацдарм.

«Сказал бы Манштейн, что он против проведения операции «Цитадель», — выругался в душе генерал Цейтцлер. — Так нет же, поставил ряд условий». И тут начальник Генерального штаба не выдержал, спросил:

— Что же мне доложить Гитлеру? Я так и не понял, вы «за» или «против»?

Манштейн усмехнулся, отчего на его широком лбу сбежались морщины. Кажется, в душе он рассердился на генерала Цейтцлера, потому что сухо ответил:

— Скажите фюреру всё то, что вы услышали от меня. — Поразмыслив, он добавил: — Впрочем, я могу это сделать и сам. Раньше я убеждал фюрера, чтобы эту операцию начать как можно скорее, но он этого не сделал, хотя обещал. А что дальше будет — Гитлеру решать. Он мне ничего не говорил на этот счёт, и я теряюсь в догадках.

— Мне тоже не всё понятно... — обронил генерал Цейтцлер.

Но вскоре Манштейн понял, что Гитлер игнорирует его мнение, но не знал, чем это было вызвано. Генерал Гудериан, хорошо изучивший обоих, отмечал, что «Гитлер был не в состоянии терпеть близко около себя такую способную военную личность, как Манштейн. Оба были слишком разными натурами: с одной стороны — своевольный Гитлер со своим военным дилетантством, таинством и неукротимой фантазией, с другой — Манштейн со своими выдающимися военными способностями и с закалкой, полученной в Генеральном штабе, трезвыми и хладнокровными суждениями — наш самый лучший оперативный ум». Позднее, когда Гудериан возглавил Генеральный штаб сухопутных войск, он неоднократно предлагал Гитлеру назначить Манштейна начальником Главного штаба вооружённых сил вместо Кейтеля, но каждый раз это отвергалось. «Конечно, Кейтель был удобен для Гитлера, — отмечал генерал Гудериан, — он пытался по глазам Гитлера читать его мысли и выполнять их, прежде чем последний выскажет их. Манштейн был неудобен: у него было своё мнение, которое он открыто высказывал. В конце концов Гитлер заявил на мои предложения: «Манштейн, возможно, и является самым лучшим умом, рождённым Генеральным штабом, но он может оперировать только свежими, хорошими дивизиями, а не развалинами, которыми мы сегодня только и располагаем. Так как я не могу дать сегодня ни одного свежего, способного к действиям соединения, назначение его не имеет смысла».

В середине мая, однако, операцию «Цитадель» Гитлер не начал. Поэтому Манштейн хотел было возвратиться в свой штаб, но неожиданно к нему прибыл начальник штаба группы армий «Юг» генерал Буссе. Он был взволновал и поначалу не знал, как передать фельдмаршалу приказ Гитлера. Наконец он пришёл в себя и заявил:

— Нас обоих вызывают в Мюнхен в ставку Гитлера на совещание.

Манштейн насторожился.

— Что случилось? — спросил он своего подопечного. — Да и о чём в ставке пойдёт речь?

— Всё о том же — об операции «Цитадель», — мрачным тоном произнёс генерал Буссе.

— Наверное, фюрер решил снова перенести сроки начала операции, если она в мае не началась, — грустно вздохнул Манштейн.

— Возможно и такое, — согласился генерал Буссе.

На совещание с Гитлером были вызваны также командующий группой армий «Центр» фельдмаршал фон Клюге, главный инспектор танковых войск генерал-полковник Гудериан и начальник Генерального штаба Военно-воздушных сил Германии генерал-полковник Ешоннек. Доклад фюрер поручил сделать генерал-полковнику Моделю, который, по словам Манштейна, пользовался особым доверием Гитлера после того, как отличился в кампаниях 1941-1942 годов сначала в качестве командира танкового корпуса, затем командующего 9-й армией во время тяжёлых оборонительных боёв группы армий «Центр».

Генерал-полковник Модель, который должен был руководить операцией «Цитадель» на северном фланге, представил Гитлеру доклад об обстановке на своём участке фронта и о своих планах в связи с этим. Модель, отмечал Манштейн, не во всем был согласен с Гитлером и в этом своём докладе чётко указал на трудности, с которыми столкнётся наступление в связи с необходимостью преодолеть сильно укреплённую систему обороны русских.

— Мой фюрер, я солдат в вашем духе и не боюсь умереть в бою, если придётся, — сказал Модель твёрдым голосом. — Но я не сумасшедший, чтобы подставлять свою голову врагу...

— Короче, Вальтер! — грубо прервал его Гитлер. — Говори, чего ты хочешь?

Модель заметно смутился, лицо его пошло красными пятнами. Фельдмаршал фон Клюге тронул его за китель: мол, давай, говори, пока фюрер не вышел из себя.

— Я ценю тебя, Вальтер, — продолжал Гитлер, смягчив свой тугой и ворчливый голос, — твоё мужество и готовность умереть на поле боя за наши идеи. Но ты мне нужен живой. Только не пугай всех нас крепостью русской обороны. Наши танки ударят по ней, и она вся обрушится.

— Мой фюрер, мои разведчики добыли сведения о том, что оборона у русских глубокоэшелонированная, противотанковая и противопехотная, с большим количеством промежуточных рубежей и отсечных позиций. Такой обороны у русских не было даже под Москвой, и всё же они там выиграли. Мой фюрер! — вдохновенно продолжал Модель. — Я не хочу, чтобы нас постигла неудача на Курской дуге, поэтому прошу вас усилить танками мою 9-ю армию, которой поручено осуществить глубокий прорыв в обороне красных...

Гитлер с озабоченным лицом слушал генерал-полковника Модели и больше его не прерывал. «Доклад Модели явно произвёл сильное впечатление на Гитлера, — позднее отмечал фельдмаршал Манштейн. — Он стал опасаться, что наше наступление не будет проведено быстро или, по крайней мере, так быстро, чтобы успешно осуществить окружение крупных сил противника».

После этого доклада Гитлер признал необходимость усилить свои танковые части. Он заверил генералов и фельдмаршалов, что к 10 июня перебросит в район Курского выступа значительное количество танков типа «тигр» и «пантера», штурмовых орудий, а также батальон сверхтяжёлых танков типа «фердинанд».

— Я хочу знать, — хрипловатым голосом произносил Гитлер, — что думают оба командующих (фельдмаршалы фон Клюге и Манштейн. — Ред.) относительно отсрочки операции «Цитадель»?

С места вскочил фельдмаршал фон Клюге.

— Я против, мой фюрер, — сказал он тихо, но твёрдо. — Отсрочка войска не мобилизует, а расхолаживает. Это на пользу нашему противнику.

— Мой фюрер, я тоже против, — поднялся фельдмаршал Манштейн. — Говорил я не раз о том, что операцию «Цитадель» надо начинать как можно скорее, пока русские не пришли в себя после поражения их войск под Харьковом. Промедление наше даёт большевикам возможность ещё сильнее укрепить Курскую дугу.

Это их мнение поддержал и начальник Генерального штаба Цейтцлер. А фельдмаршал фон Клюге добавил, что данные генерала Моделя о том, что глубина оборонительных позиций русских достигает 20 километров, преувеличена.

— Мой фюрер, я видел эти аэрофотосъёмки, — сказал фон Клюге. — По-моему, самолёт-разведчик заснял развалившиеся от прежних боёв окопы.

— А я верю, что наш лётчик сфотографировал часть глубокоэшелонированной обороны русских, — неистово возразил генерал Модель. — Я строил свой доклад, господа, не на песке, а на разведданных, коим полностью доверяю. Хочу ещё раз повторить, что при отсрочке начала операции «Цитадель» мы упустим инициативу.