— А что если из-за ее смерти отец и напал на твой народ? — озвучиваю я вопрос, все это время витавший в воздухе. И разворачиваю наконец сверток из дорогого красного шелка — он лежал внутри вместе с письмами. Внутри оказывается хрустальная, очень тонко сделанная вещица — цветок на длинном стебле. Никогда бы не подумал, что отец мог быть таким сентиментальным. А подобного рода вещи, письма, то, как он бережно это хранил — вовсе не вязалось с образом того человека, каким он был.
— А я ведь её толком даже не помню, — голос Вельмы до сих пор звучит несколько пусто и потерянно, — И уж точно не помню твоего отца рядом с ней.
— Может, она жила здесь еще до твоего рождения…
— Не совсем. Мама говорила, что в ту ночь, когда умирала тетя, я сама чуть не умерла. Мол, камень, лишившись хранителя, экстренно искал замену.
— Не ясно, отчего она погибла… Вероятно, мне все же придется дочитать письма до конца. А я еще мне стоит отправиться в темницу. Кажется, в ней огут быть те, кто находится там еще со времен войны. Если нам повезет.
— Ты же говорил, что выпустил всех эльфов? Мол, в живых оставался лишь повар и моя няня.
Заметив, как Вельма проявляет интерес к тому, что я держу в руках, я передаю хрустальный цветок ей. Для меня он не представляет абсолютно никакой ценности. Да и ни для кого ныне живущих, наверное, тоже. Разве что Айва опять таки может что-то знать на этот счет.
— Отец писал что-то о тех, кого он держал в тюрьме здесь... Он убил не всех эльфов, судя по всему. И, похоже, те, кого он сослал на границу Черного леса, были им подобным образом… Помилованы. Я слышал об этом от стражников, но не поверил тогда. Но сейчас это приобретает смысл, учитывая, что в королевских темницах в замке до сих пор кто-то может страдать.
Я изо всех сил сдерживаю эмоции, но моя злоба на отца все же грозит найти выход. А потому я жестом указываю невесте на дверь, собираясь направиться к выходу, прихватывая с собой шкатулку. Меньше всего на свете мне хочется встречаться с эльфами, которых пытал прежний король и держал в темнице, не позволяя даже умереть… Но, похоже, придется.
— Все же хорошо, что я тогда спаслась из замка, — тихо произносит Вельма, когда мы возвращаемся в наши покои, — Не хотелось бы остаться здесь и провести свои последние дни в тюрьме.
Когда принцесса об этом говорит вслух, это становится для меня очередным напоминанием того, насколько все могло сложиться иначе. Отчего-то подобные мысли причиняют мне боль до сих пор, и с этим ничего нельзя поделать. Да и еще к этому добавляются постоянные переживания, что я все еще могу потерять Вельму из-за этого чертового эльфийского камня Жизни. Притянув девушку к себе, я заключаю ее в крепкие объятия.
Отчего-то мне думается, что если бы она все же погибла, а я был на месте отца, я бы тоже был, мягко говоря, разгневан. Целое королевство я уничтожать бы, конечно, не стал… Но головы всех виновных точно бы полетели с плеч.
Впрочем, думать о таком пока рано. Я все еще уверен, что сумею найти способ разобраться с камнем.
— Не хотелось бы думать о той жизни, что ждала бы меня, если б я тебя так и не встретил, — неожиданно для самого себя говорю я. Неожиданно именно из-за того, что мне, как правило, совсем не свойственны подобного рода признания.
И, вопреки моим ожиданиям, Вельма начинает отчего-то хихикать.
— Стоит отдать мне должное, я и впрямь старалась хорошенько спрятаться от вашей семьи, — с этими словами она поднимает на меня взгляд, а я растворяюсь в нежности, что исходит от нее. Для этого мне не нужно чувствовать запах эмоций эльфийки — ее лицо, его выражение говорят сами за себя. И то, как она ласково оглаживает пальцами мою щеку, заставляя замереть что-то внутри.
— А еще ты гораздо красивей, чем твой отец.
Тут уже мне настает пора прыснуть от слов Вельмы. Хотя бы потому что у нее весьма…забавные понятия о привлекательности мужчин. Впрочем, она вообще мыслит не так, как остальные. Я уверен, что даже среди эльфов она отличалась бы от них от всех. Не то что бы я не был согласен с утверждением принцессы… Попросту мне всю жизнь было на такое все равно. У альвов в языке даже нет слова “красивый” в мужском роде. Только “красивая”, относящееся к женщине. Но вот если бы моя невеста сказала, что я куда умнее, чем мой отец… Пожалуй, это было бы самым приятным комплиментом за всю мою жизнь. Впрочем, она же не знала Леона.
— Да? Ты же его не видела, — озвучиваю я свою мысль вслух, усмехаясь.
К слову, для меня не свойственно даже вот так подначивать собеседника в ответ, как сейчас, однако, я все же это делаю.
— Вообще-то…видела. Однажды, — отвечает Вельма, помрачнев на мгновение, но тут же веселые искорки возвращаются в ее взгляд, — А еще в кабинете висел его портрет. Или ты смотрел только на мою тетку? Опять грудастыми эльфийками интересуешься, да?
Мне впору закатить глаза. Снова она за свое.
— Ты красивей всех женщин, что я видел в своей жизни, и это чистая правда, — говорю я совершенно серьезно. — Пусть их и было не много. Я думаю, ты была бы красивее и тех, что я не видел.
Да уж, Кай. Мастер на красивые комплименты, что уж там. Вельма, кажется, вполне может обидеться и на такое. С женщинами в принципе нужно быть обходительным, а уж с ней — тем более. И меньше полагаться на привычку говорить сходу все, что приходит на ум.
Но принцесса снова поступает не так, как я ожидаю, потому как вдруг улыбается и легонько дергает меня за ухо.
— Единственный ваш недостаток… Как же вы, альвы, без острых ушей? Хотя, знаешь, пока я пряталась у людей, именно они были моей основной проблемой. Слишком уж внимание привлекают. И выдают происхождение…
Я невольно улыбаюсь и склоняюсь к Вельме, чтобы поцеловать.
***
Откровенно говоря, в темницу я никогда не спускался. И при моем правлении сюда было отправлено очень мало людей и альвов. В основном заговорщики сразу отправлялись на казнь, но некоторых из них я помиловал и они находились здесь. Я вообще не думал, что кто-то здесь оставался в живых после смерти отца. Но, к моему удивлению, когда я спросил об этом человека, который был главным здесь, он подтвердил, что несколько пленников содержались здесь при особых условиях еще по приказу моего отца, а раз отдельных распоряжений не поступало, их продолжали здесь держать. Он был весьма удивлен тому, что я явился сюда лично. Да еще и с королевой. Но проводить нас согласился беспрекословно.
— Ты точно хочешь идти со мной? — спросил я Вельму, понимая, что для нее это может быть огромным стрессом. Я бы на ее месте не хотел бы видеть тех, кого она, возможно, когда-то знала… И даже не представлял, что мы можем увидеть. "Особые условия содержания" и мой отец — все это в моем воображении складывалось в очень, очень страшную картину.
Прижимая ладони к едва-едва начавшему округляться животу, Вельма ответила не без страха в голосе:
— Я хочу посмотреть, но мне страшно, что из-за того, как содержатся пленники, камень может начать барахлить…
— “Барахлить”? — тут же обеспокоился я.
— Нет, не переживай, если мне станет плохо, я просто выйду, — я вижу, как эльфийка старается улыбнуться, чтобы приободрить нас обоих, но ей это дается так же тяжело, как и мне.
Я знаю, что Вельма достаточно сильная женщина, и ко многому относится иначе, чем я, куда более спокойно, особенно ко всему, что касается камня. Хоть я и стараюсь этого не показывать, я, разумеется, переживаю на этот счет каждый день, хоть и дал невесте слово со всем разобраться, да и вообще продолжал верить, что в итоге все будет хорошо. Да и сейчас — кажется, эти темницы и возможные встречи с узниками пугают Вельму еще меньше, чем меня. Я не то чтобы боюсь... Но абсолютно точно знаю, что буду думать об увиденном еще долгое время. О том, каким же все-таки ужасным человеком был мой отец. И те, с кем мы собираемся встретиться, будут еще одним лишним тому подтверждением.
Естественно, внутрь камеры мы заходить не собирались, ее даже открывать не стали. Я отослал стражника прочь, понимая, что то, о чем мы будем говорить, должно держаться в строгом секрете. Пленник выглядел ужасно — эльфы не стареют сами по себе, да и искалечить их трудно, но этот выглядел так, словно уже давно должен был отправиться на тот свет. Абсолютно безволосый, слепой, в жутких лохмотьях и, вероятно, обезумевший — как я предполагал. Но он совершенно точно был эльфом — уши выделялись на его лысой голове сейчас особенно сильно.
