— Прочти его, — тихо просит Вельма.

— Я не могу, — честно отвечаю я.

Для меня это и впрямь будет очень и очень сложно. Те строки, что успели попасться мне на глаза... Я не хочу представлять себе отца с какой-то женщиной. Тем более — эльфийкой. Это слишком несправедливо и обидно, ведь он всю жизнь говорил мне о том, какие эльфы коварные и подлые существа, а оказывается… Что он был когда-то с одной из них. А после — все равно их всех убил, уничтожив целый народ. Он мог бы и Вельму убить, если бы смог найти… О, до чего же прекрасно, что я не стал помогать ему в его поисках.

— Тогда позволь мне… Я прочту вслух, — подхватив изящным жестом пергамент, Вельма внимательным взглядом скользит по строчкам.

Письма

1

Я даже не знаю, получишь ли ты это письмо.

Наверное, стоит поприветствовать тебя. Но от этих условностей становится лишь больнее, так что к черту их. Я даже не буду спрашивать, как ты там, потому что не знаю, придет ли мне ответ, а если и придет — о таком счастье я пока и мечтать не смею — то я слишком боюсь узнать, что у меня ничего не вышло. То есть, что ты по-прежнему заперта где-то в башне, сидишь на воде и хлебе и за тобой вечно ходит тот противный уродливый остроухий кретин.

Не в обиду твоей остроухости, конечно.

Я ненавижу снег. Не мечтай его увидеть, он того не стоит. Здесь так холодно, что вне стен замка приходится носить меха и шапки. Это жутко неудобно, знаешь ли. В твоей стране я обходился одними лишь штанами и рубахой, и это было счастливейшее время в моей жизни. Понятное дело, не только из-за этого факта. Кстати, об этом... Боги, мне так больно думать об этом, и теперь, когда я пишу, оставшись наедине со своими мыслями о тебе и о том, что было, это еще больнее. Вот ответь мне, что это было? Как один день может настолько изменить кого-то? Всю целую жизнь? Извини, если пишу с ошибками, кстати, никогда не был силен в языках и правописании, как-то изначально не сложилось.. Знаешь, у альвов есть предание. Что наш народ был выкован из горной руды и скреплен магией льда, и что мы в принципе не способны любить. Боги запретили альвам любить, чтобы лед не согрелся, а горная руда, из которой мы выкованы, не расплавилась и не опалила все на своем пути. Гора может стоять незыблемо, но если что-то сдвинется внутри, она превращается в вулкан и сжигает целые города своей лавой. Таковы альвы. Я не умею, конечно, красноречиво передавать предания, но как смог и как есть, написал. Нам нельзя любить. Мы сходим с ума, и я, кажется, тоже начинаю сходить, одержимый желанием сжечь этот мир дотла, лишь бы не жить в нем вдали от тебя.

Звучит ужасно. Я не буду перечитывать это письмо, дабы не стыдиться самого себя перед самим собой. Жуткая тавтология...

Мы ведь даже ничего не успели узнать друг о друге. Я лишь знаю, что ты любишь мясо, вино, ты эльфийская чародейка и что ты самая прекрасная женщина в этом мире. Я не шучу. Я же... Позор своего народа, меня с детства обвиняли в том, что я нарушаю их правила и устои, а я наоборот этим горжусь. Кто-то же должен это делать — ломать старое и строить новое. Я люблю охотиться. Люблю ездить верхом. Даже не знаю, что еще написать... До недавнего времени, мне казалось, любил бегать за девчонками в своем замке, но теперь я их вовсе видеть не могу. Что-то сломалось, да уж... Не верил раньше, что мужчины умеют вот так отдавать свое сердце одной женщине. Всегда считал, что это женский удел — любить, быть кроткими и смиренными, подобно самкам горных львов, в то время как самцы должны найти как можно больше самок, чтобы обеспечить больше потомства, и все такое... Я думал, что у разумных существ так же. Или это я такой неправильный лев. Какая, впрочем, разница. Наверное, все эти рассуждения звучат ужасно, но мне плевать. Ты же все равно знаешь, что я дурак и люблю поговорить на отвлеченные темы. Ах да, если ты не успела заметить, заставить меня замолчать очень сложно. За это меня тоже часто ругали в детстве. Благо, сейчас я вырос и уже никто не смеет меня ругать или отчитывать. Разве что кроме отца... Но и он знает, что себе дороже, пытаться со мной спорить.

Я, наверное, сойду с ума, так и не узнав даже, получила ты мое письмо или нет. Это странно ведь — твоя сестра сама подошла ко мне и подала эту идею. Намекнула, что передаст мое письмо тебе. Очень надеюсь, что это так, и что оно не ляжет на стол к твоему отцу или к этим противным советникам. А даже если и так и вы, уроды, читаете это письмо — знайте, я вас ненавижу всем сердцем, так же горячо и сильно, как и люблю вашу дочь, Карей, и однажды я вернусь за ней, и тогда молите всех богов о пощаде, если вдруг надумаете встать у меня на пути.

Карей, я ведь даже ни разу тебя не спросил, хочешь ли ты сама этого. Впрочем, что за глупости. Я же видел сам. Мне не нужно лишних слов.

Пожалуй, мне не нужно даже ответа от тебя. Только бы знать, что мое письмо было получено тобой. Что ты знаешь теперь, что все это было не мимолетным увлечением с моей стороны, а тем, что заставило сдвинуть каменную гору с места и высвободить магму из жерла вулкана. Пожалуйста, знай это. Знай, что свела с ума и лишила сна альва — того, кто на подобное от природы не способен.

Я так часто думаю о тебе. О твоих волосах, глазах, тех странных крапинах у тебя на носу... Я таких людей никогда не встречал. Оранжевых, словно солнце на закате в морозный день. О твоей улыбке, о том, как ты смеялась над моими глупыми шутками, о твоей простоте и непринужденности. О твоих поцелуях, бархатной коже, о твоей груди, талии, бедрах... Прости мне это, но я мужчина, и я не могу о таком не думать, тем более — о той ночи, которой нас лишили и которая могла стать самой лучшей ночью в моей жизни. Зря ты тогда сняла свое ночное платье. Мне было бы гораздо легче не вспоминать тот твой образ, чем мучиться от нестерпимого желания теперь.

Я очень хочу к тебе. И чем больше я пишу об этом, тем невыносимее мне становится. Я мог бы написать еще так много, но рука дрожит все сильнее и все сильнее желание попросту напиться и забыться. Жаль, если тебе вина так и не дают. Значит, ты даже забыться и уснуть, как я, не можешь.

Отправляю это письмо, не зная даже, дойдет ли оно до тебя. Если нет — буду писать письма снова и снова. Пока, пожалуй, окончательно не сойду здесь с ума. Нет, стоит закончить на радостной ноте... Я скоро вернусь за тобой, мой алый цветок. Ты только сдержи свое обещание. А я сдержу свое.

Твой лев.

2

"Мой милый и прекрасный лев.

Твоё письмо я приняла с недоверием и сомнением. Сперва мне показалось, что моя сестра просто издевается надо мной. И её довольная улыбка лишь завершала образ самодовольной Чёрной эльфийки.

Но она не изменила себе и не предала семейные связи.

Мне бы за это её благодарить, но я не смогла думать ни о чём ещё, кроме твоего письма, что так согревало моё сердце и сводило с ума. А мне ведь приходилось сжимать его в руках и скрывать от советников, которые решили, что я слишком расслабилась.

Кстати говоря о них.

О наших поцелуях они так ничего и не узнали. Зато припомнили мне то, как я приникла к твоим пальцам на том банкете.

Тот бал я вспоминаю с особенной любовью и сладостью.

Звучит глупо и весьма самозабвенно, но порой я тушу все свечи и позволяю лишь звёздам светить в окно моей комнаты. И тогда я словно на мгновение возвращаюсь в то прошлое, где между нами была возможна связь.