Темные прищуренные глаза встречаются с моими — испуганными.

— Ты всё поняла? — спрашивает мой мучитель.

Я киваю.

Да, я поняла. Поняла!

— Иди, переоденься, — произносит Давид голосом строгого учителя.

И... я зависаю.

Он замечает это — и прищуриваясь, снова протягивает руку к моему бюстгальтеру.

— Пожалуйста! — прошу я, решив в этот раз не бороться. — Это не то, что вы думаете!

Рука замирает.

— Расскажи мне, — предлагает мужчина, и я немного выдыхаю, надеясь объяснить свою правду.

— Я не могу надеть вещи прямо из магазина. Я так никогда не поступаю.

Он всё ещё не понимает.

— Вещи. Сначала ткани где-то лежали, затем уже отшитые детали, затем готовая вещь на складах и в магазинах.

Давид слушает меня с любопытством.

— Что, в итоге, ты хочешь? — спрашивает он.

— Можно, чтобы их сначала постирали, — робко предлагаю я.

Мужчина зависает.

А затем начинает смеяться.

— Хорошо, — кивает он и зовёт какого-то Сергея. В дверях появляется слуга — не тот мужчина, что приносил нам завтрак, а совсем другой человек.

— Передай Кате, чтобы все вещи Ульяны Юрьевны были незамедлительно отправлены в стирку.

— Конечно, Давид Алексеевич, — сдержанно, с достоинством кивает мужчина.

— И принеси один из моих халатов, — добавляет Давид.

Только тогда Сергей позволяет себе скосить взгляд чуть в сторону — его явно сильно удивила просьба начальника. Через минуту халат доставлен в руки Давиду.

Нет, он не собирается снять свой деловой костюм и поменять его на халат — Давид надевает свой халат на меня.

Я в нем утопаю, ни подворачивание рукавов, ни туго затянутый пояс не спасают дело. Сзади подол вообще волочится как причудливый шлейф монаршей особы... Но я всё равно радуюсь, потому что это всё равно лучше, чем расхаживать по дому в одном белье.

— Теперь давай-ка продолжим завтрак, — Давид, возвращается на своё место и допивает свой кофе.

Я же съедаю бэйгл, предварительно намазав его сыром с травами. Несмотря на моё нервное состояние, я всё же отдаю должное простой, но качественной еде. В этом доме явно следят за тем, чтобы к столу подавалась правильная, здоровая пища.

Давид внимательно следит затем что и как я ем и. Его глаза каждый раз загораются опасным светом, стоит мне только что-то взять в рот.

Самое ужасное, что эти его взгляды вводят меня в краску. Кроме этого, я всё ещё чувствую себя неловко от того, в каком виде мне приходится завтракать.

Да, сейчас я сижу не сижу за столом в одном только нижнем белье — практически обнажённая, моё тело прикрыто. Но это не дает мне чувства защищённости, потому что на мне сейчас надет халат хозяина дома.

Сделав глоток кофе, я думаю о том, что если бы я и не знала, не слышала как Давид просил слугу принести сюда его халат, я бы поняла это по запаху.

Халат, который сейчас на мне, пахнет не только кондиционером для белья, но на нем ешё чувствуется собственный запах Давида. Это будоражит меня. Я должна была бы брезгливо поморщиться и спросить этого Сергея, который принес халат, точно ли он принес чистый, но мне это странно не важно, потому что я купаюсь в запахе мужчины, и это будоражит мою кровь.

Давид

Моя детка выглядит прекрасно в моём халате. Конечно, ей лучше без него, но несмотря на то что сейчас она замотана в ткань с ног до головы, я всё ещё помню ещё нежное тело с превосходными изгибами.

Ульяна красавица, как я и ожидал.

Тонкие руки, высокая грудь — своя, не сделанная у хирурга, что в наше время уже редкость. Прекрасная светлая кожа, без фальшивого загара. Мне хочется ласкать губами, пробовать её на вкус.

Я недоволен тем, что мне пришлось позвать слугу, чтобы моей детке принесли одежду — это лишило меня главного удовольствия завтрака.

Но это ничего не меняет теперь. Я уже видел её красоту, я запал на неё — мне хочется больше, хочется чтобы она не просто находилась со мной в одном по комнате, не просто сидела за одним столом со мной.

Мне мне хочется её в своей постели.

Надо мной.

Подо мной.

Мне хочется впиваться в её тело, целовать, пробовать её на вкус.

Но пока я смотрю за тем, как она ест свой завтрак, и представляю что эти нежные губы делают совсем иное...

Я хочу её и в то же время не хочу её пугать. Тем более, что моя детка всё ещё пытается со мной бороться. Её появление на завтраке во вчерашнем наряде как раз это доказывает. Но я прощаю ей это. Теперь, после того, как полюбовался её телом.

Надеюсь, она уже усвоила этот урок, который я сегодня ей преподнёс.

Я верь,что моя Ульяна умная, и что она больше не будет меня расстраивать.

Потому что я хозяин положения.

Хозяин её положения.

Ульяна

После завтрака я поднимаюсь в свою комнату. Я имею в виду в ту комнату, где я провела ночь.

Там уже убрано всё убрано, кровать застелена, а все подарки Давида куда-то делись за исключением сумок, шляпок,и туфелек и футляров, которых я вчера не видела.

Я подхожу открываю один из футляров и вижу дорогой колье. В футляре поменьше лежат бриллиантовые серёжки. Тут есть всё: подвески, цепочки, часы, даже брошки.

Я понимаю что все эти драгоценности — очень, очень дорогое удовольствие, и мне становится не по себе от того, что меня здесь насколько ждали. В меня уже вложили много денег, а значит так просто меня отсюда не отпустят.

Поэтому, вместо того, чтобы радоваться, я начинаю плакать чувствую только ужас от этой перспективы.

Силы мгновенно оставляют меня — я могу только рыдать, и больше ничего. Я бросаю один из футляров куда подальше, а затем сама бросаюсь на кровать не в силах сдержать слёзы.

Мне кажется, что ловушка захлопывается всё сильнее и сильнее — и выбраться из неё у меня не получится.

В комнату заходит Катя

— Ульяна Юрьевна, — глядя на меня, спрашивает помощница. — Что-то случилось?

— Всё это случилось, — мычу я сквозь сквозь слёзы. — Всё это …

Моя помощница не понимает о чём я говорю или делает вид что не понимает.

— Ульяна Юрьевна, вам нужен врач? — спрашивает Катя. — Вызвать доктора?

Я поворачиваюсь к ней, размазывая слёзы по лицу.

— Я просто хочу отсюда выбраться, — говорю я, глядя на женщину. — Пожалуйста, помогите мне.

На что Катя резко вздрагивает и озирается на запертую дверь.

Боится, что нас услышат? Хмм...

— Ульяна Юрьевна, пожалуйста, не говорите глупостей, — произносит она полушёпотом.

— Давид Алексеевич хорошо к вам относится, цените это. Не испытывайте его терпения. И пусть всё остаётся так, как есть.

— Как есть? — возмущаюсь я... тоже полушёпотом. — Но я не давала согласия на то, чтобы меня похищали.

— Пусть, — говорит Катя. — Вы не давали, значит дали ваши родители, ваш отец.

— Если это согласие дал мой отец, значит мой отец и должен здесь находиться. Он, а не я.

Катя качает головой.

— Ульяна Юрьевна, Давид Алексеевич — опасный человек. Ему нельзя переходить дорогу.

— Я вообще жила в другой стране — как я могла перейти ему дорогу, а?

— Не вы, но ваш отец.

Катя вдруг садиться на краешек кровати.

— Простите меня за сплетни, не сдавайте меня хозяину, но... если вы здесь, то вас продали. За очень большие деньги.

Катя качает головой.

— Вам повезло, что Давид Алексеевич — честный человек, и не помышляет разными... грязными способами вернуть свой капитал.

То есть, я должна быть ещё ему благодарна! Я смотрю на Катю и понимаю, что это просто не укладывается у меня в голове.

Честный человек, конечно! Честный неандерталец, который порвал моё платье только потому, что был недоволен моим демаршем.

— Хозяин выкупил вас, но не в качестве развлечения... по крайней мере, я так слышала.

— Я себя не продавала, — тихо говорю я.

На что Катя равнодушно пожимает плечами.

— Хорошо. Представьте себе следующее: вас здесь не задерживают. Вы распоряжаетесь своей жизнью и свободой, поэтому свободно уходите.