— Хочешь загадку? Сколько ушей оторвет идиот ради хрыча, и сколько крови выпьет вампир ради брата? На размышление дается минута!

Сумасшедший мир. Добродетель обращается грехом, подвиг преступлением, святость в святотатство, а верность в предательство. То ли я окончательно сбрендил, то ли это правда дико смешно…

— Не знаю. — нелепо шаркнув ножкой, ответила девица, восприняв все за чистую монету.

Опять ты обосрался, лейтенант. Это не вампир, не чудовище, не террорист. Это инструмент. Слабоумный, напрочь сломанный, и выкинутый на помойку. Почти как ты, но мужской хрен никогда не трогала и присяги не давала. Но, уверен, ее тоже использовали строго ради необходимых, правильных, и крайне нужных дел.

Примерно как ты сейчас.

Как там мне замполит говорил? Мы пачкаем руки в дерьме, чтобы мир оставался чистым? Вот же балабол-то… А я и не заметил, как поверил.

— День прошел, ну и нахер он пошел… Завтра будет день опять, ну и в рот его шатать! — подвел я итог своим глубочайшим умозаключениям, которые, как и всегда, ничего не изменили. — Чего стоишь? Напугали тебя, бедную? Пойдем, к речке сходим, рожи вымоем…

Хоть что-то полезное за день сделаю.

Чего толку философию разводить, когда все и так понятно. Хрыча не спасти, меня не вылечить, так пусть хоть эта чокнутая помоется. Хрен его знает, может что и изменится.

В конце-концов, я не Иисусик и воду в вино превращать не умею. А уж смерть в спасение и подавно. Как говорили люди, либо ты бросишь дерьмо, либо дерьмо бросит тебя.

Правда, люди забыли предупредить, что пытаясь кинуть «это дерьмо» ты иногда швыряешь его в других.

— Можно… — чуть слышно начала девчонка, пряча лицо за грязной челкой от взглядов снующих вдоль дороги гвардейцев. — Можно после поиграть в «блинчики»?

— Поиграем. И в блинчики, и в оладушки. В солдатиков я наигрался, настал черед кукол. Глубже уже некуда, дальше только всплывать. Как говориться, мы из того теста, что не тонет.

Один хрен даже не представляю где искать старика. И самое паршивое — не уверен, что оно того стоит. Г

Широкий котлован зиял на склоне холма то ли смертельной раной, то ли сортирной ямой. Унылые развалины, будто сошедшие со школьных иллюстраций про всякие древние Греции и прочих римлян, чем-то напоминали двор гильдии — песок, грязь, с парой идиотов сверху. Камни, разве что. Даже не представляю, сколько ведер водки нужно выжрать, чтобы поверить, будто здесь спрятан какой-то клад. Я сюда и окурок бросить побрезгую, не то что сокровище.

— Так и… — Клебер начал первым, притомившись ждать пока я налюбуюсь очередным валуном, бывшим когда-то мраморной колонной. — Раз весь наш день ушел на игры в инспекторов и палачей, так быть может, перестанешь таиться и уже поведаешь, что удалось выяснить о твоей леди?

— Чего? Какая леди?

Мое искреннее недоумение заставило рыцаря недоверчиво поднять бровь:

— Твоя невеста, недоумок!

— С каких пор у меня есть… А-а-а, ты про эту… Да помню я — нефиг таращиться! У меня в каждом городе по невесте — поди разбери, про какую речь идет…

Синевласка же! Эти бедолаги же думают, что я из-за нее баню в красный перекрасил — совсем из башки вылетело.

— Не попусту говорят, что лишь вхожим в высшее общество дана привилегия им пренебрегать… — поджатая губа сигнализировала, что прикинуться шлангом не удалось.

Честно сообщив о полном отсутствии результатов, я проигнорировал неодобрительный взгляд оруженосца, дежурящего у лестницы в котлован, и перешел к очередному валуну. В отличие от предыдущего, этот отдаленно напоминал некую памятную стеллу с истершимся изображением странной парочки. И если нехарактерно высокий рост царственной кошатины можно было списать на фантазию резчика, то происхождение изображенного рядом с ней мужика с обрубком вместе левой кисти объяснению не поддавалось. Мало того, что рожа кажется знакомой, еще и будто погоны лейтенантские…

— Проклятье… — подчеркивая недовольство Фили, пнутый камень врезался в и без того разбитую стеллу, окончательно портя нечеткую резьбу. — Такой риск, и все напрасно! Ни единого намека! Зачем я только тебя послушал?! Трижды чуть не погибли от лап низкорожденного сброда, а ради чего?

Пока я играл с гопниками в «пионеров в плену у гестапо», рыцарь занимался военнопленными. Ну как, занимался — материл на чем свет стоит и заставлял носом землю рыть, в надежде отыскать хоть какие-то следы. Не считая пары подхваченных под дождем простуд, и изможденных лиц эскорта, — результат был таким же, как у меня.

— Я всегда знал, что разбойное отребье ни на что не годится, но прохлопать похитителей под собственным носом?! С холма все подступы на тысячи шагов вперед просматриваются — мышь не проскочит! Как они только от своей же глупости не задохнулись?!

Мышь может и не проскочит, а вот ведьма… Но действительно странно. Если зайти в лагерь Киара могла прикинувшись идиоткой и заговорив зубы, то чтобы уйти обратно с парой пленниц — симпатичных сисек и острого языка недостаточно. Она же не весь дозор вырезала, а лишь караул в избушке — остальные и ухом не повели, покуда «барон» с дороги не вернулся.

Мимолетный взгляд на девицу, бродящую промеж торчащих из земли валунов, вместо успокоения принес новую порцию едва уловимой тревоги.

По-моему, подобная спецоперация и вампирше не под силу. Все-таки, невидимой Киара становиться не умеет, да и за любым иным колдовством, честно говоря, я ее тоже не ловил. Не считая трансплантации моей печени, конечно.

Так как же ей удалось увести Лелика с Болеком из-под носа у дозорных? И почему под холмом не обнаружилось ни единого отпечатка каблука? Сама-то ведьма может и имеет какое-то подобие диверсионной подготовки, но Биба и Боба даже в сортир сходить не способны не растеряв все говно по пути.

Экскурсия по пыльным булыжникам закончилась частоколом обломанных скульптур, возвышающимся над лужами от недавно прошедшего дождя. Наиболее безобразные и сохранившиеся хуже всех, по неведомой причине занимали самые почетные места, расположившись вокруг каменного алтаря.

В отличие от остальных руин времен царя Гороха, — он выглядел куда моложе.

— Капище какое-то, что ли… — уже собравшись пойти дальше, я вдруг встретился взглядом с давним знакомым.

Блестя влагой на каменных щупальцах, возле алтаря торчал урод с осьминогом на лице. Мимолетный интерес к его соседям сменился дрожью в спине и стеной в антикварном салоне, завешанной грифельными рисунками. В образе потрескавшихся идолов и бюстов, разнокалиберные мутанты выглядели еще безобразнее.

Но это определенно те же самые демоны, что и на набросках.

— О, это же… Как он… — защелкал пальцами Клебер, явно узнав статую со щупальцами. — Покровитель то ли рек, то ли плодородия…

— Кто?!

Мой напряженный голос заставил рыцаря нервно дернуть плечами, отмахнувшись от статуи:

— Не важно, никогда не любил историю… Божок сказочный, из тех, которых еще до императоров строили. — он оглядел руины новым взглядом. — Что же, пожалуй он объясняет, почему сиим жалким хибарам так сурово досталось. Может статься — связь с отребьем отнюдь не главное их преступление.

— Да хорош темнить! Ты что-то об этом знаешь?

— О, разумеется, нет! Это захолустье я вижу впервые, однако… Нечто схожее уже встречалось на моем пути. Я тогда был моложе Геннаро, еще прадед лордство занимал. Давняя, позабытая история… Не стоит заострять внимание такой занятой особы, как ты.

— Нарываешься?! Слышь, я же не посмотрю, что ты на две башки ниже…

Очевидно, рыцарю очень нравилось, что он знает нечто, чего не знаю я. Поиграв в недотрогу и подергав плечиками, он наконец усмехнулся и уселся на мокрый алтарь, горделиво задирая нос:

— Еще задолго до Визжащего шторма, когда мой дом занимал свое законное место, существовала одна рыбацкая деревушка. Нищие лачуги, худородное мужичье, грязные девки… Заурядный быт низкорожденных, даже поминать нудно.