— Ты? — оценив размеры и бледность кожи, южанин усмехнулся и уже хотел сказать что-нибудь едкое, но оценив лица горожан, подавился на полуслове. — Но ты же отморозок! То есть, снеговик… Северянин, хотел сказать!
Цветастое перо в пижонской шляпе барыги странно перекликалось с разноцветными завязочкам в багровых волосах оруженосца. Общая смазливость и низкий рост обоих оказались излишни.
— Что-то не нравится?! Расист дофига?!
— Нет-нет, вовсе нет, милостивый сир! — поспешно замотал пером мужик, скрывая недовольство тем, что его земляк служит оруженосцем какому-то дикарю, у которого и доспеха-то нет. — Никогда не удостаивался почести познакомиться с рыцарем-северянином, только и всего…
— Ладно, проехали. Будем считать — по краю прошел. — я ткнул пальцем в толстую тетку, усиленно старающуюся держаться поближе и напоминать многочисленным зрителям, что это именно она нас привела. — Рассказывай давай — с какого ляда мордобой устроил?
Южанин болезненно скривился, явно не желая опускаться до объяснений перед каким-то заспанным кренделем в шитой-перешитой стеганке, но разница в статусе не оставляла выбора.
Честно говоря, тетка меня не особо волновала. Она кого хочешь доканает — уж я-то знаю. Но что до причины, по которой она бучу подняла…
— А чего грабежом промышляешь? — будто невзначай уточнил я, приблизившись к одной из повозок и разглядывая склизкие фасолины в мутных банках из дешевого стекла. — Онож на рассаду. Семена, зерно, все такое… С каких пор такая байда стоит как чугунный мост? Тыж вдесятеро цену накрутил!
Приказав подчиненным разложить перед повозками переносной столик с табуретом, южанин нехотя ответил:
— Разумная плата за достойный товар, сир… Честный делец почтен правом назначать любую цену и, обязан заметить, — никакого грабежа! Землепашцы вольны обращаться к иным купцам, и я никак не посмею препятствовать!
Вот же козлина… Знает ведь, что посевная совсем скоро, а это второй раз когда город посещает караван. И что других торговцев нет — тоже прекрасно осведомлен. Не удивлюсь, если именно этот петух в шляпе и является причиной внезапной нерасторопности поразившей барыг с Молочного холма.
Они-то, поди, получив вести от первого каравана, пробившегося по еще не заснеженной дороге, уже вовсю грузились, стремясь первыми оказаться в чудом выжившем Грисби и быстренько нажиться на столь нужных семена. Первый-то караван — так, разведка. Чутка того, чутка сего. Соль, мука, маковая бурда — всякая мелочевка, пользующаяся спросом почти повсюду.
А вот уже вернувшись, принялись торговать своим настоящим товаром — информацией. Сведения о спросе стоят весьма немало и зная о потребностях того или иного рынка можно озолотиться по щелчку пальца. А тут такой шанс! Драгоценностей да оружейной стали в городе после осады — жопой ешь! А вот в кладовых шаром покати.
Даже телеги порожняком тащить не надо, — сколько по весу привез, столько и увез. Идеально же!
И тем подозрительнее факт, что только у этого говнюка телеги забиты рассадой, тогда у других из этого же каравана нет ни семечка. Поди первым про ситуацию в Грисби прослышал и подсуетился, избавляя рынки и деревни от излишков. Лишнее сжигал или зарывал, конкурентам гадил, воровал, угрожал, подкупал…
Поглядев на обступивших коротышку караванщиков, я понял, что недалеко от истины — уж очень у всех обувка разная. Походу еще и личный состав у шибко несговорчивых конкурентов угнал. Расщедрился, говнюк… Хотя, ради такой прибыли любой бы расщедрился. И не только на деньги.
Сталь с кровью дешевле.
Стоя в чуть в стороне, я наблюдал как к повозкам выстраивается хмурая очередь. Ни кудахтанье тетки, ни мои доводы не смогли обуздать жадность торговца, что уже потирал ручонки, глядя как крестьяне с угрюмой покорностью разбиваются на группки — кто с какой деревни, и собирают с миру по нитке. Чудом сбереженные и не проданные за зиму, семейные реликвии, кольца, серьги, последние монетки, — трофейную сталь «пернатый» принимать отказался.
Побрякушки — это еще ничего, а вот отец семейства, рекламирующий свою «спелую ягодку»…
Поглядев на покорно опущенные глаза едва достигшей половозрелости девчонки и уже вовсю торгующихся караванщиков, я с трудом подавил желание метнуться до гарнизона за толпой злобных бородачей и насадить всю эту шайку-лейку на копья. У меня половина борделя из таких повзрослевших девочек состоит, которых семейные обстоятельства с нуждой, оставили без невинности и «нормального» мужа. Зато с косыми взглядами соседей. Деревня она и есть деревня, чтоб ее…
— Это недопустимо, сир! — снова заканючил Гена, не в силах выдержать полных надежды взглядов из толпы. — Его алчность их погубит, как же вы не понимаете?!
Как и всегда, борьба совести со здравым смыслом за разум оруженосца, окончилась победой первого за полным отсутствием второго.
— А что ты предлагаешь? Шашки наголо? Левый коронный, правый похоронный? Конфисковать телеги, а его пинком под зад?
— А хоть бы и так! Стража ведь за вас — только пальцем щелкнуть! И сир Аарон наверняка поддержит! А ведь еще…
— Дурак ты… — беззлобно фыркнув, я опять начал хлопать по стеганке в поисках кармана с сигаретами. — Ну раскулачим его, а дальше он побежит по городам и весям, жалобно скуля, как подлые варвары его грабанули. Или ты его еще и грохнуть предлагаешь? А заодно и весь караван — чисто чтоб свидетелей не оставлять?
Силовой метод обойдется еще дороже. В лучшем случае — каждый караванщик семь раз подумает, прежде чем соваться в Грисби — хрен нам, а не торговля. В эту жопу мира и без того едут только из-за отсутствия налогов и пошлин.
А в худшем — старт целой цепочки политических инцидентов, грозящих привести к очередной войне между отморозками и конелюбами. Уж нравы здешних феодалов я выучил неплохо — дипломаты из них из евнуха Казанова. Да и, если поскрести по сусекам, найдется с десяток «баронов» только и ждущих повода побряцать оружием. За честь Простора или Предела, а вовсе не ради собственной выгоды, ясный пень.
— Но можно хоть что-то сделать?! Что толку с компенсации за один разбитый нос, если простолюдины обречены на голод?! — несчастный оруженосец едва не топал ножкой от обиды. — Вы ни за что не допустите такого, я же вас знаю! Так скажите в чем ваш план! Да не молчите же, сир!
Отчаяние и безысходность в глазах пацана затмевала даже безропотную покорность очереди из крестьян, напоминавших выстроенную на убой скотину.
Какой же он еще мальчишка… Еще и думает, будто я и правда могу что-то сделать. Будто и сам верит во все эти байки. Сказать бы ему, сколько я его ровесников в свое время под танковые катки отправил — да толку?
— Чтож ты такой есть-то? Сердобольный, блин. Как мышцой перед девками играть, так из порток выскакиваешь, а как дела делать, так сразу сиркаешь…
Ай, и так все понятно. Пацан тоже прав. Голой жопой разоренные деревни не восстановишь, как и не засеешь горсткой семян поля. И рано или поздно через ворота опять потянутся те же самые лица. Ну, из тех, кому посчастливится не окочуриться на коре и подножном корме. И эти «счастливчики» будут лишь еще голоднее и злее. Короче, вторую такую зиму город не переживет — никакие подачки от лорда и князя не помогут.
То что не смогли сжечь наемники, разграбить дезертиры, отравить вампиры и сожрать демоны — добьет жадность какого-то тупого недомерка. Иронично, конечно, только не в мою, блин, смену.
— Гребанная жизнь — восемь! День другой, а дерьмо все то же! — озвучив более подходящий девиз, я проверил ржавую чесалку за поясом и двинул к раскладному столику.
Пообещав караванщикам «вычесть издержки из зарплаты», барыга как раз передавал мешочек мрачному «сутенеру», пока малолетняя девчонка слушала советы храбрящейся матери на тему «закрой глаза и думай о хорошем». Но вместо мозолистых рук, плата за «досуг личного состава» ткнулась в мой живот.
Рухнув под ноги, мешочек рассыпался по мощеному камню.
Пока крестьяне изображали куриц и «клевали» разлетевшиеся семена, раздраженный торговец усиленно щипал переносицу:
