С первым возникли непреодолимые трудности в виде затянувших небо серых облаков, через которые никак не разглядишь ни то что звезды, а даже луну. Зато второе разрешилось сразу, стоило лишь поглядеть на мой спальный мешок, вероломно оккупированный ловким рыцарем.

Уже собираясь вытряхнуть Клебера на прошлогоднюю траву и популярно объяснить, какие чудеса случаются с задницами часовых, заснувших на посту, я стыдливо остановился на полпути. Это же я его разбудить должен был — сам ведь первым дежурить сел! Чертова память… Еще и возраст, похоже, о себе знать дает — раньше никогда в дозоре не засыпал. Знать бы только, сколько же мне лет… С этими шрамами хрен разберешь.

Хотя, если учесть, что мне уже которую неделю выспаться не удается, то может дело и не в возрасте.

Временный лагерь, разбитый на первом попавшемся сухом пустыре, не блистал удобством или предосторожностями. Слишком спешил, чересчур подгонял, желая пройти как можно больше. То ли хотел к деду поближе, то ли от инспекторов с феодалами подальше… Скорее, и то и другое.

В итоге остановились только когда ишак начал жалобно мычать, а обеспокоенный взгляд вампирши недобро поблескивать. Какое уж впотьмах обустройство, хорошо хоть пятачок сухой да речушка рядом.

Вдоволь наслушавшись, как Гена бормочет во сне про «воительниц», недвусмысленно стискивая свои ножны, я отогнал ассоциации с дедом и поднялся на ноги. Безлунная ночь и порядком прогоревшие дрова не позволяли разглядеть ничего за пределами костра, но редкие всплески воды служили неплохим маяком и безо всякой иллюминации…

Подкинув дров и убедившись, что вокруг не слышно ни волков, ни инспекторов, я проверил ножны на поясе и двинул к реке. Ишак мирно сопел на заботливо предоставленном плаще караванщика, кладя большой и травоядный на поверья, будто лошадь обязана спать стоя, пока вампирша безмолвно сидела на речной гальке неподалеку, отправляя в воду один камень за другим.

— Тебе кого охранять приказали, меня или ишака? Или совсем разницы не замечаешь?

Ни поведя и ухом, девица утопила очередной камень в реке. Как и прежде, болтливостью она не отличалась.

Обернувшись на разгорающийся костер, я чуть помялся, прежде чем приземлиться рядом, надеясь, что плотные штаны уберегут мою задницу от холода и простатита. Не то, чтобы мне так хотелось провести время с тварью загубившей кучу людей, но новых встреч с танковыми траками и воплями младенцев хотелось того меньше.

— Значит вампиры не спят, да? — наконец заговорил я, когда водная гладь со звонким всплеском приняла в себя очередную каменную жертву.

— Вампиры?

— Ну… Такие как ты — кровососы. Упыри, Дракулы или как вы там себя называете…

— Вы знаете таких как я?

Вопрос «а ты разве не знаешь?» вызвал лишь медленное покачивание головы и новый всплеск воды.

В дуру играет? Да не похоже, вроде… Может дед не врал, когда говорил, что никаких «хрен-пиров» тут не бывает?

Да и, откровенно говоря, на вампира она не тянет. Солнца не боится, крестов тоже — уже проверил. Даже посеребренный клинок Клебера не вызывает у нее закономерной опаски. К тому же, не припомню, чтобы вампиры в микрофонщиков превращались…

— Микро… Фонарщики?

— Забей. — сейчас меня волновал совсем иной вопрос. — Лучше скажи — с какого перепугу ты деда послушала? Ну, охотника одноногого… Откуда собачья преданность на ровном месте?

Пусть только скажет «не знаю» или «не было выбора» — сразу утоплю! Чисто от греха подальше, ибо если будет отмалчиваться, то она либо идиотка, либо считает меня за такового. В обоих случаях, даже моих простуженных мозгов хватает понять — таких надо либо прогонять, либо гасить на месте. Иначе себе дороже выйдет.

— Вы спасли меня. — тонкий голосок едва перекрыл новый плеск воды.

— Чего?

— Вы не дали стражникам меня убить.

— Ну… Как бы… Чисто технически, конечно «да», но…

— Вы спасли меня. Выхаживали, кормили, берегли, скрывали. Я обязана вам. Теперь я должна вам служить.

Игнорируя охреневание на моем лице, сумасшедшая запустила новый камень в полет.

Я догадывался, что женщины более доверчивы, нежели мужики, но это уже перебор… Теперь понятно, каким боком деду удавалось каждый раз себе баб в койку затаскивать — в уши он дует почище замполита!

И не только бабам…

— Ах ты пень старый! — вспышка осознания со всего маху запустила камень в реку, заставляя его пройтись лягушкой по водной глади.

Вот отчего у меня башка по утрам не варит и слабость, будто с похмелья! Вот кто мне дрянь в чашки и бутылки подсыпал! Кровь мою сцеживал, маразматик чертов… А я удивлялся, чего рожа бледная! На зеркало да авитаминоз грешил… «Своей кровушкой кормлю», как же! Маньяк гребанный. Это ж сколько он с меня за зиму сцедил, комар полоумный?

Хоть бы знак почетного донора выдал, елки-палки.

— Как?

Тихое недоумение нарушило водоворот фантазий на тему встречи мешковатого зада с грязным берцем.

— Как вам удалось кинуть «блинчик»? — девичья ладонь замерла у моего лица, демонстрируя речную гальку.

Ее взгляд едва не искрился от любопытства.

— Блинчик? Погоди… Ты чего, камушки тут бросать учишься? Тебе сколько, блин, лет?!

Ладонь резко отстранилась, роняя камень на землю, а потускневшие глаза скрылись за темно-синей челкой. Кровососка вновь приняла привычный вид, оборачиваясь замкнутой аутисткой.

Что-то мне подсказывает, — про возраст угадал. Кажется, начинаю догадываться, в чем тут дело…

— Ладно, смотри сюда. Главное — параллельно воде бросать… — галька весело прошлепала по темной воде, возвращая вампирше интерес к «блинчикам» — Понятно? Давай, попробуй сама…

Криво-косо, без наркоза, но с оркестром, однако после дюжины глухих всплесков, по глади все же зашлепал стремительно запущенный камень.

— Благодарю, сир. — выплывшая из-за облаков луна позволила разглядеть тень робкой улыбки на заблестевшей водной глади.

Позабыв про все на свете, она раз за разом заставляла гальку шлепать по воде. Не дожидаясь, пока каменистый берег превратится в карьер, я вернулся обратно к делу:

— Так понимаю, капитана у Грисби ты убила? — челка наклонилась под тихое «да». — И того мужика с накладной бородой в переулке у пекарни? И в бочки гарнизона тоже ты отраву подливала?

Каждый новый вопрос заставлял вампиршу кивать грубо остриженной челкой, вновь и вновь подтверждая мои догадки. Ее голос не дрогнул даже когда я упомянул о заснеженной телеге, полнящейся трупами вспухших сирот, и перешел к «живому ковру» в канализации. Ни чувства вины, ни страха возмездия, нихрена…

Я, конечно, рад, что она не пытается соврать и скрыть свои грехи, но… Как-то жутко, если по правде. Будто не про отравленных и высосанных досуха людей, а про погоду говорим. Ценники в военторге и то с большей эмоциональностью обсуждают.

Нескончаемый водопад из «да» наконец напоролся на закономерное «зачем». Прекратив швырять камни в воду, она обняла колени:

— Филлип…

— Ага, брат виноват, значит? И меня убивать тоже брат приказывал? Ну, той ночью — в салоне?

— Я не пыталась убить… Лишь добыть кровь. Филлип… Филлип считал, что она поможет стать крепче. Я не желала вредить той девушке, только обезвредить… Это случайность, я прошу прощения, если она была вам дорога, мне оказалось сложно…

— Вошла во вкус. Понятно.

С самоконтролем у нее проблемы. В принципе, это объясняет наличие мощного засова на двери под лестницей в антикварном салоне.

Однако, за девицу я ее винить не могу, ибо не заявись фея той ночью, то кровь пришлось бы ей слизывать со стен и пола. А то и вовсе из отсеченных конечностей сцеживать — не просто же именно тесак притащила, а не обычный ножик?

— Ладно, не оправдывайся. Ее прикончил я, а не ты… Не важно! Что значит, «стать крепче»? В чем? Нахрена вы весь сыр-бор затеяли? Зачем войну помогали развязать, город травили? Деньги? Власть? Демонам поклоняетесь? Или опять про «доброго бога» втирать будешь?

Тихое «не знаю» сменилось сбивчивым «да», закончившись «Филлип сказал». Голова аутистки оказалась явно не подготовлена для такого потока вопросов, отчего галька, вместо звучного хлюпанья вновь начала, безвольно тонуть в реке.