Не веря своим ушам, Тукуур неуклюже поднялся, путаясь в полах кафтана. Радость и страх, гордость и стыд сплелись в его сердце. "Избранник Дракона! Один из четырёх лучших! Всего на ранг младше отца! Мог ли ты мечтать о таком?!" — восторженно вопила страстная часть его разума. "Только потому, что закололся кинжалом Морин, утопился Эрдэ, потерял разум Аюка" — ворчала рассудочная часть, — "И теперь тебя отправят в столицу другой провинции. Радуйся, если увидишь родителей лет через десять".

Поднявшись по каменным ступеням, четверо учеников снова упали ниц.

— Ноша слуги дракона тяжела, — глубоким басом прорычал верховный шаман. — Если сомневаетесь в своих силах, лучше отступите сейчас.

Снова расселина на пути, снова внутреннее противоборство. Айсин Тукуур любил своих родителей и хотел бы навещать их чаще. Как и многие сверстники, он любил помечтать о приключениях, но не слишком хотел пережить их в действительности. К тому же, ему досталась от отца тяга к уединению, приведшая в своё время Айсин Алдара в Бириистэн — тогда не более чем рабочий посёлок у верфей Прозорливого. Но в сердце Тукуура жило и доставшееся от матери стремление к славе, путешествиям и подвигам. Её рассказы о чудесах страны Смотрящего-в-ночь и его священной Столицы помогли ученику перепрыгнуть первую пропасть. А потому, надеясь увидеть гордость в глазах матери и зная, что отец примет его выбор, Айсин Тукуур поднялся с земли и, без робости глядя на законоучителя, произнёс:

— Я принимаю иго духа Реки и ищу прибежища в его мудрости, ищу прибежища в его беспристрастности, ищу прибежища в его мастерстве!

Бледная улыбка тронула сухие губы верховного шамана, и он провозгласил:

— Стань же причастником его славы, стань причастником его могущества, стань причастником его красоты!

Один из младших служителей одел на шею Тукуура плоскую лазуритовую пластину на синей шёлковой ленте. Выгравированные на ней строчки крылатого письма складывались в символ Равновесия.

— Выбери своё оружие, — негромко сказал один из гранильщиков, протягивая новоиспечённому соратнику парчовую подушку.

На ней лежали обычная кисть для письма и остро заточенный стилос, именуемый кистью судьи загробного мира. Айсин Тукуур не раздумывая взял кисть для письма, привычно сжав тростниковый черенок между пальцами. Подростком он, как и все, зачарованно слушал сказания о подвигах Смотрящего-в-ночь, первых соратников и бессмертных воителей прошлого, но занятия с плавильщиками сургуля быстро показали разницу между военной романтикой и военным делом. Из последнего Тукууру нравилась, пожалуй, только наука о строительстве крепостей. Но среди его друзей были те, кто вступил на путь доблести с первого года обучения. Даже не поворачивая головы, молодой знаток церемоний знал, что Максар и Холом взяли с подушек стальные стилосы.

— Войдите же в дом духов, вознесите молитвы, и пусть они решат вашу судьбу! — торжественно провозгласил законоучитель.

На вершине рукотворной скалы, в маленьком круглом павильоне с резными каменными стенами и золочёной остроконечной крышей, царствовал ветер. Он то тихо гудел в стропилах, то взвизгивал, как щенок, прорываясь сквозь каменное кружево. Серебряные бубенцы, подвешенные к балкам крыши, непрерывно звенели, словно стая мелких птиц. На мозаичном полу, в геометрических узорах которого угадывалась схема Трёх Миров, стоял бронзовый сосуд для жребия и вокруг него восемь шкатулок, расставленных парами по сторонам света. Напротив входа в стену было вделано огромное серебряное зеркало — волшебный портал в мир духов. В древних святилищах сквозь него можно было увидеть самого Лазурного Дракона и его спутников, но здесь в полированном серебре виднелись лишь слегка размытые отражения четверых соратников Прозорливого. Дзамэ Максар, сын начальника порта, рослый крепыш с широким улыбчивым лицом. Он легко набирал вес, и давно превратился бы в шар, если бы не ежедневные тренировки с тяжёлой боевой киркой. Статный красавец Улан Холом, сын первого гранильщика, с вечной маской горделивого безразличия, за которой пряталась настороженная чуткость бдительного — человека, способного за сто шагов учуять биение сердца колдуна. От самого рождения он был обещан Ордену Стражей, и сейчас искренне не понимал, зачем ему тянуть жребий. Флегматичный Бодоо Боргут, младший сын одного из провинциальных наставников, чьи старшие братья предпочли святости богатство и основали первую на юге ткаческую мануфактуру. Худощавый гибкий Айсин Тукуур с рассеянным взглядом больших, как у его пернатого тёзки-филина, светло-карих глаз. Бедняк среди богачей, но отнюдь не чужак в их кругу: Бэргэны, клан матери Тукуура, потеряли богатство и влияние, но не длину родословной, а это ценилось едва ли не больше ароматных дощечек, заменявших в стране Смотрящего-в-Ночь перламутровые раковины и золотые монеты.

Максар ободряюще улыбнулся Тукууру и хлопнул его по плечу.

— А ты молодец, — весело сказал он. — Даман и Хобоо бились об заклад, что ты откажешься. Теперь они должны мне по две щепки каждый.

— Последнее пари слуги Дракона? — хмыкнул Боргут.

— Пф, — фыркнул Максар. — Сам Прозорливый в пятом воплощении благословил тех, кто почитает удачу!

— А ещё приморскую кухню и любовные стихи, — ехидно заметил Холом.

Тукуур тихо вздохнул. Он недолюбливал болтовню в алтаре, но, увы, ей не брезговали даже старшие гранильщики.

— Если бы по стороне, в которой лежит шкатулка, можно было угадать своё назначение, — мечтательно произнёс Максар. — Я, не раздумывая, выбрал бы юг.

— Южнее Бириистэна что-то есть? — поднял брови Холом.

— Нет, и в этом главная прелесть, — ухмыльнулся сын моряка.

— Первая флотилия? — понимающе улыбнулся Тукуур. — Высокие пальмы, говорящие птицы, ловцы жемчуга и океан приключений вокруг?

— В десятку! — расплылся в довольной улыбке Максар.

— Куда бы я не отправился, — пожал плечами Холом. — Я буду служить Ордену. Указ, который лежит в моей шкатулке, пропадёт зря.

— Довольно о мирском! — сердито оборвал его Тукуур. — Покровительство одного из четверых посланников Дракона неизмеримо ценнее и важнее всего, что может лежать внутри шкатулок!

Холом едва заметно усмехнулся и с легким поклоном пригласил Тукуура пройти к бронзовой урне.

— Тогда соверши для нас гадание, наставник церемоний. Помолимся, братья-соратники!

Избранник Дракона медленно обошёл сосуд и остановился между друзьями и зеркалом в том месте, где на полу были выложены четыре звезды Врат Верхнего мира и их чёрные тени — обломки Драконьей Ладьи.

— О бессмертные посланники, по слову Дракона освободившие людей из рабства Безликого и указавшие нам путь из тьмы Нижнего мира к звёздам мира Верхнего! — нараспев произнёс он, воздев руки. — Ныне явитесь и поднимите для нас фиолетовую Вуаль, отделяющую мир смертных от мира духов! Выберите среди нас, собравшихся здесь, по одному наиболее угодному каждому из вас! Дайте нам хотя бы малую часть своей мудрости, чтобы усилия наши принесли процветание государству, величие правителю и гармонию народу!

Опустившись на колени перед бронзовой урной, он положил дрожащие от волнения руки на крышку и закрыл глаза. Улан Холом шагнул к нему и склонился, держа перед собой сложенные руки.

— Лента Вуали размечает путь, и голос Дракона прорекает из пустоты! — необычно глубоким и серьёзным голосом провозгласил воспитанник Ордена.

Судорожно вздохнув, Айсин Тукуур откинул крышку и вынул из глубины сосуда медную пластинку.

— Первый из них — сияющий воин, подобный расплавленной стали, непобедимый на свету и во тьме, вошедший в неприступную крепость, святая святых Безликого, и посвятивший её Лазурному Дракону, — прочёл он и положил пластину в руки Холома.

Глаза юноши округлились. Он молча прижал пластину ко лбу, поклонился до земли и отошёл в тень, освобождая дорогу товарищам.

— Высокая честь! — пробормотал Максар.

В его голосе Тукууру почудилась обида на то, что Стальной Феникс, покровитель воинов, выбрал не его, а юного стража. Сын моряка замешкался, и Бодоо Боргут шагнул к урне.