После праздников, сели обсудить дела грядущие. В большой компании: Савелий, Василий Третий, Мария Первая, Генрих Первый, Эль Чоло, Увейс-паша, сэр Томас Мор, князь Иван Бельский, Родриго Пике и Нууно Вимка. Четыре монарха, три вице-императора, два канцлера и великий визирь. Очень представительная компания.
Увейс-паша заявил о намерении султана Сулеймана Великолепного захватить всю Францию, низложить и казнить Франциска Первого, и упразднить его Империю. За вероломное нападение на своего тогдашнего союзника и публичные оскорбления.
— Мы считаем Нормандию, Бретань, Пуату и Аквитанию владениями Британской короны, временно захваченными французскими королями, — объявил свою позицию сэр Томас Мор, лорд-канцлер Британского королевства.
— Временно захваченными уже четыре века назад, — заметил Увейс-паша.
— И тем не менее. Мы хотели бы вернуть эти владения.
— Вы готовы вступить в войну?
— Мы готовы выкупить их после войны у Османской Империи за триста тысяч ливров, но не разорёнными. Выкупить в суверенную собственность, разумеется.
— Пятьсот тысяч. Триста слишком мало за такие владения, да ещё и не разорённые. Триста мы там возьмём только добычей.
— Триста, — твёрдо повторил сэр Томас Мор, — за триста их уступит нам Франциск Первый Валуа, когда вы начнёте наступление на Париж. Тогда вам не достанется ничего, а он на эти триста тысяч соберёт и вооружит ещё одну армию.
— Весомый аргумент, — согласился Увейс-паша, — я постараюсь убедить султана, своего брата, согласиться на эту сделку.
— Тогда и я хотел бы кое-что выкупить. — друг Энрике взглядом попросил поддержки у Савелия, тот кивнул в подтверждение, — Владения моих предков на юге Франции, на границе с владениями Империи и британской Аквитанией: сеньорию д'Альбре, графства Фуа, Бигорр, Перигор и Арманьяк, виконтства Беарн, Лимож и Марсан. Тоже не разграбленными и тоже в суверенное владение за шестьдесят тысяч. Только заплатить за них я буду готов через два года.
— Это всё осложняет, ваше величество. Мне будет очень сложно убедить султана, моего брата, что это выгодная сделка. Очень дёшево, да ещё и с отсрочкой на два года. Если у вас нет сейчас денег, то они не достанутся Франциску Валуа, а именно это сейчас самое главное для нас.
— Мы готовы предоставить его величеству кредит, — взял слово Савелий, — шестьдесят тысяч вы получите сразу, а мы подождём два года.
— Шестьдесят — мало, ваше императорское величество, при всём уважении. Это меньше стоимости одного «винджаммера» в Сингапуре.
— Вы хотите потратить эти деньги на корабли?
— Если мы заключим с нашими уважаемыми европейскими соседями договор о ненападении под ваши гарантии, то корабли нам очень интересны. Не скрою, нас сильно беспокоит чрезмерное усиление Персидской Империи, еретиков-шиитов.
— Один корабль вы получите за родовые владения короля Западной Германии. Такой вариант устроит вашего брата, султана, уважаемый Увейс-паша?
— Это уже лучше, ваше императорское величество. Вы гарантируете Османской Империи договор о ненападении с европейскими соседями?
— Я гарантирую исполнение такого договора, но не Османской Империи, а лично моему другу, султану Сулейману Великолепному, дай ему Аллах долгих лет жизни. С наследником султана Сулеймана Первого, мы будем договариваться отдельно. Вы ведь и сами пока не знаете, кто ему наследует и когда, так что не стоит загадывать так далеко вперёд. Устроит вас такая гарантия?
— Полагаю, что да, ваше императорское величество, но подтвердить всё должен сам султан. Это не займёт много времени, в Лионе теперь тоже есть радиостанция.
Согласие на заключение этих сделок, Сулейман Великолепный своему брату и великому визирю дал. Не сразу дал, через пару дней размышлений, и обмена шестнадцатью шифрованными телеграммами, но дал. Правда, Британскому королевству пришлось согласиться на выкуп ещё и Пикардии за шестьдесят тысяч, которая оказывалась отрезана от остальных османских владений во Франции Нормандией и Артуа, но и это согласовать удалось. Сэру Томасу Мору не потребовался даже кредит, Британия очень хорошо зарабатывала на угле из Кардиффа, норвежской никелевой руде и английской шерсти.
Средиземное море, если вынести за скобки Империю Инков и герцогство Эгейских островов, должно было стать османским, зато всё Атлантическое побережье полностью отходило Тройственному союзу. Разумный компромисс за разумные деньги. Четырнадцатого января 1538 года, договор о ненападении и добрососедстве, с приложениями договоров о продаже владений в северо-западной Франции, был подписан пятью сторонами: Империей Инков, Османской Империей, Русским царством, Британским королевством и королевством Западная Германия. Осталась сущая мелочь — добить едва живую Францию, в том числе и в Магрибе, до обвала цены на серебро.
Гостей проводили девятнадцатого января, договорившись на следующую праздничную неделю собраться уже в Тауантинсуйу. В новой столице Империи Инков нет христианского храма, зато там у всех собственные дворцы с домовыми церквями, в одной из них и состоятся все необходимые праздничные службы. А ещё там вступают в строй железные дороги — от Нью-Йорка и Челябинска на Атлантическом побережье Северной Инки, до Сент-Луиса и Миннеаполиса, почти в самом центре континента.
Железные дороги интересны всем. В Русском царстве и королевстве Западная Германия их строительство уже началось, в Британском королевстве выкупаются участки земли под строительство, да и Османской Империи это нужно. Увейс-паша прокатился до Медельина и обратно, набрался самых положительных впечатлений и пообещал приложить все силы, чтобы организовать визит в Тауантинсуйу самого султана Сулеймана Великолепного. Если, конечно, в этой летней кампании удастся добить Францию. Хотя бы в Европе.
Эль Чоло снова уехал шаманить и общаться с Духами в Тиуанако, а Савелий решил вернуться в Северную Инку, но не сразу в столицу, а провести инспекцию городов, в которых до сих пор, к своему стыду, так ни разу и не побывал: Хьюстона, Нового Орлеана, Майами, Саванны и Бостона. До Тауантинсуйу, император добрался только к середине мая 1538 года.
Значимых событий в Европе пока не случилось, но расшифровку переговоров противостоящих сторон читать было очень интересно. Сулейман Первый решил не биться в подготовленные французами укрепления в Клермоне, где во главе основной, стодвадцатитысячной армии его ждал сам Франциск Валуа, а вместо этого атаковать сорокатысячный корпус коннетабля, герцога Шарля де ла Тремуй в Дижоне и наступать на Париж с запада.
В движение, османская армия пришла двадцать первого мая, в движение сразу в трёх направлениях. Сам Сулейман форсированными маршами вёл девяносто тысяч к Дижону; шахзаде Махмуд, сорокатысячный корпус в Монлюсон, перекрывая Франциску дорогу на Бурж, Орлеан и Париж: а Увейс-паша тоже, с сорока тысячами, в Мулен, на дорогу от Клермона к Дижону. Марсель и Лион, османы оставили практически беззащитными, только с городскими гарнизонами, в десять и восемь тысяч человек, с самодельным вооружением. Эти гарнизоны, французы смяли бы оба, самое долгое, за неделю, если бы атаковали именно их. Однако, первая предложенная Сулейманом жертва принята императором Франции не была.
Корпуса шахзаде Махмуда и Увейс-паши поодиночке были слишком слабы, чтобы надолго задержать армию Франциска, но они расположились всего в сорока километрах друг от друга, в одном дневном переходе и объединялись сразу, как только Франциск выберет дорогу. Объединялись раньше подхода французов на одной из хорошо подготовленных к обороне позиций. Достаточно хорошо подготовленных, чтобы задержать французов на несколько дней и нанести им значительный урон. Ещё одна жертва, на этот раз почти половины армии, но её ценой выигрывался темп для взятия беззащитного Парижа. Франциск и это просчитал, поэтому погнал свою армию к Парижу крюком через запад, через Лимож, Пуатье, Тур и Орлеан, приказав своему коннетаблю стоять в Дижоне насмерть.
Герцог де ла Тремуй приказ выполнил буквально. Он задержал Сулеймана на четыре дня, ценой собственной жизни и всего своего корпуса. В Париж император Франции успел первым, в город он вошёл двадцать восьмого июня и сразу приказал готовиться к осаде. Отступать больше некуда. Монжуа! Сен Дени! Победа, или смерть!
