Конечная железной дороги — Асунсьон, город-порт на Паране. Пока небольшой город, тридцать тысяч жителей, но уже исторический, благодаря первой в этом мире железной дороге. Первой однопутной железной дороге, но всё у тому идёт, что она-же станет первой двухпутной. Однопутка уже с трудом зарывает транспортные потребности, а ведь комбинат в Эль-Мутуне планирует нарастить производство вдвое очень скоро, в текущей пятилетке. Построим двухпутку. Число путей удвоится, а пропускная способность увеличится в четыре раза. Соразмерно вырастут и порт, и город. Быть Асунсьону центром подготовки специалистов-железнодорожников, их скоро понадобится очень много. Заложил Савелий и железнодорожный университет. Для преподавания общеобразовательных дисциплин кадры пришлём, а для специализированных будем готовить на месте. Здесь у нас самые опытные железнодорожники.
Монтевидео лучший морской порт не только в Рио-де-ла-Плате, но и на всём Южном конусе. Здесь морские суда перегружаются в речные, отсюда идёт снабжение огромного региона по трём крупным рекам: Паране, Уругваю и Рио-Негро. Коксохимическое производство на угле из Кардиффа, большое цементное производство и верфь. Первая имперская верфь для производства невоенных пароходов — морских сухогрузов и рыболовецких траулеров. Острого дефицита рыбы пока нет, хватает прибрежного улова, но учиться ловить и перерабатывать океанскую рыбу пора начинать.
Рыба и вообще морепродукты очень важны для здорового питания, а самые богатые районы океанского промысла здесь, неподалёку — на шельфах Фолклендских и Сэндвичевых островов. В той исторической реальности, один только Соврыбфлот базировал в порту Монтевидео под три сотни траулеров, и всем им было, что ловить. Нам столько рыбы не нужно, но учиться пора начинать.
Город уже шестидесятитысячник. Красивый город. Красивее того Монтевидео, который развивался от порта. Здесь, и порт, и коксохим, и цементный завод — отдалённые западные окраины, пролетарские районы, которые не жалко будет снести, при расширении производств и развитии городского транспорта.
В Монтевидео тоже будет университет, но в следующий очереди. Сейчас преподавательские кадры нужнее в Тауантинсуйу, Нью-Йорке, Эль-Мутуне и Асунсьоне, а доноров этих кадров всего три — университеты Лимы, Маракайбо и Медельина.
Не поленился Савелий выехать в кампу, посмотреть на австралийских страусов и кенгуру. Прижились отлично, ну и хорошо. Когда-нибудь добавим сюда жирафов, зебр и каких-нибудь степных оленей. Пусть пасутся среди говядины и радуют глаз. Бедновата фауна Южной Инки, что есть, то есть.
Из Монтевидео, Савелий отчалил двадцать восьмого октября 1535 года, а шестого ноября получил сообщение о гибели короля Хорватии, адмирала Французской Империи, Гийома Гуфье де Бониве, единственного своего друга среди французов.
Сообщение пришло не от Франциска Первого, хотя тот отлично знал об отношении к Гийому де Бониве в Новом Свете, а от службы дешифровки. До шифрования своих сообщений, без подсказок додумались все, но их шифры являются сложными только друг для друга, а не для компьютера двадцать первого века.
Де Бониве погиб, обеспечивая охрану флоту судов снабжения армии герцога де Гиза, которая всё-таки вторглась в Египет. Погиб ещё восьмого сентября, но телеграмму Франциску Валуа отправили только пятого ноября из ливийского Триполи. Отправил её некий Бриан Соле, виконт де Лакруа, сумевший вырваться из египетской западни и вернуться в Ливию с тремя тысячами всадников, остатками армии вторжения герцога Клода де Гиза. Клод Лотарингский тоже погиб, но его смерть в Империи вряд ли кого-то опечалит, в отличие от Гийома, которого жаль будет очень многим.
Османы устроили идеальную ловушку, одновременно для африканской армии Французской Империи и её флота. Сулейман Первый вывез с левого берега Нила и дельты всё продовольствие, до последнего зёрнышка, потом сжёг фураж, лодки и древесину, которые не успел вывезти, а после разрушил мосты, прикрыв, пригодные для переправ места, ополчением и артиллерией. Своей, самодельной артиллерией, но прикрыл очень плотно. Армия герцога де Гиза осталась без фуража и продовольствия на востоке Ливийской пустыни и завопила призывы о помощи.
К своему несчастью, эти призывы услышал Гийом де Бониве в Триполи. Услышал и выдвинулся спасать непутёвого де Гиза. Этого-то адмирал Пири-реис и ждал. Подробности сражения при Александрии узнаем позже, а пока ясно одно — у французов больше нет флота и африканской армии. Зато у османов теперь есть винтовки, миномёты и пушки собственного производства. Хуже имперских, намного хуже, но зато свои. Молодец Сулейман Великолепный, ничего не скажешь. Если бы он не был так уверен в не читаемости своего кода, составленного по Корану, мы бы до сих пор ничего не знали. Агентурной разведкой в Османской Империи, Империя Инков не занималась. Теперь займёмся, вынудили.
Уже на подходе к Маракайбо, двадцать второго ноября 1535 года, получили расшифрованный радиоперехват о взятии османами Милана. Радиоперехваты с обеих сторон. Османы наступают от Вероны на запад шестидесятитысячным корпусом, а ещё один их корпус, восьмидесятитысячный, сосредотачивается в Швейцарии — Берне и Цюрихе. Это теперь вся, сильно сократившаяся от чумы, османская армия, не считая гарнизонов, конечно. В Африке мусульмане наступать и не планируют, хотя французы этого ждут, и держат в Тунисе тридцатитысячный корпус.
Зато османы сразу привели с собой в Италию семьдесят пять тысяч гражданских переселенцев, привели вместе с войсками, а потому их орда выглядела очень уж внушительно, на что и купился коннетабль, герцог Шарль де ла Тремуй, отступивший со своей семидесятитысячной армией от Милана к Турину. Милан-же, сопротивляться и не подумал, открыл ворота сразу, по получении гарантий неприкосновенности жителей города и их личной собственности. Аллах Акбар, ага.
Duomo di Milano теперь достроят мечетью османы, это не чья-то личная собственность, хотя и с личной не всё так однозначно. Горе побеждённым. Всегда так было, всегда так будет. Обещания, данные всяким ничтожным трусам, исполняют только дураки. А дураков поищите в своих рядах, Сулейман Первый дураком точно не является.
В Маракайбо, Савелий прибыл четвёртого декабря 1535 года. Как раз к приёму гостей, дорогих родственников Василия Третьего и Марии Первой и Генриха Первого д’Альбре. А ещё к похоронам дона Франсиско де Гарай герцога де Ямайка, герцога де Гранада, графа Альмерии, самого старшего из герцогской хунты. Не такого и старого, шестьдесят всего, но слишком фаталистичного. Инфаркт. Сначала первый, после которого нужно беречь себя как минимум год, а дон Франциско вскочил и забегал уже на третий день, после второго инфаркта, он слушался врачей целую неделю, а третий инфаркт уже упокоил его окончательно.
Двух сыновей дон Франциско де Гарай после себя оставил, но ни один из них имперскую карьеру не сделал. Кое-как, на троечки, закончили гимназические курсы, и на этом их образование закончилось. Старший сын, Диего, был отцовским смотрящим в Гранаде, а младший, Педро, на Ямайке. Эти владения они и получили, а дворцы дона Франциско в Тауантинсуйу и Маракайбо выкупила имперская казна по «кадастровой» стоимости. По праву выкупила, такое право оговаривалось заранее. Ни к чему нам в соседях такие малограмотные «колхозники». Предавайтесь равнодушию и лени у себя на задворках Империи, а нам, сюда, в столицы, этих ментальных вирусов заносить не нужно.
Король Западной Германии, Генрих Первый д'Альбре прибыл в Маракайбо девятого декабря 1535 года. Бывший дворец герцога Гранады и Ямайки временно стал вторым гостевым, в него друг Энрике и заселился.
— Как-же так? С вашей-то медициной? Она ведь даже чуму лечит… — Генрих д'Альбре сильно расстроился, он был по-настоящему дружен с покойным доном Франциско.
— Медицина бессильна, если человек не хочет лечиться, Энрике. Если он игнорирует рекомендации врачей, или даже делает всё наоборот. Не печалься так, все мы смертны, все там будем. Расскажи лучше, как ты у себя с чумой боролся.
