В сентябре получили отчёт о наведении «конституционного» имперского порядка в Марокко.

Его величество вице-император Паскуаль де Андагойя, имперский наместник Африки и островов Индийского океана, герцог Кубы, герцог Андалусии, граф Севильи, собрал в Империи для Марокканской кампании одних дембелей. Причём, дембелей-добровольцев, готовых осесть на земле. Не крестьянами, понятное дело, владетелями баронств и шателений, но и таких длинная очередь не выстроилась. Командирам имперских батальонов и рот представлялось намного интереснее остаться на службе, чем получить «тухлое» виконтство-баронство в Марокко-Мавритании.

И вообще, осесть на земле, инкские вояки в массе совсем не стремились. Все они выслужат пенсию, а землю и здесь получить можно, дома, в Южной, или Северной Инке. Но ещё лучше свой угол в весёлом цивилизованном городе, где можно эту пенсию весело тратить на бухло, шлюх и прочие простые удовольствия, доступные военным пенсионерам.

В общем, чтобы найти виконтов, баронов и шевалье на новые территории, потрудиться пришлось, но три бригады добровольцев, будущих дворян, насобирать в итоге удалась. Три бригады, из метрополии, плюс три европейских, от его величества Нууно Вимка, плюс четыре гвардейских батальона специального назначения, самого наместника Африки и его друзей герцогов, не пожелавших остаться в стороне от такого веселья.

Итого, под командованием у него оказалось: шесть бригад пехоты — восемнадцать тысяч винтовок и сто восемьдесят миномётов; четыре батареи семидесяти шестимиллиметровых пушек — двадцать четыре орудия с нарезными стволами; и четыре тысячи гвардейских драгунов — ещё четыре тысячи винтовок и сорок миномётов.

Кроме того, десять тысяч кавалерии, в том числе и верблюжьей, выставил новый имперский герцог Абу-ль-Аббас Ахмад де Марокко. Их Паскуаль вооружил гладкоствольными ружьями и сформировал на основе гвардейских батальонов три кавалерийские драгунские бригады, командирами которых назначил своих друзей герцогов: Хуана Понсе де Леон, герцога де Пуэрто-Рико, герцога де Галисия, графа Сантьяго-де-Компостелы; Франсиско де Гарай, герцога де Ямайка, герцога де Гранада, графа Альмерии; и Хуана де Грихальва, герцога де Эспаньола, герцога де Мурсия, графа Картахены.

Границей Марокко на юге, дон Паскуаль назначил самую западную точку Африки, мыс, на котором в той исторической реальности построили город Дакар, то есть границу Сахары и африканских тропиков. Может и правильно. Все эти Западные Сахары, Мавритании и Сенегалы — плод колониальной политики европейцев в той исторической реальности. Всю территорию населяют одни и те же берберы, мавры и понаехавшие арабы, вот и пусть живут в едином имперском герцогстве Мавритания, или отваливают на восток, если не нравится. Султану Сулейману Первому воины пригодятся, найдёт, куда их потратить.

Как таковой войны не получилось. Три европейские бригады и гвардия герцогов высадились в Танжере, Сеуте и Титуане, уже покинутых войсками Саадитов, получили лошадей под седло и для обозов, объединились с местными и начали давить мятежников на юг. Ещё три бригады, Паскуаль высадил в Рабате, Касабланке и Агадире.

Сражение в этой войне состоялось всего одно, неподалёку от столицы Саадитов, города Фес. Так себе сражение. Четырнадцать тысяч наших драгунов с винтовками, ружьями и сорока миномётами, против сорока тысяч кавалерии арабов и мавров, с саблями и аркебузами. Их даже избивать не стали, только напугали и разогнали. Пусть уходят на восток, османам нужны храбрые воины в Европе. Фес взяли в конце июня, Марракеш в начале июля. Вот и всё, герцогство Мавритания влилось в дружную семью имперских владений, войне конец, добро победило, ничего интересного.

В сентябре, Эль Чоло отправился в Маракайбо, а Савелий решил остаться на первую зимовку в новой столице. Жить уже есть где, гостевой дворец получился довольно уютным, да и вообще, пора снова привыкать к настоящим зимам. Может получится на лыжах покататься. Да и насчёт индейцев будет время подумать. Должен же быть какой-то статус-кво, который устроит большинство. Всех точно не устроит, но интересами меньшинства, ради этого, пожертвовать можно и нужно. Как и самим невменяемым меньшинством.

Кроме того, стоит озаботиться строительством столичного университета. В Тауантинсуйу такую ответственность на себя точно никто не возьмёт, а ещё… Да много чего ещё, всё сразу и не вспомнишь. Радиостанции для столицы и Нью-Йорка, например, точно должны прислать ещё до Нового Года, вот и займёмся их настройкой. Для этого интернет окажется очень полезен, а к нему здесь больше ни у кого доступа нет. К «утраченным знаниям богов», ага.

Интерлюдия. 18 октября 1533 года.

Пловдив, император Франциск Первый Валуа взял девятого августа 1533 года. Выполнили поставленные перед ними задачи и остальные. Король Хорватии, Гийом Первый Бониве, взял Сараево; король Сербии, Этьен Первый Фуке-Ритон — Констанцу; а король Венгрии, Анн Первый Монморанси — Софию.

Странно проходила летняя кампания 1533 года. Османы как будто исчерпали свои силы и даже не попытались снять с городов осаду. Их гарнизоны сражались стойко, но тоже не до конца. Все четыре города сдали после переговоров, на условиях отступления с оружием и знамёнами. Выпустили, конечно. Гораздо важнее сохранить города целыми, чем перебить лишние полсотни тысяч уже потерявших волю к сопротивлению мусульман. Так казалось в тот момент.

Османы отошли к Эдирне, где влились в войско Увейс-паши, готовившее оборону столицы. Большое войско, с отступившими сто двадцать тысяч. Тогда бы задуматься — почему это ключевое направление возглавляет не лично султан Сулейман, а его брат, великий визирь, но не задумались. Мало ли что, может заболел, а может ещё что-нибудь, восток — дело тонкое, может его уже и в живых-то нет.

Двадцать шестого августа 1533 года, французская армия объединилась в четырёх лье северо-западнее Эдирне. Сто шестьдесят тысяч ветеранов готовились к последнему удару. Так тогда казалось. Ведь вот он, Эдирне, в бинокль отлично видно, а дальше, всего в каких-то шестидесяти лье, и сам Константинополь. Казалось, что уже ничего не мешает закончить войну уже этой кампанией.

Двадцать восьмого начались бои за броды через Мерич, а первого сентября пришло шокирующее известие. Нашёлся султан Сулейман Первый Великолепный. Нашёлся в глубоком тылу, со стопятидесятитысячной армией, которую он провёл через русские Валахию и Моравию в Остмарк.

Сулейман не стал освобождать Буду и Пешт, он сразу ударил на Удине и Триест, отрезав французов на Балканах от снабжения с Большой земли. Отрезал полностью, ведь морем безоговорочно владеют османы. По сути, французская армия попала в окружение. На огромной территории, но всё равно в окружение. Вместе с императором и тремя его вассальными королями. Перед османами теперь лежит беззащитная Италия, а за ней и сама Франция. Ещё более беззащитная. Прощай мечты, прощай Константинополь. Самая война, настоящая война, оказывается, только-только начинается. Начинается с прорыва из ловушки.

Отступление от Эдирне к Пловдиву и дальше — к Софии, Нишу, Сараево и Риеке началось второго сентября. Очень нервное отступление. Армия Увейс-паши преследовала французов по пятам, не задерживаясь для осады потерянных городов. Куда они денутся, когда сбежит армия? Сдадутся, как миленькие.

К Риеке, Франциск Первый привёл восемьдесят тысяч и меньше половины артиллерии. Проклятые хорваты, сербы и болгары, дезертировали почти полностью, вместе с выданным им оружием. Мерзавцы. Но хоть Увейс-пашу отвлекли и то ладно. Чтобы их османы всех до одного вырезали, проклятых предателей…

— Вот и момент истины, друзья мои. На тот случай, если мне суждено завтра предстать перед Господом нашим, оглашаю вам свою волю. Регентом при Франциске Втором, до его совершеннолетия, будет де Бониве.

— А если и мне суждено, Сир? — герцог Гийом Гуфье де Бониве, граф Артуа, совсем не обрадовался такому доверию своего сюзерена. Война проиграна. Проиграна сокрушительно, даже если им удастся каким-то чудом прорваться в Италию, дальше воевать просто нечем. Регенту предстоит подписания мирного договора. Позорного мирного договора, практически капитуляции. Хорошо, если удастся сохранить хотя бы Францию. Лучше уж самому завтра предстать перед Господом, чем вытерпеть такой позор.