На раковине стоит баночка с блеском для губ. Я хватаю её и кручу в пальцах. Вечно все разбрасывает. Иногда это раздражает. А иногда хочется, чтоб она всё засыпала вещами со своим запахом.

Я одеваюсь и иду на кухню. Она сидит прямо на столешнице, болтает ногами и читает женский журнал, посасывая красную карамельку на палочке, которая окрашивает губы в нежно-розовый цвет.

– Я же просил тебе не сидеть на столах, – ворчу, хлопнув её по коленкам.

– Прости. – Бекки спрыгивает на пол.

Я засовываю в блендер куски зелёного яблока и начинаю кромсать сельдерей. Нож соскальзывает, и лезвие входит в палец, рассекая плоть чуть ли не до кости. Я выдёргиваю лезвие из раны, и кровь фонтанчиком выплёскивается на белую столешницу.

– Проклятье! – Я зажимаю рану салфеткой; тягучие капельки часто стучат по полу.

– Дай посмотрю! – Бекки несётся ко мне. Лицо обеспокоенное, руки дрожат.

– Мне не нужна нянька! – кричу я, вырываясь из ее рук. – И не смей рыться в моих вещах! Поняла?

– Поняла, – кивает она, а глаза уже переполняются слезами.

– Иди к себе уже!– рявкаю я.

Бекки смотрит на меня широко распахнутыми глазами, дышит часто и поверхностно, словно задыхается, щёки пылают. Этот взгляд. Я только что ударил её словом.

Резко разворачивается и бежит к себе, шлёпая по полу босыми ногами.

Я достаю из ящика бинт и наспех заматываю кровоточащий палец. Затягиваю потуже и спешу за ней.

Стучу в дверь костяшками пальцев, хоть она и приоткрыта.

– Чего тебе? – спрашивает, задыхаясь от рыданий.

– Можно войти?

– Ага. – голосок такой жалобный, что у меня всё сжимается внутри. Молодец, Митчелл, ты парень что надо!

Вхожу. Она бегает из одной части комнаты в другую с рюкзаком в руках и запихивает туда, что попадется под руку. Из-за слёз даже не видит толком, что пакует.

– Что ты делаешь?

– Ухожу! – выкрикивает Бекки. Теперь уже настала её очередь кричать.

– Бекки, прости меня! Я вёл себе как сволочь.

– Ты же был таким хорошим, – всхлипывает она. – Что на тебя нашло? Если ты хочешь, чтоб я ушла, просто скажи.

Я хватаю её запястье, чтоб, наконец, остановить бешеные метания и забираю из рук рюкзак. Бекки смотрит на меня огромными влажными глазами, верхняя губка покраснела и припухла, а плечи вздрагивают от рыданий. Это все так по-детски. Или так по-женски.

Мне ничего не остаётся, кроме как опуститься перед ней на колени. Не люблю, когда женщины плачут. И уж тем более по моей вине. Она так удивлена моим поступком, что даже прекращает всхлипывать.

Мои руки лежат на её талии, и я чувствую, какая она горячая под футболкой, пропитанной потом. Я смотрю на неё пристально, и Бекки делает то же самое. Удивительный момент: мир сжался до размера ее глаз, взгляд которых прожигает насквозь. Эта девчонка сносит все мои надстройки, развеивает барьеры по ветру.

– Прости, – шепчу снова.

– Прошу тебя, встань, – просит Бекки.

Я поднимаюсь на ноги, беру её за руку и усаживаю на кровать.

– Я хочу, чтоб ты осталась! Ты молодец. Отлично убираешься и готовишь. Я постараюсь больше на тебе не срываться, это неправильно. Просто много всего навалилось, аврал на работе.

– У тебя какая-то страшная болезнь? – выдаёт она внезапно. Гром и молнии!

Я чувствую себя ещё большей сволочью. Она же всё это время думала, что я умираю. Из-за своей наивности и необразованности Бекки понятия не имеет для чего все эти пузырьки. Она увидела кучу лекарств и решила, что я болен чем-то страшным и неизлечимым. Носила это в себе и мучилась.

– Нет! Нет, что ты! – Я улыбаюсь через силу. – Я здоров. По крайней мере физически. У меня были проблемы когда-то, но сейчас всё хорошо.

Бекки вдруг бросается мне на шею, словно я солдат, который вернулся с войны. Она так отчаянно стискивает руки вокруг моей шеи, что становится одновременно тошно и тепло от этой близости. Я глажу её по волосам и спине.

– Всё же будет хорошо? – спрашивает она, заглядывая мне в глаза.

– Будет! – обещаю я. – Я всё для этого сделаю.

– Тебе помочь с рукой?

– Нет, – показываю забинтованный палец. – Всё уже хорошо. Мне пора на работу. Не делай сегодня ничего. Отдыхай!

***

Я стою у огромного окна скромного в плане размеров кабинета и наблюдаю величественную панораму бизнес-центра Нью-Йорка. Тот случай, когда вид из окна перекрывает все минусы. Даже если ты делишь офис с ещё пятью парнями, стоя у такого окна, все равно чувствуешь себя королём мира. При условии, что умеешь абстрагироваться, конечно. Ловлю себя на мысли, что неплохо бы пригласить Бекки на смотровую площадку, и тут же гоню ее прочь. Слишком романтично. Не стоит тешить её ложными надеждами.

Красивая, утончённая, пластичная ввиду молодости. Казалось бы, бери и лепи девушку под себя и её сияние будет только разгораться с каждым днём. Но я не хочу ломать ей жизнь. И отпустить тоже не могу. Слишком эгоистичен.

Я возвращаюсь к столу и замечаю там сердечко. Не открывая, сминаю картонку в кулаке и швыряю в корзину для бумаг. Сохраняю файл с отчетом и выключаю компьютер. Поднимаюсь на ноги и беру со спинки стула пиджак. Что-то вылетает из внутреннего кармана и шмякается на пол. Ещё одно сердечко. Я раскрываю его и вижу аккуратную надпись: "Спасибо за все!"

Я бережно закрываю открытку и кладу её в нагрудный карман.

– Что же мне теперь делать? – бормочу я, натягивая пиджак.

Захожу в лифт. Знаете, что такое чудо по-ньюйоркски? Оказаться с кем-то в лифте тет-а-тет. Мы с ней вдвоём. Я смотрю на девушку оценивающе: длинные тёмные волосы забраны в элегантную ракушку, на аккуратном носике, кончик которого подчеркнут хайлайтером, сидят круглые очки. Без диоптрий. Хочет казаться более представительной, но в таком случае не помешало бы застегнуть пару верхних пуговиц на блузке. Она сводит колени и соединяет носки леопардовых туфель. Леопард – не очень удачный выбор для бизнес-леди. Смотрит в зеркало и поправляет помаду. Демонстративный жест, потому что тёмно-вишнёвая помада наложена идеально. Ее взгляд не менее оценивающий.

– Какой вам этаж?

– Р2 – отвечает попутчица томным грудным голосом.

– Не видел вас здесь раньше.

– Я здесь не работаю. Я дизайнер интерьеров. Пришла образцы показать, – взмахивает большой кожаной папкой.

– Успешно?

– Не совсем.

– Жаль, – бросаю я.

Она делает несколько грациозных шагов, выставляя каблуки перед носками туфель. Поправляет мне узел галстука, который цветом почти как ее помада.

– А вы здесь работаете? – спрашивает «пантера» и проходится кончиком языка по губам.

– Да, верно, – говорю так, словно ничего особенного не происходит.

– Хуго Босс. Ничего так выбор, если забыть, что он одевал нацистов.

– Спасибо.

Я аккуратно снимаю очки, складываю дужки и вкладываю в карман её узкого пиджака. Она закусывает нижнюю губу.

Прижимаю её к стене и впиваюсь в манящие губы. Незнакомка перехватывает инициативу и близко знакомит наши языки. Ногти-стилеты с такой силой впиваются в шею, что я в ответ прикусываю кончик ее языка. Лифт останавливается, но я зажимаю кнопку закрытия дверей, и волнующий спуск продолжается.

Я продолжаю «мазать» незнакомку по стенам лифта, и она тоже не дает мне спуску. Теперь уже ее очередь прижать меня так, чтоб мало не показалось. Давление настолько сильное, что я чувствую, как под спиной трещит зеркало. Девушка ослабляет узел галстука, расстёгивает несколько первых пуговиц. Ее поцелуи прожигают кожу. Не часто приходится встречать настолько требовательных женщин. Она отрывается от моей шеи и закусывает мочку уха. Я стискиваю зубы, чтоб не вскрикнуть.

На парковке мы выходим из лифта и идём рядом как ни в чём не бывало. Ее волосы разметаны по плечам и спутаны на затылке, а помада размазалась по лицу так же, как и тушь. Люблю такое.

Убедившись, что мы одни, она хватает меня за руку и притягивает к себе. Я вдавливаю ее в бетонную колонну, по-хозяйски запускаю руку под юбку. Девушка направляет мои пальцы себе под трусики, и с ее губ слетает стон. Сладкий и тягучий, как медовая капля. Я понимаю, что должен это прервать, пока все не случилось прямо здесь. В противном случае дозу кайфа получит только «пантера».