О, я не хочу быть
Объектом твоей благотворительности,
Я просто хочу увидеть свое истинное лицо.
Ты сделаешь это для меня?
Это займет минуту или три всего,
О, ты сделаешь это для меня?
Лица тех, кого я сегодня увидела, мелькали в моей голове, выстраиваясь, как кости домино: мужчины-игроки, шпана с влажными глазами и обветренными губами на скамейках у «Дэйри Квин», пофигист Райли в грязном фартуке в кафе.
В Крили в это время по вечерам мы собирались в комнате отдыха – шумная толпа девчонок с айподами и одобренными книгами. Я скучала по Луизе. С кем она разговаривает этим вечером, в темноте нашей комнаты? Нашла уже мне замену?
Угольный грифель издал на бумаге те же звуки, что и собака, тихонько скребущаяся у двери; когти работают методично и настойчиво.
Я рисовала, и потихоньку появлялись очертания лица моего отца. Его большие темные глаза, волосы песочного цвета. Когда я забиралась к нему на колени, я чувствовала через футболку его лопатки. Мне хотелось бы вспомнить, как звучит его голос, но я не могла.
Иногда он не пускал меня в свою комнату, когда качался в кресле-качалке, и я сидела за дверью с нашей собакой, зарывая лицо в ее красновато-бурую шерсть и слушая Ван Моррисона через дверь.
Хотела бы я вспомнить, что случилось с нашей собакой. Один день пес был с нами, потом пропадал. Прямо как мой отец.
Туда, где у пса должны были быть зубы, я засовывала совсем крохотные капсулы с пилюлями. Я постоянно сожалею об этом. Это было нелепо и неправильно.
Он чуял запах и становился грустным. Его темные миндалевидные глаза были добрыми. Но когда я присматривалась, то видела там еще что-то, оно трепетало в глубине.
У Райли в кафе точно такие же глаза. При одной лишь мысли о нем я чувствовала пугающую меня теплую волну по всему телу.
Тем не менее, когда я легла спать, я гнала от себя мысли о Райли: подушка пахла Майки, одеяло успокаивало меня, как обещание, как что-то хорошее, реально ощутимое, которое должно скоро произойти. Я вытянулась под его одеялом, как будто это его тело, вдохнула запах его пота, ароматы тела. Прижимала к себе одеяло как можно сильнее. Я не могла его отпустить.
Я стояла на противоположной стороне улицы напротив кафе уже добрых десять минут.
Я проснулась в четыре утра, даже несмотря на то, что нашла небольшой походный будильник в чемодане Майки и завела его на пять часов. Потом рисовала и приводила нервы в порядок, чтобы прийти сюда. Ближе к шести Четвертая авеню начинала оживляться: магазины поднимали защитные жалюзи, люди вытаскивали столики наружу, на тротуар.
Неоновая вывеска «Тру Грит» покосилась, буква «у» загоралась и сразу гасла.
Я перешла улицу, стараясь дышать глубоко. И в тот самый момент, когда собралась постучать в тяжелую входную дверь кафе, зеленая москитная дверь в паре футов от нее открылась, и появился вчерашний Райли.
И вот он тут как тут, уже курит. И улыбается.
– Странная Девчонка, – произнес он приветливо. – Это первый день твоей жизни. Добро пожаловать. Заходи.
Женщина с розовыми волосами, собранными в хвост, подъехала на синем велосипеде. Посмотрела на нас с любопытством. Она выглядела старше нас, коренастая, в рваном свитере и длинной юбке с кисточками.
– Что такое, Райли? Что происходит?
Она мило улыбнулась мне, пристегивая велосипед к решетке.
– Временная посудомойка, Линус. Эй, – он глянул сверху вниз на меня, – вообще говоря, я не знаю, как тебя зовут, Странная Девчонка.
– Меня зовут Чарли, – тихо отозвалась я. – Чарли Дэвис.
Райли протянул руку:
– Что ж, приятно познакомиться, Чарли, Чарли Дэвис. Я Райли, Райли Уэст.
Я застеснялась, но потом все же пожала его руку. Она теплая. Я не прикасалась нежно ни к кому с тех пор, как гладила Луизу по голове. По телу прокатила внезапная волна тепла, и я убрала руку.
– Хорошо, – произнес он бодро. – Вернемся к нашему делу, да? Грязная посуда, кофе, неблагодарные батраки и длинное медленное шествие к смерти.
Линус засмеялась.
Мы прошли через зеленую дверь, Райли объяснил, что это вход для служащих. На стене висели серые табельные часы промышленного назначения и прорези с карточками учета рабочего времени. Линус направилась к стойке, и через пару минут я услышала, как перемалываются кофейные зерна и воздух наполняется насыщенным, почти сладким ароматом свежесваренного кофе.
Райли показал мне, как загружать посудомойку, какие кнопки нажимать, где хранятся подносы для посуды, где ополаскивать и куда складывать лотки для грязной посуды. В кухне и около посудомоечной машины жарко и много пара, коврики для пола скользкие от мыльной воды и противных пищевых отходов. Раковина заполнена кастрюлями, сковородками и тарелками, покрытыми осадком. Райли нахмурился:
– Эти девушки плохо убрались прошлой ночью, полагаю.
Линус скользнула мимо нас, чтобы взять что-то у гриля.
– Добро пожаловать в дурдом, детка, – произнесла она, улыбаясь, и побежала вприпрыжку к стойке. Там она завозилась с компакт-дисками.
Райли бросил мне грязный фартук и принялся резать болгарский перец и лук, бросая их в контейнер из нержавеющей стали. Я надела фартук через голову и попыталась завязать его сзади. Он мне велик, поэтому я обмотала завязки вокруг себя и завязала спереди.
Краем глаза я заметила, что Райли остановился в ожидании песни, которую включала Линус. Она нажала кнопку – и вот эта композиция, «Космические недели», грустная и заунывная. Он кивнул сам себе, как бы в знак одобрения, и начал закидывать хлеб на гриль.
Я развернулась к раковине, глянув на груду тарелок и кастрюль. Включила воду. «Ты здесь для этого, – сказала я себе. – Вот, пожалуйста. Работа».
Через час или около того Линус открыла входную дверь. Нам не пришлось долго ждать посетителей: в кафе ворвался рой их голосов и сигаретный дым. Некоторые кивнули мне, но в основном они просто разговаривали с Райли и Линус. Мне безразлично. Мне всегда нравилось слушать. В любом случае, у меня это лучше получается, чем говорить.
Я провела утро, загружая тарелки и стаканы в посудомойку, ожидая, дергая держатель для посуды и ставя ее в стопки на кухне и в зоне для официантов. Чтобы расставить все на кухне, мне требовалось пройти за Райли и дотянуться до полок. Стол для приготовления блюд был небольшой и выходил в зону с посудомоечной машиной. Там стоял гриль, лоток для картошки фри, духовка, двухдверный холодильник из нержавейки, столешница с разделочной доской и небольшой островной стол.
Слушая, как Райли говорит с официантами, я изучала скудное меню «Тру Грит» и тех, кто здесь работает. Многие, похоже, учились или играли в группе. Громкое жужжание и треск кофемашины для эспрессо все время звучали фоном. Я захотела пить, но боялась что-нибудь попросить. Нужно ли тут платить за напитки? Я не взяла с собой деньги. Все, что мы с Эллис заработали, должно быть потрачено на жилье. Когда я решила, что никто на меня не смотрит, я взяла стакан и попила воды из-под крана. Тем не менее довольно скоро в желудке заурчало, и выбрасывать остатки еды в мусорное ведро стало жалко. Я подумывала, чтобы стащить какую-нибудь недоеденную половину сандвича, и в уме сделала заметку, чтобы найти место и спрятать ее.
Один раз я прошла мимо Райли с очередной посудой и столовыми приборами, он в тот момент не готовил. Он пристально посмотрел на меня, и от смущения я ощутила покалывания на коже.
– Откуда ты, Странная Девчонка?
– Миннесота, – ответила я настороженно. Я подвинулась к нему, чтобы поставить тарелки на полку над его плечом. Он не отодвинулся, и моя спина задела его.
– О, интересно. Минне-Со-Та. Еще бы, конечно. Я играл однажды в клубе «Севенс Стрит Энтри». Ты там бывала?
Я покачала головой. Шпана называла его полузнаменитостью. «Севенс Стрит Энтри» – это клуб в центре Миннеаполиса, в котором играют крутые группы. Райли играет… играл… в группе?