— Жалко у пчелки, а пчелка на елке. Кстати, покажи мне елку.

— А прокатишь?

— Сначала покажи.

— Нет, сначала прокати.

Мальчик и зебра заспорили и спорили так горячо, что мальчик мог выговаривать только два слова: «нет, ты! нет ты!», а у зебры белые полосы стали красными, а черные — белыми.

Третий мальчик принес чугунок картошки и пакетик с солью. Он раздавал картошины обезьянам и приговаривал:

— Кушайте на здоровье! Поди, в глаза не видели картошку-то?

Обезьяны быстро научились обмакивать ее в соль и вскоре восторженно верещали:

— Чудесно! Восхитительно! Вкуснее бананов, вкуснее тюльпанов! Несравнимая! Второй хлеб. — И хором запели: — Ах, картошка-тошка-тошка!

Мальчик добродушно улыбался:

— Эх, вы! Вкуснее бананов! Вы бы попробовали с подсолнечным маслом, с селедкой — вот тогда бы и кричали: не едали никогда!

— Да?! — удивились обезьяны. — Да?! Мы без тошки, ах, картошки никуда!

Сразу три девочки кормили Главного слона. Хобот он погрузил в ведерко с компотом, а на отвисшую треугольную губу девочки накладывали бутерброды с маслом и мармеладки. Главный слон во время еды говорить не мог и только покручивал хвостиком, то влево, то вправо, то ненадолго выправлял его, серый, морщинистый, маленький.

Девочки в это время разговаривали:

— Когда он машет хвостиком вправо, тогда ему очень нравится мармелад.

— А влево — он в восторге от хлеба с маслом.

— А прямо — нет ничего лучше компота из сухих груш и чернослива…

Главный слон доел, допил, обмахнул, обдул крошки хоботом и сказал:

— Век бы ел хлеб с маслом, мармелад и запивал компотом. Благодарствую, девочки. Извините, если что не так.

Еще один мальчик угощал Старого павиана. Мальчик был бледный, худенький, в стареньком лыжном костюме. Он с виновато опущенными глазами достал из-за пазухи черствую краюху хлеба и желтый, окаменевший кусок сыра.

— Извините, я ничего больше не нашел. У мамы зарплата только через неделю. Вы приходите к нам после зарплаты. Мама у меня очень добрая и специально для вас состряпает пельмени. Она уже пообещала.

— О, вы напрасно извиняетесь, мой юный друг! Мечта каждого старого павиана: корочка хлеба, кусочек сыра и глоток холодной воды. Сердечно благодарю вас! — У Старого павиана не было ни одного зуба, и он решил, как только мальчик уйдет, перебраться к фонтану и размочить в воде горбушку и сыр. — Мой юный друг! У вашей мамы поистине золотое сердце. Она готова поделиться последним куском хлеба со старым, никому не нужным павианом. И вдобавок приглашает его в гости. О, я бесконечно тронут. — Павиан утер ленточкой бескозырки навернувшуюся слезу, — Передайте ей, пожалуйста, мое восхищение ее добрым сердцем. До конца дней, которых, увы, осталось мало, я буду с благодарностью вспоминать вашу маму.

— Спасибо! — Мальчик пожал старому павиану руку. — Спасибо за маму! Еще раз позвольте напомнить: милости просим к нам. Мы будем очень рады.

Старый павиан снял бескозырку, поднес ее к сердцу и молча поклонился.

Меж жующих и пьющих зверей сновал дед Пыхто, в черном, плотном накомарнике. Что-то высматривал, что-то выискивал, что-то замышлял.

За угощением все забыли о медвежонке. Он подождал, подумал, что его угостят последним, на правах местного, на правах хозяина. Нет, никто не вспомнил об усталом и голодном проводнике. Медвежонок еще подождал, пососал лапу, попил воды — вокруг жевали, хрумкали, чавкали, чмокали. «Вокруг меня черная неблагодарность, — подумал медвежонок. — Ну, звери забыли. Это я еще понимаю. Но люди-то, люди! Где ваша отзывчивость и чуткость? Где? Нигде не вижу!» Медвежонок рассердился, быстро вскарабкался на балкон, открыл дверь и встал перед столом Главного человека.

— Послушайте, Иван Иваныч! Вы меня кормить собираетесь? Я согласен: гостей надо покормить в первую очередь. Но ведь я-то ваш, сибирский. Неужели своего голодом уморите?

Главный человек отложил ручку, снял очки и задумчиво посмотрел на медвежонка:

— Потрудись объяснить, как ты сюда попал?

— Через дверь. Извините, что без доклада.

— Вот ты говоришь: наш, сибирский. Не стыдно сибиряку попрошайничать?

— А что делать? Жить-то надо.

— Разумно, разумно, — Главный человек задумчиво посмотрел на огромную картину, где медведица на утренней поляне любовалась своими крепенькими озорными медвежатами. — Как это тебя мать-то отпустила? Сердце-то, наверное, все изболелось.

— Я — сирота. Отца с матерью убил иностранный турист, Убил, сфотографировался и уехал, а я чудом спасся.

— Сочувствую, парень, сочувствую. — Главный человек достал из шкафа тарелку с бутербродами, бутылку минеральной воды. — Давай поешь. И некому присмотреть за тобой?

— Нет, у меня тетка. Материна сестра. Но живет далеко, на Камчатке. Я даже не знаю, как добираться туда.

— Да… — Главный человек циркулем измерил расстояние на карте до Камчатки. — Порядочно. Если пешком. Ты как решил? С приезжими останешься или назад подашься?

— He знаю, еще не думал.

— Слушай, а хочешь я тебя самолетом на Камчатку отправлю?

— Боюсь я их. В небе гудит, и то страшно, всегда под колодину лезу. Нет, я пока подожду.

— Смотри сам. Неволить я тебя не хочу. Как решишь, так и поступай.

— Спасибо на добром слове. И за угощение спасибо, Будьте здоровы, пока.

— Пока, пока. Ты дверь-то не закрывай, накурено тут у меня. — Главный человек, повернулся вместе с креслом, провожая медвежонка взглядом. — Не было печали! Теперь еще и о зверье думай!

Тем временем на балконе о зверье думали девочка Алена и мальчик Сашка Деревяшкин. Думали долго, уставившись в одну точку и чертя пальцем круги на затылке. Наконец, Алена воскликнула:

— Ой, придумала! Надо взять их в квартиры. Ну, каждый мальчишка, каждая девчонка возьмут по зверю и приведут его домой. Одного-то легко прокормить.

— Не разрешат. Родители не разрешают. Еще не известно, как ответим за это угощение- Вовка Митрин наверняка без спросу варенье взял. Да и другие. А тут еще явишься допустим с крокодилом. Что ты! На порог не пустят. Нет, их надо подготовить, поныть, поклянчить. Разве тогда согласятся.

— Вообще-то, да. Надо готовить. — Алена вновь замерла и уставилась в одну точку.

Тут вскрикнул Сашка:

— Есть, и у меня блеснуло! — и не советуясь с Аленой, сразу обратился к площади.

— Дорогие звери! Выход найден! Хотя бы на сегодня! А там еще что-нибудь придумаем.

— Слушаем тебя, Александр! — радостно взревел Главный слон.

— Кто не работает, тот не ест! — провозгласил Сашка — И мы будем работать! Мы сейчас же идем на базар, а там мы заработаем на обед!

— На базар, на базар! Посмотреть на товар! — закричали звери.

— Сашка, ты с ума сошел! — громким шепотом возмутилась Алена. — Почему на базар? Можно же колоски собирать, макулатуру, металлолом!

— Думал я об этом. Ни одной железки, ни одного клочка бумаги не найдем. Раз двадцать только наша школа собирала. А другие, думаешь, сложа руки сидели? Нет, в городе шаром покати. А до колосков сколько идти? Не обедавши-то. А до базара — рукой подать. Кто тяжести поможет таскать, кто фокусы покажет, кто еще какой номер выкинет. Базар же, базар!

— Теперь понятно. Пошли.

Зверей и ребят построили парами, впереди поставили барабанщика, и все зашагали на базар.

— Запевай! — приказал Сашка.

Запевала, Африканский петух, голосисто затянул:

В городе все уже знали о появлении зверей, поэтому на базаре ничуть не удивились, когда они пришли зарабатывать на пропитание.

Крокодил устроился у базарных ворот и разгрызал грецкие орехи всем желающим. Щелк — копейка. Щелк — копейка. Одной бабушке он нагрыз на целый рубль.