По дороге им попалась тетенька в белом халате, с белым деревянным ящиком на груди, похожим на школьный ранец.
На крышке ящика лежало эскимо в новенькой, белой рубашке, с новенькой, деревянной ножкой. Сашка Деревяшкин толкнул девочку Алену в бок, облизнулся и сказал:
— Попробовать бы. Когда я вырасту, я буду съедать по три порции подряд, три раза в день.
Девочка Алена вздохнула и ответила:
— А я пять порций подряд и пять раз в день.
Сашка Деревяшкин спросил у тетеньки в белом халате:
— Почем мороженое?
— Всего девять копеек, мальчик. Уж такое сладкое, такое холодное — ни у кого такого нет.
Сашка Деревяшкин опять облизнулся и сказал девочке Алене:
— Может, купим? А зверей в книжке посмотрим.
— Да-а, а мама с папой узнают.
Сашка нахмурил соломенные брови, для чего-то потрогал кисточку на тюбетейке.
— Может, и не узнают. Как узнают, их же здесь нет?
— По глазам узнают. Мама всегда так узнает. Посмотрит и говорит: по глазам вижу, ты опять что-то натворила…
— А ты зажмурься, когда с мамой разговаривать будешь!
— Тогда по носу узнает. Скажет, по носу вижу, что-то не так…
— Да-а, — вздохнул Сашка Деревяшкин, — узнают. Вообще-то, зверей тоже интересно посмотреть.
Они прошли несколько шагов, изо всех сил стараясь не оглядываться на тетеньку в белом халате. Вдруг девочка Алена вскрикнула:
— Ой! А я придумала!
— Что придумала?
— Пополам съедим и пополам посмотрим.
— Как так пополам?
— Купим один, то есть, одно эскимо, и один билет. Эскимошку пополам съедим и билет пополам порвем. Ты одну половину зверинца посмотришь, я другую.
— Не пустят, а съесть можно.
— Почему не пустят?
— Потому что пополам. На карусель можно пополам? Нельзя? На качель можно? Нельзя! И в зверинец нельзя!
— Нет, можно, нет можно! Карусель нельзя пополам разделить, а зверей можно. Вот, например, ты на зайца посмотришь, а я на льва. Я от льва отвернусь, ты от зайца, я — от слона, ты — от тигра.
— А я на льва хочу смотреть.
— Ну, ты только будто бы не посмотришь. А по правде все увидишь. Он же большой. Отворачиваться будешь и посмотришь.
— Если так, конечно. Только, чур, эскимошку поровну кусать.
— Ага. Ты сверху откусишь, я снизу.
— Хитрая какая! Низ-то толще.
Они с трудом отсчитали деньги на мороженое, хоть и учились в первом классе.
Купили эскимо, долго снимали с него белую рубашечку, потому что сверху она легко отклеивалась, а снизу трудно. Сняли и задумались.
— А как же мы поровну откусим? — спросил Сашка Деревяшкин. — Вдруг у тебя рот больше, значит, ты больше откусишь.
— Да, а вдруг, у тебя? У тебя и зубы вон какие большие.
— Ну, давай враз кусать. По укусу смеряем. Раз, два, три! Они быстро стукнулись лбами, носы влипли в мороженое, по губам закапали мороженые капли, а в рот ничего не попало.
— Нет, давай по очереди, — сказал Сашка Деревяшкин, пытаясь долизнуть языком до носа.
— Давай. — Девочка Алена откусила и передала эскимо Сашке Деревяшкину. Он тоже откусил и замер, вытаращил глаза:
— Ой, Аленка! Воробей-то, воробей какой!
Девочка Алена закрутила головой:
— Где, где? — и в это время Сашка Деревяшкин откусил эскимо лишний раз:
— Так нечестно, нечестно! — закричала девочка Алена, заметив. Сашкино жульничество, и заплакала, затопала ногами.
Сашка Деревяшкин терпеть не мог девчоночьих слез, терялся при виде их и сильно краснел.
— Ну, не буду больше, ну, чего ты, Алена, не реви, не реви. А то дразнить буду. Плакса-вакса-королек-жарена капуста…
Девочка Алена не слушала его и ревела. Сашка Деревяшкин подумал и сказал:
— Хорошо, хорошо. Ешь одна, целиком. Только не реви. — Он еще подумал и добавил. — Все-таки я мальчик.
Девочка Алена сразу успокоилась, быстренько вытерла слезы и принялась за эскимо с верхушки, неторопливо, старательно обсасывая ее.
Сашка Деревяшкин загрустил, помрачнел, отстал от девочки Алены, пошел, печально шаркая подошвами и затолкав руки в карманы. Про себя считал, сколько уже раз откусила Алена, наконец, не вытерпел, махнул рукой на то, что он мальчик и должен уступать девочке, дернул Алену за косичку, потребовал:
— Дай откусить. Моя же очередь!
Девочка Алена снова хотела заплакать, но тут они услышали громкий крик:
— Сюда, сюда! Ребятишки!
Они повернулись на крик — на крылечке старой покосив шейся избушки размахивал руками страшный старичок; вместо головы у него была рыжая необъятная борода, тоненькие ножки, тоненькое туловище, тоненькие ручки. Сашка Деревяшкин схватил девочку Алену, и они помчались, полетели меж кустов шиповника.
Они долго и быстро бежали, пока не увидели Конную площадь, толпу ребятишек на ней и огромного слона, поднявшего хобот к небу.
— Думаешь, это кто? — отдышавшись спросила девочка Алёна.
— С бородой-то?
— Ага.
— Ясно кто…
Девочка Алёна приложила палец к губам. Сашка Деревяшкин тоже приложил, и они пошли к кассе и купили один на двоих билет в зверинец. Разорвали его пополам и молча протянули половинки тетеньке-билетерше.
Та удивленно и строго подняла брови:
— Это еще что за обрывки?
— Это не обрывки, тетенька, — вежливым, сладким голоском сказал Сашка Деревяшкин. — Это два полбилета.
— Да, тетенька, да, — подтвердила девочка Алена.
— Вы мне голову не морочьте! — сурово и громко заметила билетерша. — Обрывки подобрали и лезете тут!
— Тетенька, ну правда, это половинки нового билета. Правда, правда! — голос у девочки Алёны задрожал от сдерживаемых слез.
— Мы же не какие-нибудь… — мрачно пробубнил Сашка Деревяшкин, — Она в левую сторону пойдет, а я в правую. Каждый на свою…
Билетерша гнулась, зацепила девочку Алену и Сашку Деревяшкина мощной рукой, как крюком, и отодвинула в сторону, к веревочной изгороди. Девочка Алена заплакала, а Сашка Деревяшкин насупился, надулся и надолго замолчал.
Мимо проходили колонны детсадовцев. Мальчики и девочки, чинно взявшись за руки, пели:
Сам я балалаечку смастерил, Лаком балалаечку я покрыл…
Воспитательницы останавливались возле входа, отсчитывали пары и отдавали билетерше длинные полосы новеньких синих билетов. Затем догоняли свои группы, крича на ходу:
— Младшая, ждите у клетки льва! Средняя, соберитесь у жирафа! Старшая, смотрите бегемота!..
Девочка Алена заплакала еще горше, увидев счастливых детсадовцев. Она прямо-таки умывалась слезами и говорила:
— Да-а, Сашка! Из-за тебя все. Они все посмотрят не напополам. Без мороженого обошлись. И младшая группа посмотрит, и старшая. А мы, а мы-ы. Хоть и старше старшей и даже подготовительной старше, ничего не увидим…
Сашка Деревяшкин молчал, и девочка Алена удивилась сквозь слезы: почему он ее не жалеет и не уговаривает. Она по придержала слезы и оглянулась: за спиной Сашки не было, не было его также ни справа, ни слева — девочка Алена старательно протерла глаза, из-под ладошки оглядела всю Конную площадь — Сашка Деревяшкин исчез.
Вдруг она услышала совсем рядом громкий шепот:
— Алена! Стройся быстрее!..
«Ах вот что!» — хотела удивиться девочка Алена, но удивляться не было времени, и она быстренько встала в пару к Сашке Деревяшкину. Оказывается, перед тетенькой-билетершей выстроилась еще одна колонна, но уже бывших детсадовцев, которую Сашка собрал и организовал, пока девочка Алена ревела. Бывшие детсадовцы как один потратили свои гривенники на ириски, на красненьких леденцовых петухов, на палочки желтой серы, на кедровые орехи и, конечно, на мороженое. Колонна эта не пела, зато дружно чмокала, обсасывая леденцы и ириски, громко жевала серу и весело хлюпала носами, окуная их в остаточки мороженого. Сашке Деревяшкину, видимо, стало завидно — его-то эскимо успело полностью растаять в животе, вроде вовсе не ел, — и он скомандовал громким шепотом:
