Рыдания к этому времени утихли совсем.

«Ого!» — подумал я, а вслух произнес:

— Нет, конечно, и голоден как черт. Мне скоро принесут что-нибудь в номер — не примкнете ли?

— С удовольствием, — она согласилась так же просто, как давеча взяла платок, и это окончательно расположило меня в ее пользу. — На люди мне не хочется, а с вами мы все равно уже познакомились. Меня зовут Таня.

Я представился, пообещал позвать ее и вышел.

Изумленная буфетчица, только что убравшая у меня после завтрака посуду, поздравила меня с таким аппетитом, заметила, что дело явно идет на поправку, вздохнула и вскоре принесла еще один завтрак.

Когда она удалилась, я постучал Тане в разъединявшую нас дверь. За это время она успела умыться, надеть брюки и свитер.

Выпив горячего чая и рюмку коньяку, который я, наряду с ромом, почитаю лучшим в мире лекарством от всех болезней, она так до вечера и не ушла от меня. То сидела в уголке дивана, уютно поджав под себя длинные ноги, то дремала тихонько, а я, прикрыв ее пледом, спокойно писал за столом.

Прекрасно было, после этого проклятого одиночества, работать, ощущая рядом доверившееся тебе существо.

Исповедь Тани, как это часто бывает, полилась неожиданно.

…Историю мою можно назвать или бесконечно банальной, или неразрешимо сложной — как посмотреть.

У меня сейчас такое ощущение, будто я, в самый обычный день, каким-то образом попала вдруг в лабиринт — неожиданно оказалась в одиночестве, отрезанная от улицы, от толпы, от реальной жизни… Я туда, я сюда, но ни выхода, ни пути назад найти не могу, а служителей, или как их назвать, ну, которым полагается принимать посетителей, а потом выводить их из лабиринта, вот этих служителей почему-то нет — то ли им, всем сразу, дурно сделалось, то ли обедать ушли, то ли собрание проводят, как это у нас теперь принято, в разгар рабочего дня.

Вот вы говорите, к вам за советом обращаются, — может, вы как раз такой служитель и есть? Выведите меня, бога ради, назад в нормальную жизнь, больше мне ничего не нужно.

Я — киноактриса. Собственно, еще студентка ВГИКа, но меня пригласили сниматься, и не как-нибудь, а на главную роль в большом фильме — сколько серий получится, сам режиссер еще, кажется, не знает. Съемки идут в …ске, я только что оттуда прилетела…

Теперь понятно, откуда она тут появилась: …ск километрах в двухстах к западу… И как я сразу не догадался, что она актриса? Кто еще способен так владеть собой, так быстро перестраиваться…

…Надо еще иметь в виду, что на следующий день после того, как в …ск прилетела наша съемочная группа, там появился автор сценария К. — я не случайно вас о нем спросила. Было это месяца три с половиной назад.

Ничего не скажу, любопытно было взглянуть на известного писателя, его книгами мы еще в школе зачитывались. Любопытно, но и только. Что могло быть общего у такой девчонки, как я, с этим человеком? Мне нравились его повести, особенно его умение понять женское сердце — хотя какая я женщина… Но я жила в те дни в каком-то исступлении и на все, что не было непосредственно связано со съемками, реагировала приглушенно. Главная роль как-никак…

Нас познакомили. Выше среднего роста, крепкий, худощавый, с почти совсем седой коротко остриженной шевелюрой, с веселыми карими глазами, он держался неожиданно просто, был скромно одет, курил трубку. Все мне понравилось.

Он меня, казалось, не заметил. Пожал руку, вежливо сказал, что о лучшем типаже для героини и мечтать не мог, улыбнулся, спросил, кто мой руководитель в институте, пробормотал «как же, как же…» и словно позабыл обо мне.

Меня это не то что задело, а так, зацепило чуть-чуть.

Несколько дней спустя наш неутомимый Петенька — мы нашего режиссера, Петю Зырянова, так зовем, не слыхали про такого? — устроил встречу К. с актерами. Сказал, что хочет заставить нас пошевелить мозгами, просил каждого подумать еще раз о рисунке своей роли и высказать сомнения, если они имеются, а также мысли о сценарии в целом.

Я привыкла и в школе, и в институте принимать такие вещи всерьез, подготовилась, как смогла, и слегка врезала К. — честно говоря, я не прочь была ему легонечко отомстить за проявленное ко мне невнимание… Понимаете, я отлично знаю роман, а в сценарии мало что осталось от героини, эмоциональная сторона ее жизни оказалось почему-то выхолощенной, и сделать похожей на живую женщину ту блеклую тень, которая робко выглядывала со страничек моей роли, было невероятно трудно.

Съемочная группа реагировала на мое выступление бурно, но К. лишь спокойно поблагодарил всех в конце, и меня в том числе. Зато позднее, после ужина, он подошел ко мне и пригласил погулять.

Стоял теплый летний вечер…

Таня продолжала говорить, а я не слушал ее. Я мгновенно поставил себя на место К. — о, как я был к этому подготовлен! Не было ничего легче, чем представить себе, что произошло в тот вечер между ними.

Прогуливаясь у реки с этим едва вступающим в жизнь существом, — обаяние красивой женщины соединялось с великолепной угловатостью породистого щенка, — любуясь смущением Тани, все еще взволнованной упреками, которые она осмелилась ему адресовать, К. пытался доказать недоказуемое. Он говорил о том, что многоступенчатая редакторская лавина подвергла его сценарий обработке в нескольких, противоречивших друг другу, направлениях, что ему это в конце концов осточертело и он, махнув рукой, взял и поставил свою подпись…

— Вы всегда так делаете? — лукаво спросила Таня.

— Всегда не всегда, но случается… — ушел он от ответа.

Слушая Таню и отвечая ей, К. все явственнее ощущал, как падают привычные путы, как радостно ему откровенно и горячо спорить, как, впервые за долгие годы, его вновь тянет придумывать новые шутки, колкости, остроты, как счастлив он — это он-то! — возможностью порисоваться немного перед этой девушкой, которую и актрисой еще не назовешь, как настойчиво хочется ему стать вровень с ней во всем, решительно во всем, и ощутить давным-давно забытые раскованность, и безудержность, и всемогущество молодости.

За первым разговором — другой, третий… Постоянное внимание со стороны такого блестящего собеседника и обаятельного человека не могло не польстить Тане и заставило девушку взглянуть на К. другими глазами. И тогда выяснилось вдруг, что он интересен ей, так интересен, как никто другой до него, что Тане нравится его внешность, его манера держаться, что ей приятны его жесты, смех, отсутствие в его поведении малейшей назойливости…

Так исчезло ощущение непреодолимой дистанции между ними; даже солидная разница в возрасте стала как-то неуловимо сходить на нет.

…Однажды я поймала себя на очень странной мысли: ведь К. — словно герой кинофильма. Сама судьба послала мне живое воплощение тех прекрасных мужских качеств, которыми я восхищалась когда-то, следя за скользящими по экрану тенями. Значит, они могут все же совместиться в одном, реальном, невыдуманном человеке, а я-то уж отчаялась такого встретить.

Может, мне просто не случалось прежде бывать в обществе таких умных людей, но я уверена, что дело было не только в этом. Я сама себя не узнавала: привыкнув без конца колебаться, прежде чем определить свое отношение к кому-либо, я на этот раз не сомневалась в том, что нас объединяет нечто гораздо более существенное, чем поверхностный, случайный интерес, — что-то кровное, родное чудилось мне.

Я не могу вразумительно объяснить, что именно это было, да и стоит ли пытаться? Все равно ни один, пусть самый глубокий, самоанализ не может заменить уверенности.

В чувстве во всяком случае. У меня были увлечения и раньше, в студенческие годы они, вероятно, неизбежны, но ни одно из них не принесло мне осознанного чувства, я ни разу не испытала ни радости единения с подлинным избранником моего сердца, ни даже простого забвения.