К этому моменту Кейсо внимательно слушал.

– Она прекрасная женщина, прошу вас поверить, и я видел ее так же ясно, как вижу вас сейчас, распростертой на кровати, ее лицо было так же прекрасно, как всегда, в копне темных волос, только очень бледное. Но на ее затылке были раны, ужасные раны, от которых подушка окрасилась в пунцовый цвет.

– Но это было только видение? – спросил Кейсо.

– Да, видение. Дай Бог, чтобы у вас никогда такого не было. Я не мог пошевелиться, боялся заговорить. Казалось, я прикован к полу.

– Наконец моя воля победила, и я, пошатываясь, вошел в спальню. С каким-то жутким интересом я смотрел на кровать, вокруг которой были задернуты красные шторы. Сбоку от меня, на маленьком столике, горел ночник. Все в комнате выглядело как обычно, не было никаких признаков того, что пришла беда, но я не могу передать, с каким чувством я шагнул вперед и раздвинул занавески. Моя жена лежала там, очевидно, спящая, ее прекрасное лицо было повернуто ко мне, а подушка под ее головой была такой же белой, как и рука, которая ее сжимала. Со вздохом облегчения я опустился в кресло. В этот момент я был поражен, услышав за занавесками задыхающийся всхлип, а затем взрыв истерического плача. Поспешив к кровати, я просил жену успокоиться, уверяя ее, что я рядом, чтобы защитить ее.

– Наконец моя жена достаточно пришла в себя, чтобы объяснить свой испуг, насколько она была в состоянии это сделать. Она ужинала одна около шести часов, а около семи дала Амандине, нашей служанке, разрешение уйти на вечер. Затем она немного прибралась в квартире, а около половины седьмого устроилась почитать в комнате, где у нас библиотека. Окна этой комнаты выходят на улицу Бреда. Перед этой комнатой есть небольшой балкон, который заканчивается железной перегородкой, отделяющей его от балкона соседнего дома – №4. Любому человеку не составит труда перелезть через эту перегородку и перешагнуть с одного балкона на другой.

– Пока моя жена читала, она, должно быть, задремала, потому что вскоре, хотя она была повернута спиной к окну, ей показалось, что она увидела мужчину большого роста, который стоял на балконе снаружи и заглядывал в комнату. У этого человека были кустистые рыжие волосы и глаза бледно-голубого цвета – глаза, которые испугали ее. Вскоре он незаметно удалился, перелез через перегородку и заглянул в окно дома № 4. Снова отступил, как бы колеблясь, мрачно усмехнулся и бесшумно достал из кармана монету, покрутил ее в воздухе и ловко поймал в раскрытую ладонь. Затем, подойдя ближе к окну, чтобы было лучше видно, он кивнул, положил монету обратно в карман и тут же вошел в комнату, где сидела моя жена, легко пройдя через длинные створки распахнутого настежь окна.

– Моя жена, как завороженная, наблюдала за мужчиной, который не обратил на нее никакого внимания, но сразу же направился в спальню, а она в смертельном ужасе последовала за ним. Подойдя к кровати, он заметил, что шторы задернуты, и на мгновение остановился, оглядываясь по сторонам, словно в поисках чего-то. Возле камина лежала тяжелая медная кочерга, которую он поднял и вернулся с ней к кровати. Затаив дыхание, моя жена смотрела, как он откидывает занавески. Там лежала спящая женщина с отрешенным лицом, но моя жена решила, что это она сама. Она увидела, как мужчина поднял кочергу, чтобы нанести удар, на что женщина, лежавшая в кровати, обернулась и посмотрела в его сторону. В этот момент от ужаса у моей жены порвались путы в горле, и она громко закричала.

– Конечно, это была лишь фантазия, сон, если хотите, что-то нереальное, потому что в следующее мгновение она была одна в комнате. Но последствия были очень тягостными. Что бы она ни делала, она не могла выкинуть из головы лицо этого рыжеволосого убийцы с его бледно-голубыми глазами. Ей казалось, что он все еще находится рядом с ней с целью убийства. Напрасно с лампой в руках она обыскивала квартиру, пытаясь убедить себя, что там никого нет; напрасно закрывала и запирала окна, выходящие на балкон. Чувство беспричинного страха все еще преследовало ее, и куда бы она ни повернулась, ей казалось, что враг притаился за ее спиной, ожидая удобного случая, чтобы спрыгнуть или ударить.

– Наконец она легла в постель, надеясь, что сон принесет ей облегчение; но она не могла заснуть, не могла вывести свои мысли из нездорового круговорота, по которому они бежали. Так, встревоженная, беспокойная, с болью в сердце, она ждала моего прихода, и мой приход, увы, принес ей только новые страхи, потому что моя странная задержка у двери, я дважды открывал ее и закрывал, потом долгая пауза и молчание в коридоре, вместо веселого приветствия, которое я обычно делал ей, заставили ее увериться, что это вовсе не я, а какой-то чужак, пришедший причинить ей зло, какой-то ночной злоумышленник, возможно, тот самый человек, чьи глаза и огненные волосы так напугали ее в видении.

– Затем, поняв, что здесь находится ее муж, человек, который ее любит, и что никакой опасности нет, она разразилась истерическими рыданиями, от которых мне с таким трудом удалось ее избавить.

– Вы не даете мне позавтракать, сэр, своей странной историей, – сказал Кейсо. – И кроме того, я не вижу, какая связь между ней и молодой женщиной, которую только что прооперировали.

– Позвольте мне закончить, – сказал мужчина, – позвольте мне закончить. Всю ночь мы почти не спали, потому что наши страхи продолжали существовать, несмотря на то, что мы знали, что ничего страшного не произошло. Я усугубил ситуацию тем, что по глупости рассказал жене об испуге, который испытал, войдя в квартиру, и о своем видении убитой женщины. Вы, конечно, помните, что раны были на затылке, и вы сказали мне, что именно там они и были на самом деле.

– Именно там они были у женщины в больнице, но ведь она не ваша жена?

– Нет, слава небесам, но вы знаете, кто она?

– Нет, – сказал Кейсо. – Я пришел слишком поздно, чтобы узнать какие-либо подробности.

– Это Мари Ганьоль, которая занимала квартиру, примыкающую к нашей, в доме № 4 по улице Бреда.

– Боже мой! – воскликнул Кейсо.

В этот момент из больницы пришел один из студентов.

– Она мертва, – сказал он. – Она так и не заговорила. Но они собираются провести над ней важный эксперимент. Доктор Россо считает, что она закрыла глаза от испуга в тот самый момент, когда увидела убийцу, и с тех пор никогда их не открывала. Он собирается испытать свой новый аппарат для получения последнего изображения, записанного на сетчатке. Если ему это удастся, это будет новый успех для госпиталя и для науки.

– Господа, – внушительно произнес незнакомец, – если эксперимент доктора удастся, я от души верю, что это будет также триумф справедливости.

После обеда доктор Россо провел эксперимент, который увенчался большим успехом, это была одна из первых демонстраций возможностей цветной фотографии. На чувствительной пленке глаз мертвой женщины было зафиксировано четкое изображение мужчины необычной комплекции, который сжимал в руках поднятую кочергу. Волосы мужчины были рыжими, а глаза – бледно-голубыми.

Два месяца спустя этот человек умер под гильотиной на площади Рокетт. Он был арестован, осужден и приговорен на основании единственного доказательства – пары безжизненных глазных яблок, подкрепленных показаниями женщины, которая никогда не видела его, кроме как в видении. Накануне казни он сделал полное признание. Он заявил, что убийство было случайным преступлением, продиктованным только лишь алчностью. На балкон, расположенный перед домами с номерами 2 и 4 по улице Бреда, он попал по веревке, свисавшей с крыши. Он заявил, что в течение примерно пяти минут, пока он стоял снаружи, он колебался, войти ли в квартиру дома №2 или №4. Решение он принял после того, как бросил монету.

1900 год

Чарльз Миксер

Мой дорогой Эллиот!

С тех пор, как ты уехал куда-то со своей прекрасной невестой, около двух лет назад, наша переписка носила характер то озноба, то лихорадки, я обеспечивал озноб, а ты – лихорадку, причем с перерывами.