Элиас дружит с Кристиной, Честером и ещё одним таким же смазливым парнем, что само по себе вызвало во мне небольшое, но явное раздражение и неприязнь к его персоне, напрочь смыв за собой ту частичку радости из-за вчерашней улыбки. И даже надежду на то, что он окажется одним из нормальных подростков. Будь он нормальным, он бы не дружил с Кристиной.

Я заметила, какие они на себе носят бренды, как выглядят их причёски, их манеру общения и эти вальяжные позы… Если они и не из самых богатых, то точно из довольно обеспеченных семей. Совсем не как я.

– Так ты же придёшь на мою днюху завтра? – спросил Честер, кладя ноги с обляпанными грязью ботинками на парту. – Только посмей сказать нет.

– Приду, куда я денусь… Только при условии, что ты не будешь приставать ко мне со своими знакомыми.

Тот парень, что сидел рядом с Честером и имени которого я пока не знала, громко цокнул и возмутился:

– Честер, братан, Элиас нихрена не ценит всего, что ты для его задницы делаешь! Знакомь со своими знакомыми красотками меня, а не его!

– Руф прав, – ответил Элиас. – Послушайте единственную умную мысль из его головы.

Я поняла, что они так и продолжат обсуждать всякую чушь, которая совершенно меня не касалась, а потому я опустила взгляд вновь и уткнулась в свой учебник.

Но стоило мне это сделать, как внимание тут же резко переключилось на меня.

– Эй, ты! – словно псину окликнула меня Кристина. – Мы тебя и не заметили.

– А ты что, знаешь её? – поинтересовался Честер.

– Да. Мы весело поигрались с её рюкзаком. Да, Дания? Или как там тебя звали?

На этот раз я не стала игнорировать её и подняла глаза. Я оглядела всех, кто на меня таращился, и еле поборола желание закатить глаза к самому потолку, громко и грубо выразив всё своё недовольство.

– Меня зовут Ламия. У тебя проблемы с памятью? Могу порекомендовать таблетки от маразма, хотя в твоём случае они вряд ли помогут.

Кристина вылупила глаза и засмеялась, словно я сказала что-то до невозможности смешное. Она подошла ближе и села за соседнюю парту, скрестив ноги. Пара прядей её чёрных волос сегодня были окрашены в фиолетовый, на лице – вызывающий яркий макияж. На ней была тонкая кофточка в полоску, открывающая часть живота, короткая юбка и колготки в сеточку.

Удивительно, что её в таком виде пускают в школу.

– Хочешь попытаться за себя постоять? – спросила она, стараясь придать своему тону издевательские нотки. – Но ничего не выйдет. Лучше тебе со мной не тягаться.

– А мне нравится, – вдруг сказал Элиас.

Он по-прежнему сидел на задних партах, почти безучастно пялившись в книгу в своей руке, но сейчас вдруг её отложил и скрестил руки на груди.

Все в удивлении обернулись к нему.

– Чё? – засмеялся Руф. – Что именно понравилось нашему многоуважаемому Элиасу, хотелось бы услышать?

– Эта девчонка умеет разговаривать с такими как Крис.

После своих слов он вцепился в меня взглядом, будто я действительно неожиданно стала объектом его сильнейшего интереса. А зрачки у него почти сливались с радужками: такие они были чёрные. Бездонный и бездушный взгляд.

Я отвела глаза.

– Что такого я делаю? – невинно похлопала глазами Кристина, словно и впрямь ни в чём не была виновата. – Просто знакомлюсь с новенькой. Это преступление?

– Ну, Элиас, наверное, опять решил сыграть в справедливого рыцаря и гнать о своём никому не сдавшемся уважении, – съязвил Руф.

– С хера ли Крис должна проявлять уважение к террористке? – встрял Честер.

Он повернулся ко мне и произнёс слово «террористка», с удовольствием наблюдая за моей дальнейшей реакцией. Его губы слегка дрогнули в ухмылке, а глаза так и сияли.

– Когда уже начнутся более оригинальные оскорбления? – произнесла я громко, и все замолчав уставились на меня. Я же затем встала со стула и оперлась на стол, приняв ожидающую позу. – Было бы интересно послушать что-то новое о себе. Есть варианты?

Они все молчали и смотрели на меня с любопытством, и я, кажется, застала их врасплох своим поведением.

– Вы хоть имеете представление о том, что означает слово «террорист», или вы одни из тех тупоголовых дегенератов, которые не слезают с новостей, выдаваемых жёлтой прессой? Хотя зачем я спрашиваю, всё и так понятно.

– Что ты сказала? – опешила Кристина.

Я закатила глаза:

– Ты ещё тупее, чем я думала.

Честер взглянул на меня таким взглядом, будто я должна была испугаться.

– Эй, следи за своим языком, – сказал он угрожающе. – Ты понятия не имеешь, что с тобой может случиться из-за оскорблений в адрес моей девушки.

– А твои оскорбления в мой адрес повлекут за собой взрыв по твоему домашнему адресу. – Я подняла руку и изобразила в воздухе взрыв, при этом растянув слово: «Бу-ум»! – Вот теперь гадай, я серьёзна или просто шучу.

Я села обратно за свою парту, невыносимо радуясь тому, что ответила этим тупоголовым мажорам как полагалось, спустив их на землю с их трона.

Кристина же молчала. Я даже решила, что выиграла в этой дурацкой битве, но об обратном говорил голос Честера, который встал со своего места:

– Ох, что же мы теперь сделаем с тобой за твои угрозы, киса… Придумаем что-нибудь поизящнее.

Я повернулась к нему и встретила длинную ухмылку до самых ушей, будто он был каким-нибудь злодеем из фильмов.

Мне нужно закончить эту школу и поступить в колледж, чтобы обучиться какой-нибудь профессии и начать зарабатывать собственные деньги, чтобы обеспечивать себя самостоятельно. Мне некогда выслушивать оскорбления в свой адрес, каждый день терпеть этих тупоголовых сынков и дочерей богатеньких папаш, и оттого мне нужно было поставить их на место. Как правило, такие задиры питаются чужими страданиями и чувствуют себя сильными только при условии, что их жертва молчит в тряпочку. А я не такая и не буду такой, какой бы платок на голове не носила.

– Кисой называть будешь свою подружку, – сказала я, не убирая свой взгляд с его глаз, которые стали чуть больше от моих слов. – Найдите себе другое развлечение вместо того, чтобы строить из себя чёрт знает кого.

Они не успели ответить: в класс почти разом ворвалась толпа подростков, громко о чём-то болтая. В прочем, когда я взглянула на настенные часы, я поняла, что урок начнётся через минут пять, и от того уставилась в одну точку, ожидая учителя и вместе с тем размышляя о том, как же мне влетит, если мама узнает о моих дерзких ответах одноклассникам.

* * *

Наступило время намаза.

На этот раз я почему-то чувствовала себя гораздо смелее и потому не стала пропускать и эту обязательную молитву, как сделала это вчера.

Я вышла во двор, огляделась, убедилась в том, что мне никто не помешает, постелила на газоне свой синий молитвенный коврик и начала:

– О Аллах, ради Твоего довольства делаю намерение на обеденный намаз в четыре рака’ата13.

Намаз является обязательным ритуалом молитвы для всех мусульман, и лично я обучилась ему в пятнадцать лет. Девочки обязаны начать совершать его сразу же после первой менструации, которая произошла у меня немного позже, чем у, к примеру, моей мамы. И именно после пятнадцати лет я впервые надела головной платок, который мои тогдашние знакомые встретили с неким неодобрением. Их родители были людьми, просто не снимавшими со своих мозгов телевизор с новостными каналами и не проводившими ни одно своё утро без прочтения местных газет. Они также были уверены в том, что каждый мусульманин – это потенциальный или уже действующий террорист, стремящийся воевать с людьми другого вероисповедания или с теми, у кого оно и вовсе отсутствует. Было весьма бессмысленно с моей стороны объяснять знакомым, находившимся под влиянием своих родителей, о том, что это совсем не так. Что в исламе запрещено насилие и тем более убийства людей.

Но кто меня послушал бы? Верно, никто.