– Река называется Горькой, – беззаботно улыбаясь, произнёс Змай, и Велга невольно залюбовалась его улыбкой. – Любопытно почему. Пробовать испить из реки не хочется.

Он тоже знал куда больше, чем говорил. Его звали Змаем. Разве мог человек с таким именем оказаться другом? Велга постаралась не смотреть на него прямо. Она сходила с ума. От бессонницы ли? От тревоги? Или просто только теперь она прозрела?

С коленей Змая сполз Мишка и косолапя подбежал к Велге.

– Такой маленький, а уже признал тебя за хозяйку, – мягко улыбаясь, произнёс тихо Змай. – Собаки – удивительные существа. Знают цену верности, не то что люди.

Обхватив Мишку вокруг круглого пуза, Велга положила его себе на колени.

– А что люди?.. – спросила и осеклась.

Не она ли познала цену человеческим клятвам?

– Люди… дерьмо на блюде, – многозначительно хмыкнул Змай.

Он по-прежнему улыбался, но вокруг глаз собрались морщинки, и уголок рта дёрнулся вниз. Откинув назад пышные волосы, он поднял голову к кроне дуба.

Змай потянулся куда-то в сторону и достал небольшой глиняный кувшин, отпил прямо из горлышка. Молча он протянул кувшин Велге, и она, не смея отказать, сделала глоток. Это было безрассудно: меньше лучины назад её стошнило. Уже второй раз после завтрака. От тревоги она не могла есть.

Вино оказалось кислым на вкус, таким поганым, что только воспитание не позволило сплюнуть. Желудок тут же забурлил. Велга поспешно вернула кувшин чародею.

– Что будешь делать, цыплёнок?

– М-м? – всхлипнула она, утыкаясь в тёплую, пахнувшую молоком шёрстку Мишки.

– Сегодня Кострома. Ты молода…

– Да и ты не старик, – улыбнулась Велга.

– Я не пойду к кострам, там для меня никого нет.

– Хочешь, я пойду с тобой? – слова вырвались раньше, чем она успела подумать. Велга потупила взгляд. – Я… просто с тобой… мне очень хорошо. Но не подумай, пожалуйста, просто с тобой спокойно, и будто бы ничего плохого на свете нет, и на душе радостно, но…

– Цыплёнок, – протянул он ласково, – я бы с радостью. Если бы не Мельця, ты была бы первой женщиной, на которой я бы с радостью женился.

Если бы не Мельця… Чародейка была взрослой, опытной, уверенной. Она говорила смело и прямо, не боялась ни Щура, ни скренорцев, ни самой смерти.

– Я думала, Арн…

– Но вряд ли я вообще когда-либо женюсь, цыплёнок.

В голове у Велги родилось с десяток вопросов, но она не посмела произнести ни один из них, слишком грубо они бы прозвучали. Да и зачем теребить человеку душу?

Они замолчали. И Велга снова отпила вина, лишь бы случайно не сболтнуть лишнего. Змай смотрел на реку, и его красивое, слишком правильное, почти совершенное лицо выглядело удивительно грустным. Будто подлое вино смыло привычное веселье.

На коленях сладко посапывал Мишка, и Велга старалась не трогать его, чтобы не разбудить.

Краем глаза она заметила, как кто-то направлялся от бани к дубу. Это оказался боярин, тот самый, что пытался прогнать их из города.

– Сюда идут, – шепнула она Змаю, и тот выглянул из-за дерева.

– Что он тут забыл? – нахмурился он.

А боярин, остановившись в паре шагов и тяжело дыша, стащил с головы шапку и вдруг согнулся в поклоне, коснувшись той самой шапкой земли.

– Да озарит Создатель твой путь, господин чародей! – воскликнул он так громко, что Мишка недовольно приоткрыл глаза.

Велга покосилась на Змая, ожидая, что он скажет на резкую перемену. Но он молчал, выгнув бровь и выжидая, что дальше скажет боярин. А тот пыхтел, тоже дожидаясь ответа. Не выдержав затянувшегося молчания, Велга пискнула:

– Да не опалит он тебя.

Кинув на неё недовольный взгляд, боярин, верно, рассудил, что такой ответ лучше, чем ничего, и продолжил:

– Господин чародей, выручай. Сегодня Кострома…

– И? – протянул с напряжением Змай.

– А у нас ящур разбушевался.

От его слов волосы встали на теле. Велга застыла, не в силах пошевелиться. Перехватило дыхание, и тёплый вечер вдруг показался прохладным. По берегам реки сгустились сумерки. Боярин не заметил её испуга, а если и заметил, то даже подумать не мог, что она могла быть связана с ящером.

– Только что на пристани ладью потопил, сети снёс. Кто-то его сильно разгневал…

Боярин запнулся и взволнованно взмахнул руками, хлопая губами, точно пытаясь что-то объяснить. Нелепо, перепуганно он тыкал куда-то в сторону пальцем, и Велга даже посмотрела в сторону, не видно ли там и в правду Щура.

– И? – сквозь зубы процедил Змай. – Я что, похож на Тихую стражу или Охотников? Я чудовищ не убиваю.

– Создатель с тобой! – воскликнул возмущённо боярин и даже осенил себя священным знамением. – Ты что? Какое ещё убить? Нашего речного господаря?!

Склонив голову набок, Змай будто впервые за всё время прислушался к словам боярина.

– А что с ним ещё прикажешь делать?

– Задобрить, – глядя на чародея как на последнего дурака, объяснил боярин. – Он же тут хозяин всему. Ишь чего: убить. А как без него земля рожать будет? А? По реке как ходить?

– А за это всё ящур, – не пытаясь скрыть насмешку, произнёс на местный манер Змай, и Велга почувствовала укол обиды, – значит, отвечает?

– Конечно, – вставила она вперёд боярина. – Щур – хозяин рек и озёр. Господарь над всей водой.

– А-а-а, – всё так же с издёвкой протянул чародей. – И вы ему молитесь? И Создателю тоже?

– Ну-у, – боярин снова захлопал губами. – Это ж разве молимся? Так, – он развёл руками, взмахнув длинными рукавами. – Создатель всё-таки далеко, на небесах, а ящур, он туточки, за нами всеми приглядывает, – пояснил он, бегая глазами по сторонам. – Так что? – с отчаянием добавил он. – Поможешь?

Недовольно морщась, Змай забрал у Велги кувшин, отпил и снова впихнул ей в руки.

– Ну пошли, – произнёс он уже другим, беззаботным голосом и поднялся, взъерошил мимоходом кудри на голове Велги. – Не скучай, цыплёнок.

Чародей быстро, уверенно пошёл к дороге в город, боярин посеменил за ним, что-то приговаривая на бегу.

А в стороне, где стояла баня соседей, промелькнул белый затылок: Ворон с гусляром и своей сестрой скрылись за дверьми.

Велга проводила их взглядом и, потянув за собой кувшин, пересела туда, где сидел раньше Змай. С этого места открывался чудесный вид на зелёный берег реки Горькой. И ещё так Велгу было не заметить от бани.

Если Белый был прав, если чародеи догадались, что она Буривой, то кто из них быстрее предал бы Велгу? Кто мог использовать её?

Чародеи, нанятые князем? Или Белый Ворон? Или Галка? Или Вадзим, желавший написать песню о ненастоящей княжне? И яблоневом саде.

– Ты сбрендила, – прорычал Белый.

Галка задыхалась в его руках. Потянулась было за ножом, да поздно: он вытащил его, ещё когда она была в бане, спрятал в своих вещах.

Было жарко, душно. Пот стекал по лицу.

– Не рыпайся, дрянь, – прошипел он в холодном бешенстве. – Не рыпайся, или, клянусь, я сломаю тебе шею. Весь день ты от меня бегала, но теперь меня никто не остановит.

– Белый, хватит, – просипел из угла Вадзим. – Она же не виновата, это её Клюв…

Но Белый не расслышал ни слова. Руки его всё сильнее сжимали шею сестры. Пальцы побелели, и Галка захрипела, схватилась за его запястья, впилась ногтями. Ох, она могла бы попытаться ударить, она знала, как бить и куда. Да толку? Белый старше, сильнее, ловчее. И он теперь имел полное право убить её.

– Кто дал тебе договор? – просипел он, склоняясь ближе, встряхнул Галку так, что она ударилась затылком о стену парилки.

Простыня спала с неё, обнажая угловатое тело. Она замотала ногами, пытаясь дотянуться до пола. Захрипела.

– Кто заказал меня? Штяста! Говори, – он встряхнул её сильнее. – Говори, – прорычал в красное лицо и разжал немного ладонь, дал вдохнуть. – Говори.