В одном из многочисленных карманов турка Роб нашёл Автоматический Летописец.

Теперь оставалось вернуть лишь летательную машинку, единственную вещь, без которой вернуться домой и думать было нечего. Без машинки Робу довелось бы навсегда остаться в этих варварских краях, питаться кониной — ведь электрические таблетки рано или поздно подошли бы к концу — и, чего доброго, сделаться Великим Ханом всея Татарии.

Поэтому Роб неотступно продолжал поиски.

Часом позже он набрёл на труп третьего грабителя, валявшийся посреди главной городской площади. Но летательной машинки при погибшем турке не оказалось. Роб отчаялся по-настоящему.

Издалека донеслись крики и лязг оружия, свидетельствовавшие, что кое-где защитники Яркенда начали понемногу приходить в себя и сызнова сцепились с татарами. Последние давно и беспорядочно рассыпались по всему городу, решив, будто груды бесчувственных тел уже не представляют никакой опасности. Впрочем, откуда было кочевникам ведать о милосердии Джинна, сделавшего трубку-выручалочку безвредной для здоровья людей и животных?

Застигнутые врасплох, татары сдрейфили, решив, будто турецкие мертвецы злокозненно оживают и жаждут мести.

Обычная доблесть временно покинула татар, и они заметались, точно тараканы по горячей сковороде, падая под взмахами турецких ятаганов.

Роб угрюмо восседал на закраине мраморного фонтана посреди городской площади, когда победоносная толпа турков окружила его с пронзительными ликующими воплями.

— Брысь! Не мешайте думать, — равнодушно сказал мальчик.

Турки прыгали от бешенства, но вплотную подойти робели. Отступив на более-менее безопасное, по их расчётам расстояние, они подняли свои пищали, мушкеты, аркебузы и ружья, а потом по команде произвели дружный залп.

Роб только покосился в сторону пальбы.

Дико вращая глазами, турки прекратили попусту расходовать порох, но площади не покинули — напротив, с каждой минутой толпа становилась всё гуще.

Из потайных укрытий выползли турчанки. Они быстро смешались со сборищем своих мужей и, судя по восторженным крикам, обсуждали недавнюю турецко-татарскую резню, окончившуюся столь назидательным для прочих захватчиков и супостатов изгнанием татар из яркендских пределов.

Дальнейшая судьба татарской орды была Робу вполне безразлична. Летательная машинка пропала, и путешественнику отнюдь не улыбалось окончить свои дни седобородым турецким султаном, добродетельно правящим своими подданными и заботливо пасущим их электрической трубкой-выручалочкой.

Ибо покинуть оазис пешком означало погибнуть в пустыне. Оставаться же в оазисе означало или погибнуть — а такую возможность мальчик даже во внимание принимать боялся, — или возвыситься… Робу припомнились назидательные слова Джинна о первенстве в деревне и быстротечности мирской славы.

И вдруг… Обводя толпу отсутствующим взглядом, Роб замер и охнул. Маленькая девочка пристёгивала на запястье жирному уродливому турку что-то схожее с часами! Циферблат сверкнул, путешественник напряг зрение, однако турок склонился, девочка тоже, и часы — либо же заветная машинка! — пропали из виду.

Покуда парочка разглядывала загадочную вещицу, Роб вскочил и решительно зашагал по площади. Толпа расступалась перед ним с похвальным проворством, но и уродливый толстяк, и девчонка так увлеклись, что ничего уже не замечали.

Робу оставалось пройти лишь несколько футов, когда малышка протянула палец и повернула на циферблате часов какую-то стрелку.

К неописуемому ужасу Роба, мерзкий турок начал медленно возноситься над площадью. Толпа взвыла от страха.

Мальчик рванулся вперёд и успел уцепиться за турецкую лодыжку. Оба — и турок, и американец — воспарили ввысь и поднимались, пока не повисли высоко над затерявшимся в пустыне городом Яркендом.

Сперва жирный турок стенал и причитал. Потом лишился чувств.

У Роба похолодело в животе: если только усталые пальцы разожмутся, отпустят голень толстяка — падение и смерть. Одна рука уже начинала неметь от напряжения. Роб сделал яростное усилие и схватился за турецкие шаровары.

Осторожно подтянулся, повис на кожаном кушаке, охватывавшем турецкую поясницу, потом схватил турка за шиворот.

Юный странник стиснул толстяка ногами, точно по древесному стволу карабкался, немного перевёл дух, удостоверился, что немедленное падение на желтевшие внизу пески больше не грозит ему, и принялся гадать: а что же делать дальше?

Высоту машинка набрала такую, что Яркенд казался простым тёмным пятнышком на лоне пустыни. Медлить не следовало. Роб ухватил турка за левое предплечье. Вконец растерянный, ополоумевший от страха толстяк не противился, когда мальчик заставил его согнуть руку в локте.

Циферблат летательной машинки оказался в пределах досягаемости!

Отстёгивать машинку от чужого запястья Роб не решался: не ровен час, уронишь — тогда пиши пропало. К тому же, оставалось неизвестным, действует ли чудесный прибор, будучи снят с левой руки?

Твёрдо решив больше не рисковать, Роб оставил чудесный прибор на волосатой лапе турка, но указатель перевёл сперва в положение «нуль», а потом на «восток», ибо не желал больше видеться ни со своими врагами, турками, ни с кровожадными своими приятелями, татарами.

Спустя некоторое время город начисто пропал из виду.

По-прежнему цепляясь за жирного турка, точно репей, Роб толкнул указатель, и воздухоплаватели начали снижаться. Когда оба очутились на одном из гранитных кряжей горной гряды Кунь-Лунь, мальчик понял: ещё немного — и силы изменили бы ему, пальцы разжались, ноги соскользнули и…

Но всё хорошо, что хорошо кончается.

Перво-наперво Роб отобрал у турка летательную машинку и застегнул её на собственном левом запястье. Вторым долгом юный американец удостоверился, что все прочие электрические приборы надёжно покоятся в его карманах. Затем уселся на гранитную глыбу и стал дожидаться, пока обомлевший с перепугу турок очнётся.

Вскоре толстяк неловко шевельнулся, перекатился, уселся и начал озираться. Должно быть, он решил, что спит и видит невероятный сон.

Турок протёр глаза, опять огляделся — уже с нескрываемым удивлением и тревогой.

Уставился на Роба. Дико взвыл. Выхватил кинжал.

Роб улыбнулся и поднял трубку-выручалочку. Припомнив, как орудовал незнакомец этой чудовищной и чудесной булавою в битве у городских ворот, жирный магометанин зашипел и шарахнулся прочь.

— Отличный уголок, — возвестил ему Роб. — И цивилизацией не изгажен.

Турок не понял ни бельмеса, но заискивающе закивал.

— До города не близко, — продолжил Роб, — но авось доберёшься: у тебя крепкие длинные ноги. Правда, по пути можно их ненароком протянуть — с голоду; но это уж не моя забота, а твоя.

Турок сверкнул глазами, понятия не имея, о чём ведётся речь и как уместно вести себя.

Роб вытащил на свет Божий коробочку электрических таблеток, проглотил одну, а другую предложил турку. Видя, что могучий незнакомец по-прежнему остаётся жив и здоров, турок отважился положить таблетку в рот.

— Люблю храбрецов! — со смехом сообщил Роб. — На сутки ты от голода избавлен, и я могу тебя покинуть со спокойной душой и чистой совестью.

Без дальнейших проволочек он повернул указатель машинки и взмыл, оставив турка восседать на граните и ошарашенно следить за отлётом чужеземца.

Юный путешественник редко испытывал схожее облегчение. Он опять почувствовал себя неуязвимым, очутившись на изрядной высоте, в одиночестве и роскошной безопасности; он опять оказался полноправным и гордым обладателем удивительных приборов, которые изобрёл хитроумный Электрический Джинн.

Правда, при воспоминании обо всех опасностях и мытарствах, выпавших Робу на долю в Яркенде и его окрестностях, при мысли о том, что лишь по чистейшей случайности удалось ускользнуть оттуда живым, невредимым и не обобранным до нитки, мальчик содрогался и давал себе слово сделаться осторожнее.