— Мне ли этого не понимать! — ответил Роб. — Но скажите, пожалуйста: шефу полиции можно верить?

— Наверное, да, — медленно произнёс президент. — Но раз уж Ваш прибор убедительно продемонстрировал, что многие из тех, кому я доверял всецело, строили за моею спиной роялистские козни, затевали заговор, дабы восстановить во Франции монархию, не берусь судить, на кого можно полагаться, а на кого — нет.

— Тогда соблаговолите надеть вот эти очки и не снимать их во время беседы с министром полиции, — предложил мальчик. — И ни в коем случае не говорите вслух, что на лбу министра стали заметны какие-то непонятные знаки. А потом, когда останемся наедине, я растолкую Вам их смысл.

Президент повиновался, и очки нежданно пришлись ему впору.

— Ого! — воскликнул президент. — На Вашем челе ни с того ни с сего проступили буквы…

— Не надо, сударь, — перебил его смутившийся Роб. — Вовсе не интересно знать, какие! То есть, мне это вполне безразлично.

Президент не понимал ничего и уже раскрыл было рот, чтобы задать вопрос — но к счастью, по садовой тропинке проворно приблизился министр полиции. Под руководством Роба министр и президент воспроизвели запись того, как роялисты втихомолку строили свои козни. Министр полиции только хмыкал и губы сжимал.

— Теперь, — предложил Роб, — давайте поглядим, что поделывают наши голубчики в текущую минуту.

Мальчик перевернул Автоматический Летописец и дал президенту с министром понаблюдать за действиями заговорщиков, считавших себя в полнейшей безопасности.

Внезапно министр воскликнул «Ха!» и ткнул пальцем в изображение человека, спускавшегося по трапу английского парохода, который причалил во французском порту Кале. Не в силах скрыть волнения, министр объявил:

— А это, Ваше Превосходительство, переодетый герцог Орлеанский! Придётся ненадолго Вас покинуть: надобно отдать моим молодцам необходимые распоряжения касаемо этого субъекта. Однако нынче же вечером попрошу принять меня: следует посоветоваться о том, как получше раздавить сей ужасный заговор!

Министр поспешно удалился, а президент снял очки и вернул их мальчику.

— Что же Вы заметили? — спросил Роб.

— Заметил буквы «X» и «У».

— Значит, «хороший» и «умный». Можете верить этому человеку всецело, — заявил Роб и пояснил недоумевающему государственному деятелю, как устроен чудесный Определитель Характера.

— А теперь мне пора, — сказал Роб. — Я в Париже проездом, а посмотреть хочется на всё подряд.

Президент быстро набросал на листе бумаги несколько слов и подписался. После чего с поклоном вручил бумагу своему гостю.

— Этот пропуск откроет Вам доступ в любой уголок Парижа, — пояснил он. — Сожалею, что не могу вознаградить Вас более достойно, ибо Вы оказали Франции великую услугу. Но примите глубочайшую благодарность и помните: Вы вправе располагать моим временем как и когда пожелаете.

— Не стоит благодарности, — отозвался Роб. — Я почёл своим долгом предупредить Вас. Глядите в оба — и заговору каюк. А награды мне и не требуется. Всего хорошего, сударь.

Мальчик повернул указатель летательной машинки и тотчас воспарил в воздухе. Французский президент не сумел сдержать удивлённого возгласа.

Неторопливо полетав над городом, Роб отыскал глухой переулок и приземлился. Теперь он мог бродить по бульварам и площадям сколько угодно: прохожие смотрели на Роба как на обычнейшего мальчишку.

Смешавшись с весёлой толпой, Роб ощутил немалое облегчение и глазел по сторонам сколько душе было угодно. Мальчику наконец удалось позабыть об огромной ответственности, возложенной Джинном на обладателя чудесных электрических приборов.

Юный искатель приключений собирался переночевать в своём уютном гостиничном номере, но жара в Париже стояла неимоверная, пот катился с людей градом, и Роб рассудил: гораздо лучше выспаться высоко над землёй, где воздух и чище, и неизмеримо прохладнее. Поэтому, едва часы пробили полночь, мальчик взвился в воздух и повернул указатель летательной машинки на восток.

Мальчик решил отправиться в австрийскую столицу Вену.

Он поднялся на значительную высоту, где воздух оказался изумительно свеж, и облегчение, испытанное Робом после прогулки по душным парижским улицам, оказалось настолько велико, что мальчик быстро и крепко уснул.

Предыдущий день был чересчур утомителен: подобно всем своим сверстникам, Роб не рассчитывал усилий, гулял до упаду, перенапрягал каждую мышцу и вымотался донельзя.

Около трёх часов утра мальчику приснился тяжёлый сон. Роб непроизвольно дёрнулся, правая рука его задела указатель направления на пристёгнутой к левому запястью машинке и сместила его на два румба к юго-востоку.

Об этой лёгкой перемене курса юный странник, разумеется, и не подозревал. Однако перемещение указателя сыграло в ближайшем будущем серьёзную роль. Ибо утомление понудило мальчика проспать подольше обычного. И Роб не знал, что солнце уже давно взошло, что внизу проносятся и остаются позади цивилизованные европейские страны, а воздушный путь его теперь лежит на восток, в края беззаконные и весьма опасные.

Открыв, наконец, глаза, Роб недоумённо пытался определить: куда же его занесло? Внизу простиралась неоглядная песчаная равнина. Юный летун пересёк воздушное пространство над нею и увидел иной край, густо поросший пышной растительностью.

Центробежные силы, нёсшие мальчика, по-видимому, необъяснимо возросли: зелёные угодья проносились под ногами Роба с такой невероятной быстротой, что дух захватывало.

«Кажется, в темноте я проскочил мимо Вены! — подумал Роб. — От Парижа до неё было бы несколько часов полёта, не больше!»

Роб угадал. Вена лежала позади, на расстоянии полутора тысяч миль. Но география всегда была для Роба истинным камнем преткновения, и школьные учителя неустанно бранили мальчика за его неуспехи в этом важном предмете.

А скорость летательной машинки Роб оценивать по-настоящему так и не выучился. Потому и ломал себе голову: где же я нахожусь?

Немного погодя он увидел деревню со множеством странных шпилей и минаретов. Деревня промелькнула внизу во мгновение ока.

Роб забеспокоился не на шутку и решил замедлить полёт вблизи следующего поселения.

Решение-то было правильным, да на Робову беду Туркестан заселён весьма редко, и прежде, нежели мальчик успел увидать какую-либо другую деревню, под ним со скоростью курьерского поезда промчались хребты и плоскогорья Тянь-Шаня.

«Так дело не пойдёт! — сказал себе Роб. — Летательная машинка то ли взбесилась, то ли умничать вздумала. Столько замечательных видов открывается, а я ничегошеньки толком разглядеть не поспеваю».

Повернув указатель в положение «нуль», Роб с облегчением убедился, что тот по-прежнему повинуется исправно. Мгновение спустя полёт замедлился, потом Роб недвижно повис над какой-то иной песчаной равниной, столь же пространной, сколь и прежняя.

С большой высоты поверхность равнины виднелась плохо, и Роб снизился на несколько сотен футов. Обнаружилось, что под ногами, насколько хватает взор, тянутся недвижные песчаные волны — так называемые барханы.

— Пустыня, чтоб ей! — недовольно сказал Роб. Небось, ещё и Сахара!

Он снова направил полёт к востоку и с несколько меньшей скоростью понёсся над морем песков.

Очень скоро впереди завиднелась чёрная точка, сначала превратившаяся в пятнышко, а потом принявшая вид большого отряда кочевников. Кочевники выглядели отпетыми головорезами, а ехали верхом на дромадерах — одногорбых верблюдах — и маленьких выносливых лошадках. Вооружение отряда составляли длинноствольные ружья и кривые мечи — ятаганы.

«Эти ребята ищут приключений! — подумал Роб, проносясь над кочевниками. — Не хотелось бы мне зваться их врагом и очутиться на их пути! Не поздоровилось бы… Но вражды между нами нет, я лечу высоко, скорость немала, и бояться, выходит, нечего».