Мучительно искал выхода из «заколдованного круга» и сам Хаанпяя. Порой ему казалось, что все усилия уяснить для себя сложные проблемы мира бессмысленны, нет выхода из лабиринта буржуазного мира. Его пессимистический настрой еще более усугублялся из-за невозможности публиковаться и хоть как-то поправить свое пошатнувшееся материальное положение. Он пишет в своем дневнике: «Похоже, мне больше незачем браться за перо… жизнь потеряла для меня свою прелесть, будто ты находишься в горьком похмелье».

Но Хаанпяя никогда не был бы тем писателем, каким мы его знаем, если б не сумел перебороть в себе преходящие моменты сомнений и слабости. Как художник-демократ, стремящийся к исторической правде, он не мог оставаться в стороне от тех событий, которые происходили в жизни Финляндии в период экономического кризиса и разгула политической реакции, когда кризис разорял крестьян, увеличивал безработицу, содействовал деклассированию части мелких буржуа и рабочих; когда официальная пропаганда проповедовала фашизм и антисоветизм. Если на начальном этапе своей творческой биографии Хаанпяя и стремился к реалистическому отображению жизни, но далеко не всегда обращался к актуальным проблемам времени и не всегда умел подойти к ним с правильной позиции, то теперь его интересуют проблемы общественного переустройства, вопрос о крестьянстве как резерве пролетариата, проблема решительного вмешательства народных масс в ход событий. Как и прежде, главным для него был рассказ о простых людях, о лесорубах, мелких конторщиках, земледельцах, рабочих, об их жизни и заботах в то трудное время, когда «мир созрел, настолько созрел, что рабочие руки, понаделав столько всяких вещей, понастроив столько домов, взрастив столько плодов, превратились в бедствие, стали ужасной помехой обществу». Хаанпяя, бичуя пороки окружающего мира, смело и бескомпромиссно направляет острие своего пера против финансово-промышленного капитала, виновного в бедственном положении народа, против национал-шовинистической пропаганды, милитаризма и фашизма, против апатичности, царившей в финском рабочем движении. В те годы из-под его пера выходят прекрасные новеллы, свидетельствующие о политическом радикализме автора, о его ненависти к фашиствующим бандам «самообороны», шюцкоровцам, о его тревоге за судьбы финляндского рабочего движения, о его тревоге за будущее страны, о его вере в активного человека и в силу народных масс. И, несмотря на внешнюю оболочку этих новелл, на трагичную судьбу их героев, в этих произведениях почти всегда присутствует жизнеутверждающий пафос.

Разоблачая милитаристскую политику буржуазии и ее стремление создать «Великую Финляндию», Хаанпяя в своих новеллах противопоставляет финну-воителю финна-труженика, которому война и армия чужды и которому незачем идти воевать в чужую страну, хватает забот и у себя дома, чтобы навести там порядок. Рассказывая о труде простых финских земледельцев, Хаанпяя пишет: «Только здесь ты видишь подлинные завоевания и героизм, здесь, где новосел вгрызается в глушь, расширяя жизненное пространство, а не там, где огромные военные орды захватывают землю с помощью убийств и уничтожения». А в рассказе «Генерал Импола» Хаанпяя, высмеивая военщину, противопоставляет ей деревенского дурачка, который возомнил себя генералом.

Во многих рассказах того времени чувствуется авторская симпатия к Советскому Союзу. И это не удивительно, ибо Хаанпяя уже давно мечтает о поездке в нашу страну. В своем письме Ярно Пеннанену, одному из организаторов левого объединения финских литераторов «Киила» («Клин»), он пишет: «Поездка в Советский Союз значила бы для меня неизмеримо много. Это была бы первая страна, куда бы я поехал, если б получил визу». Однако такая возможность представилась лишь спустя двадцать лет. В 1953 году, возвращаясь домой из поездки в Китай, из первой и последней своей зарубежной поездки, он кратковременно остановился в Советском Союзе. Но, как все прогрессивные люди Финляндии, Хаанпяя с восхищением следил за событиями и преобразованиями, происходящими в Советском Союзе. Он увидел, как в нашей стране, где народ отвоевал себе подлинную свободу, на деле реализовалось многое, о чем он сам мечтал. И хотя он в силу ограниченности своего мировоззрения не всегда умел разобраться в сложных общественных идеях и социальных учениях, но интуитивно понимал, за кем историческая правда. Отзываясь с уважением о великой исторической миссии советского народа, Хаанпяя с резкой критикой выступал против тех, кто пытался оклеветать и дискредитировать соседнюю страну.

Говоря о Пентти Хаанпяя и о его творчестве того трудного для него времени, нельзя обойти молчанием и его любовь к спортивной тематике. Любовь к спорту привилась ему уже со школьной скамьи, и ни одно спортивное состязание в деревне не проходило без его участия. Будь это соревнование по легкой атлетике, по плаванию или по лыжному кроссу, Пентти всегда был в числе победителей. Будучи большим любителем природы, он часто совершал длительные походы по родному краю — зимой на лыжах, летом на велосипеде или пешком. Кроме того, Хаанпяя был заядлым рыбаком и превосходным шахматистом. Не найдя у себя в деревне достойных противников, он стал играть в шахматы по переписке, и вскоре у него образовался обширный круг партнеров, в том числе зарубежных. Неудивительно, что в его творчестве достаточно значительное место занимали рассказы, посвященные спорту. Однако писатель не ставил своей целью показывать захватывающие дух напряженные соревнования мужественных и сильных атлетов, то есть он их изображал, но главное видел в том, что спорт в буржуазном мире используется как средство отвлечения людей от общественных проблем. Один из героев его рассказов говорит: «Не понимают, что с помощью спорта иссушают и оглупляют мозги, направляют внимание на никчемные секунды и сантиметры; не осознают, что хитроумные господа даже спорт превратили в доходную национально-международную коммерцию». Другой же герой с горькой иронией говорит, что хоть беговая дорожка и имеет форму круга, по ней все же можно убежать от всего мучительного, сложного…

Для Хаанпяя первая половина 30-х годов была временем тяжелых испытаний. Хотя он и много работал, ни одно из издательств не согласилось печатать его работы. За пять лет был издан лишь один его роман — «Хозяева и тени хозяев». Неопубликованными остались сборники новелл «Под открытым небом» и «Гримасы на лице отечества», а также роман «Превратности судьбы фельдфебеля Сато». За все это время ему удалось опубликовать лишь несколько «безобидных» рассказов на страницах периодических изданий, а в 1934 году, после того как он был привлечен к судебной ответственности и оштрафован за критику клерикальной системы, газеты объявили ему бойкот. Но он упрямо продолжает писать.

В 1935 году закончены «Превратности судьбы фельдфебеля Сато». Продолжая начатую в «Плаце и казарме» тему, автор показывает, как армейская система уничтожает в людях все человеческое. Но здесь уже прямо утверждается мысль, что устранение одного фельдфебеля-садиста ничего не меняет в самой системе. Вместо одного фельдфебеля придет другой, поэтому в борьбе против армейских порядков недостаточны лишь стихийные солдатские бунты, нужны более осмысленные методы борьбы.

В этом же 1935 году Хаанпяя написал другой роман — «Хозяева и тени хозяев», где нашли отражение многие проблемы, волновавшие писателя в то нелегкое время. В этом самом объемном своем романе Хаанпяя нарисовал широкое полотно финской деревни в годы мирового капиталистического кризиса 30-х годов. Он показал, что все разговоры о независимости, самостоятельности крепкого крестьянского хозяйства — это миф. «Крепкие» крестьяне, хозяйствующие с помощью батраков на хуторе и сами мнящие себя хозяевами, — лишь подставные лица, тени настоящих хозяев. Настоящими же хозяевами их земель являются банки и крупные акционерные общества. Хаанпяя далек от того, чтобы оплакивать старые добрые времена патриархальных отношений. Он последовательно подводит читателя к мысли, что по логике исторического развития крестьянство все шире вовлекается в общественную борьбу. Будучи превосходным знатоком крестьянской психологии, он раскрывает в своем романе те сложные процессы, которые происходили в крестьянском сознании в те переломные времена.