Незнакомец не был маленьким принцем Амари – изнеженным существом с голосом соловья, обитающим в Садах Иллюзий и не имеющим понятия о другой стороне жизни, – но и на юнгу «Невесты ветра» тоже ничуть не походил. Кузнечик с трудом подавил желание сорвать шейный платок, чтобы убедиться, что его шрам на прежнем месте. Этим утром в глазах слуг был страх, словно им пришлось не помогать молодому господину принимать ванну, а обмывать покойника, и Амари-Кузнечик действительно почувствовал себя живым мертвецом.

Даже когда распахнулась дверь и в комнату золотым вихрем ворвалась императрица Алиенора, он лишь на мгновение позволил себе забыть обо всем. Мать сбивчиво шептала, как она горевала все эти годы, как винила себя в смерти любимого сына, как отстранилась от жизни Облачной цитадели единственным способом, который был ей доступен; Амари слушал, и смятение его росло.

Какая из двух прошлых жизней была иллюзией?

Если первая – то вскоре внезапное счастье императрицы закончится, потому что маленькому принцу придется вновь исчезнуть, уступив место… кому? Он перестал быть юнгой, но и в кого-то другого не превратился, а ведь это так больно – меняться, сбрасывая старую кожу, не имея понятия, что за лицо увидишь в зеркале после всех мучений.

Но если именно последние три года были всего лишь затянувшимся сном…

– Мой маленький, счастье мое! – Длинные изящные пальцы пробежались по его горлу, задержавшись на уродливом шраме, и голос императрицы дрогнул. – Этот мерзавец поплатится за то, что сотворил с тобой! Он будет страдать, я обещаю!

Амари подумал, что под «мерзавцем» подразумевался Кристобаль Крейн, и взглянул в глаза матери, попытавшись беззвучно сказать ей: «Не надо». Чтобы все объяснить, пришлось бы говорить без остановки несколько часов, а то и весь день; сейчас он не был готов к такому подвигу.

Алиенора, конечно же, ничего не поняла.

Их свидание завершилось так же неожиданно, как и началось, – золотой вихрь улетел, взяв с него обещание, что этот вечер они проведут вместе и все друг другу расскажут. Амари, растерянный и немного злой, позволил слугам привести себя в порядок – старые привычки возвращались быстро, – и теперь стоял перед зеркалом в одиночестве, пытаясь понять, что следует делать дальше.

– Ты изменился, – проговорил знакомый голос, и Амари увидел отражение Ризель рядом с собственным отражением. Она была не в белом платье, как накануне, а в зеленом – только это, к счастью, оказался цвет темного мха, а не изумрудной молодой листвы. – Ты стал таким… серьезным. Взрослым. Совсем… другим.

– Почему-то мне кажется, – хрипло сказал он, – что если бы с неба падала звезда всякий раз, когда кто-то здесь подмечает случившуюся со мной перемену, то очень скоро ночи стали бы весьма темными.

– А вот мне кажется, – ответила Ризель, – что эта шутка вполне в духе Кристобаля Крейна… который, как мы знаем, все эти годы оскорблял и унижал тебя, чем и заслужил бесславный конец. Ладно, не будем о нем. – Она улыбнулась, легко коснулась его взъерошенных волос. – Ведь на самом деле мы оба изменились, да? Стали старше, поумнели…

– Ты такой и была. А я… – он пожал плечами. – Не знаю.

В зеркале отражались двое: стройный худощавый юноша, почти мальчик, и девушка с длинными белыми волосами. Они были разными и все же походили друг на друга так, как могут походить лишь брат и сестра.

Но кровное родство вовсе не предполагает взаимопонимания.

– Я знала, ты не поймешь. – Голос принцессы внезапно сел, и Амари ощутил болезненный укол в сердце: он только теперь понял, как сильно ранил сестру своим равнодушием, своей холодностью. – Я… пришла, чтобы попросить прощения за то, что случилось той ночью. Я жестоко с тобой обошлась, чтобы спасти от еще большей жестокости.

Вдруг зеркало лжет? Он повернулся и посмотрел на Ризель: принцесса выглядела очень уставшей, изможденной, словно не спала всю ночь… так оно и было, наверное. Сам Амари тоже не спал, но с ним всегда могла поделиться силой «Невеста», а с Ризель никто не делился.

– Ты больше не будешь носить траур, – проговорил он и взял ее за руку. – Я вернулся и никуда не уйду.

По лицу Ризель пробежала тень. С легкой улыбкой она высвободилась и отступила на шаг; Амари растерянно огляделся и увидел отца – Аматейн появился так тихо, словно вырос из-под земли. Как давно капитан-император наблюдал за своими детьми? Он был в маске, и это невольно порадовало Амари: уж лучше видеть перед собой грозного повелителя империи, чем пирата, который так виртуозно обманывал его капитана все эти годы.

– Вы помирились? – спросил капитан-император и прибавил, не дожидаясь ответа: – Превосходно! С учетом того, что моя дражайшая супруга наконец-то прервала свое затворничество, можно со всей смелостью утверждать: в нашей семье наконец-то наладилась жизнь. Амари, как думаешь, не устроить ли нам в честь твоего возвращения праздник?

– Я уже забыл, что это такое, – сказал принц.

– Значит, да, – подытожил Аматейн. – Дорогая, придется тебе заняться всеми необходимыми приготовлениями.

– Мне? – Ризель изумленно подняла брови, но тут же спохватилась: – Я все устрою, разумеется… если мне не будут мешать стражи, шпионы и прочая шатия.

– Не будут, – покладисто согласился капитан-император. – Сегодня я соберу совет и объявлю, что три года назад мы с тобой предотвратили покушение на жизнь принца, которое намеревался устроить Кристобаль Фейра. Для этого наследника престола пришлось отослать из дворца и спрятать. Неудачное стечение обстоятельств привело к тому, что Фейра сумел захватить моего сына… но все завершилось благополучно.

Аматейн взглянул на своих ошеломленных детей, и серебряная маска надежно спрятала его довольную ухмылку.

– Н-народу объявят… то же самое? – спросил Амари, чувствуя, как натягивается связующая нить между ним и «Невестой ветра». Капитан-император кивнул. – А что будет с Умберто и остальными?

– Все зависит от того, как этот морячок поведет себя в ближайшие дни, – ответил Аматейн. – Вероятно, ему и тем, кто его поддержал, предложат места на черных кораблях… а что касается остальных, то я еще не решил, каким способом их казнят. Что ж, хорошо! До полудня ты свободен, мой мальчик, но потом я вместе с лордами буду ждать тебя в Зале Зеркал. Понятно? – Амари кивнул. – Ризель, нам пора. Надеюсь, ты за время отдыха не разучилась работать?

Принцесса смиренно последовала за отцом, не пытаясь воспротивиться, и Амари вновь остался наедине со своими сомнениями. Всего лишь первое утро, а ему уже пришлось выдержать три битвы – три разговора. С матерью, сестрой и отцом. Память услужливо подсказывала, что здешняя жизнь всегда была такой, но ему не хотелось верить. По коридорам дворца, как по венам, текли реки слов, кабинеты были заливами, а залы – морями; мгновение забывчивости или чрезмерного доверия могло стоить навигатору если не жизни, то фрегата… Впрочем, это было одно и то же. Амари сжал кулаки до боли в ладонях, зажмурился.

Надо собрать все силы и притвориться, будто он не понял, что сына-соловья Аматейн ни за что не признал бы.

Фаби казалось, что это суматошное утро никогда не закончится: сначала Ризель потребовала устроить ей ванну, потом велела отыскать какое-нибудь платье «не белого цвета». Если первое задание вместе с компаньонкой выполняли еще три служанки, то второе относилось уже к ней одной и было непростым – вот уже три года принцесса носила только белоснежные одежды. «Кошмар… – бормотала Фаби, перебирая гардероб своей госпожи. – Что делать, если я не найду ничего подходящего?»

Подходящее платье нашлось на самом дне сундука, который уже несколько лет не открывали, и было оно зеленым. Фаби едва успела все подготовить к тому моменту, когда Ризель закончила принимать ванну, и лишь потом поняла, что зеленый цвет может кое-кому не понравиться.

– Очень мило, – сказала принцесса, увидев свой новый-старый наряд. – Я и забыла о нем. Ты молодец!