– Лучше быть везучим парнем, чем хорошим. Или, как в случае Пита, совмещать.

Дж. У. бросил пристальный взгляд на стеклянный глаз Каза.

– И как же ты оказался в прекрасном приморском Хьюстоне?

– После несчастного случая флотские думали меня на транспортниках юзать, а я сказал: хрена с два – и попросился назад в школу. – Каз передернул плечами. – Меня послали в Массачусетский технологический, потом я в Вашингтоне кое-где зависал и, в общем, теперь тут, с экипажем Восемнадцатого буду работать.

– А что именно ты изучал в МИТ?

– У меня уже был диплом магистра по летному оборудованию, я его в Монтеррейском университете ВМФ получил. Мне очень нравилась наука, стоящая за сенсорами и электрооптикой, этим я и занялся в бостонской лаборатории имени Линкольна.

– Погоди-ка, у тебя, что ли, диссер в МИТ защищен?

Каз пожал плечами.

– И ты про Вашингтон еще говорил. А там ты чем занимался?

– Детали засекречены; короче, я к Агентству национальной безопасности прибился. – Каз допил пиво. – Выяснилось, что директор АНБ в войну летал на P-38 и возглавлял лунную программу НАСА все шестидесятые. Он заинтересовался моей работой.

Дж. У. уставился на него:

– Мать моя женщина! Ты говоришь о Сэме Филлипсе. Он настоящая легенда! Ты ему напрямую подчиняешься?

Каз с улыбкой кивнул:

– Но, тсс, не разболтай. Я для них всего лишь одноглазый недоастронавт, который попытается помочь «Аполлону-18» добраться до Луны.

Принесли чизбургер, и Каз осознал, как сильно проголодался. Но, прежде чем откусить, спросил:

– Будешь?

– Нет, мне домой пора. Ферни мне ужин горячим придержит. И двоих наших малышей уже покормила. – Дж. У. допил остаток кофе и слез со стула. – Приятно было с вами познакомиться, доктор Земекис.

Каз рассмеялся и занялся бургером.

– Взаимно, Дж. У.

Каз чувствовал себя по-дурацки. Он запросил встречи с экспертами НАСА в восемь часов утра, желая обсудить вопрос о том, что именно Советам понадобилось на Луне, а теперь здание найти не может.

Он покосился на часы. У тебя осталось шесть минут.

Он вторично поехал по двухполосной выделенке внутри комплекса Центра пилотируемых космических полетов, выгибая шею в поисках постройки с нужным номером. Наконец в тени под навесом углядел искомое: крупные цифры 37. После этого сообразил, что промахнулся мимо парковки, и пришлось объехать вокруг квартала, разыскивая вход. Он быстро втиснулся на «сателлите» между двумя «фольксвагенами-жуками» не первой свежести (ученые предпочитают «фольксвагены»?), схватил сумку и побежал ко входу.

Он увидел, как в конференц-зал сразу рядом с главным вестибюлем стекается народ, и бросил взгляд в сторону висевших на стене часов бюрократического вида – черные стрелки на круглом белом циферблате. У НАСА пунктик на точном времени. Оставалось еще две минуты; он последовал за приглашенными внутрь и направился в переднюю часть зала, где поставил сумку на длинный фанерный стол, вокруг которого собрались ученые. Вытащив блокнот, Каз быстро проверил перечень вопросов, которые надеялся прояснить, потом вскинул руку, привлекая всеобщее внимание. В комнате затихли.

– Всем доброго утра. Меня зовут Каз Земекис. – Воинское звание он опустил, понимая, что ученые не всегда позитивно относятся к таким деталям. – Я в прошлом астронавт программы MOL, а недавно правительство меня назначило своим связным в проект «Аполлона-18». Всем вам я благодарен за согласие посетить эту встречу.

Он окинул взглядом комнату, добиваясь зрительного контакта. Больше растительности на лицах, чем обычно. И женщин больше обычного. Он заметил Чада Миллера и кивнул ему: часть обязанностей командира дублирующего экипажа – ходить на брифинги, для которых у Тома Хоффмана времени не остается.

– Многие детали еще предстоит прояснить, а многие засекречены, но я бы хотел приступить к обсуждению по пересмотру научных вопросов миссии «Аполлона-18». Мне нужно срочно поумнеть в том, что касается лунных камней, и я слыхал, что здесь для такого как раз самое правильное место.

За столом вежливо кивали и хмыкали. Лунная карантинная лаборатория была построена специально для того, чтобы держать в ней астронавтов на случай, если те привезли с Луны межпланетную заразу. Когда ни у кого из трех первых экипажей «Аполлонов» проблем не возникло и, больше того, выяснилось, что на Луне, в согласии с ожиданиями, отсутствует жизнь, даже примитивная одноклеточная, карантин отменили. Однако здание 37 также предназначалось для хранения лунных камней и грязи. Не говори «грязь», напомнил себе Каз, они ее реголитом называют. Где-то в этом здании на стеллажах полно кусочков Луны общим весом восемьсот сорок два фунта, и охраняются они словно королевские сокровища. На самом деле, если быть точным, то в пересчете на фунт веса лунные камни стоят дороже.

Каз описал обновленный график миссии «Аполлона-18» и новое место посадки, не уточняя, почему внесены изменения. На лицах присутствующих удивления он не заметил и понял, что слух уже разнесся. Сотрудники Центра образовывали тесное сообщество, а селенологи – еще более узкую группу внутри него. Всем им было известно, что постоянные сдвиги политической повестки входят в условия контракта.

– Итак, – произнес Каз, – что именно стало нам известно в последнее время – по орбитальным снимкам, по результатам исследования образцов в этом здании, привезенных «Аполлонами» или доставленных советскими автоматами? Что из этого побудило бы вас пристально присмотреться к месту на Луне, куда никогда не ступала нога человека?

Собравшиеся задумались. Русские сумели возвратить небольшие порции лунного реголита во время роботизированных миссий «Луна-16» и «Луна-20». В общей сложности – менее фунта, но, чтобы собрать это количество, они забурились на глубину больше фута. Несмотря на несколько опубликованных впоследствии научных работ, никто толком не был уверен, что именно Советы там нашли.

Высокая женщина с непослушной копной темных волос вскинула руку:

– Астронавт Земекис, если позволите…

– Пожалуйста, зовите меня Каз.

Она едва заметно улыбнулась.

– Я доктор Лора Вудсворт, работаю в группе космохимиков.

Каз кивнул. Стройная, загорелая, в платье с цветочным принтом без рукавов, вокруг шеи – золотая цепочка с крестиком.

– Мы за последние сорок месяцев узнали о Луне больше, чем за предшествующие сорок тысячелетий. Радиометрическая датировка образцов, возвращенных предыдущими миссиями, показала, что возраст Луны более четырех миллиардов лет, а это весьма близко к возрасту Земли. К тому же лунный реголит не похож на земную пыль, которая претерпевала дождевую и ветровую эрозию. Он скорей напоминает мелкие стеклянные осколки – результат миллиардов лет бомбардировок космическими обломками.

Чад добавил:

– Каз, реголит – это неприятная вещь. Вроде наждачки с мелким зерном. С механизмами и космическими скафандрами круто обходится. Когда ребята возвращались в лунный модуль, к костюмам цеплялась пыль, а потом они начинали кашлять после того, как снимали шлемы.

Каз вглянул на Чада, удивляясь, почему Чад счел необходимым вмешаться, но Лора кивнула:

– Судя по химическому составу камней и пыли, внутренние области Луны заметно ближе по природе к земным, чем мы полагали. В центре – тяжелое ядро, окружает его легкая магма, а накрыто все это слоем коры. Кора в основном серого цвета – ее-то вы и видите, когда смотрите на Луну.

У Каза возникло впечатление, что она его принимает за болвана, но в то же время рада отвлечься.

– Прежде чем доберемся до вашего вопроса, я бы хотела вспомнить еще вот что, – продолжила Лора. – Так называемый «женский лик на Луне» – более темные формы, которые видны на поверхности, – представляет собой древние лавовые потоки. Серая порода коры – это анортозит, более темные участки сложены базальтом. К тому же Луна в приливном захвате. Вы в курсе, что это значит?