— Ставки на твоё терпение и силу воли или на мои заблуждения? — лукаво усмехнулась девушка.

— И на то, и на другое, — улыбнулся не менее хитро, скользнув ладонями вдоль девичьей спины к шее.

— Хорошо, — согласилась с лёгкостью. — Если пройдёт месяц, и дело будет не в моих феромонах, то я признаю свою неправоту. Выбирай, что хочешь, в качестве награды.

— М-м… а если я сорвусь?

— Тогда мой отец запрёт тебя в карцере. Пока тебя не отпустит, — беспечно пожала плечом, обнимая за шею. — И правота будет на его стороне. А ты… проиграешь.

— И что тогда? Что ты хочешь за мой проигрыш? — прошептал в её губы, зарываясь пальцами в длинные кудряшки.

— М-м… Если в случае твоей победы ты получишь от меня всё, что только пожелаешь, думаю, будет равноценно и мне получить всё, что пожелаю я. Как? Идёт? Договорились? — выгнулась в моих своеобразных объятиях, прикрывая глаза. — Я ещё не решила, что именно потребую… — прошептала. — И очень надеюсь, что из нас двоих одержишь победу ты. Ты ведь сможешь? — посмотрела на меня уже серьёзно. — Пожалуйста, скажи, что сможешь, — попросила.

— Не могу, — произнёс почти беззвучно. — Потому что я, кажется, уже сейчас проигрываю, — сжал пальцы вместе с волосами в кулак. — Останься со мной, хаяти. Плевать, что это феромоны. Мне всё равно. Лишь бы ты оставалась рядом со мной всегда, — потёрся своими губами о её.

— Мне не всё равно, — поджала губы Мириам. — И тебе не должно быть.

Прикрыл глаза, с шумом втягивая в себя воздух вместе с ароматом туберозы. Который в скором времени выветрится, как не было, но точно знаю, навсегда останется осадком в моих лёгких.

— Я сдохну.

— Нет. Ты же самый сильный из всех, кого я знаю. Ты сможешь, мой господин, — заверила встречно.

— Вот потому и сдохну. Чем выше сила, тем сложнее даётся контроль над зверем. А он хочет тебя в свою безраздельную власть уже давно. Я сдерживал. А теперь не уверен в том, что смогу и дальше его контролировать в полной мере.

— Тогда отец прав, и тебя стоит запереть где-нибудь, — выдохнула Мириам.

Отстранилась слишком резко, чтобы я успел отреагировать, погрузившись в бурю, бушующую в моей голове.

— Если ты сорвёшься, то значит, не такое уж и настоящее. Всё. У нас, — добавила она, делая шаг назад.

— Бред! — не согласился я с ней, тоже поднимаясь. — Это ничего не доказывает! Но если тебе так хочется в это верить, то кто я такой, чтобы запрещать? — отвернулся. — Идём, отвезу тебя в аэропорт, — добавил на ходу.

На этот раз Мириам ничего не сказала. Да и вовсе притихла. На меня лишний раз не взглянула вовсе. Да и потом — тоже. А самое противное, что я и сам не мог этого сделать. В крови яд растекался от осознания, что она сейчас улетит, как та же птица из рук, и я, не факт, что снова её увижу. Такую близкую и родную ко мне. Такую мою. Именно в этот момент, глядя на взлетающий в небо самолёт, осознал, что я люблю эту девушку. Никогда раньше никого не любил, никем не дорожил, а её люблю.

И вот что теперь делать? Действительно отпустить её? Вот так просто? После того, как столько сделал для того, чтобы она была со мной рядом? Только потому что она верит в какие-то там сомнительные феромоны? А даже если они и есть, то явно влияют лишь на желания тела, а не на разум. Это уже совсем невероятное что-то тогда. Да и плевать! Даже если это так. Она моя. Моя. Хаяти...

Мириам О'Двайер

До последнего момента думала, что не отпустит. Не смирится. Даже после того, как песчаный альфа самолично отвёз меня в аэропорт, даже когда поднималась по трапу самолёта. Да и что уж там, едва стерпела, чтоб самой не начать молить своего господина о подобном. Чтоб не отпускал. Ни на месяц. Ни на день. Ни на минуту. Ни на секунду. Ни на одно долбанное мгновение. Никогда. Чтоб всегда рядом был.

По всей видимости, наше сумасшествие — обоюдное…

— Когда мы вернёмся в Абердин, запри меня. Если понадобится, то даже больше, чем на месяц. Даже если потом я буду говорить иначе и просить, умолять тебя выпустить меня. Не выпускай. До тех пор, пока Амина не отпустит. Окончательно, — попросила родителя, сидящего напротив, помедлила немного, с тоской взглянув в окно иллюминатора. — Потому что я совсем не уверена, что даже если он выдержит, то вытерплю я сама.

Безумно хочется вернуться к нему уже сейчас…

А ведь самолёт только-только поднялся в воздух.

А отец… он… сперва озадачился на мою просьбу, затем горько усмехнулся и покачал головой.

— Сдаётся мне, это уже не поможет, — наконец, признался со вздохом.

— А что поможет? — поинтересовалась встречно. — Что? Я сама не могу контролировать это, — и сама не заметила, с какой силой вцепилась в подлокотник кресла.

Тот жалобно хрустнул.

— Вот и я о том же, — согласился папа с обречённым видом. — И не сможешь больше, Мири. Такое либо перебарывают и живут дальше, либо… — повёл плечом в неоднозначном жесте.

— Тогда зачем всё это? — махнула рукой на самолёт. — Зачем вообще мне рассказали, если всё равно не поможет?! — не выдержала.

И я, и подлокотник, который сломался окончательно.

— Извини, — повинилась за собственную резкость и необоснованное обвинение, прикрывая глаза.

Слишком много ярости взвилось в сознании.

Подлокотник остался валяться на полу. Я его подняла. И даже попыталась примостить обратно. Тот, конечно же, отвалился снова.

— Дерьмо, — сорвалась уже на неподдающийся воле кусок пластика в коже, выругавшись. — Дерьмо! Дерьмо! — долбанула им по соседнему креслу. — Дерьмо!

Легче не стало. Подлокотник и вовсе развалился на части.

Всё-таки слишком паршиво это — осознавать, что тот, кого ты любишь всем сердцем, не может ответить тебе тем же. Как минимум потому, что у него ни шанса. Всё ненастоящее. Навязанное. Фальшивое! Только моё вырванное, обливающееся мёртвой кровью сердце — вот единственное, что было настоящим во всём этом.

А ведь знала!

Знала, что не может быть ничего такого.

Не с песчаным альфой!

И всё равно поддалась выдуманной иллюзии…

Обманула.

Себя. Его. Нас обоих.

— А это у неё уже от тебя, — тихонько прокомментировала мои действия мама, наблюдая за моей истерикой.

— Но надумывает излишне много, как ты, — парировал отец. — И вообще, завидуй молча! — добавил с нескрываемой гордостью.

— Да? — влезла в их разговор. — И что же я себе надумала? — уставилась на него требовательно. — Ну, давай, расскажи мне, что в самом деле нет никакой проблемы, и я всё себе придумываю, успокой меня хоть чем-нибудь. Потому что лично я не вижу ни одного грёбанного обстоятельства, при котором меня бы полюбили просто так, потому что я есть, а не потому, что… — оборвала саму себя, заново выдохнула, прикрыла глаза, вдохнула глубже, а продолжила уже спокойнее: — Как вся эта хрень с феромонами вообще работает? Вы же явно изучали, если знали, что со мной что-то не так, — вновь посмотрела на родителей.

Мама виновато улыбнулась.

— Не то, чтоб прям уж изучали… — протянула нерешительно.

И папу локтем стукнула.

Тот тяжко вздохнул.

— Опять мне отдуваться, — укорил свою пару.

— А кто вынудил свою дочь бросить прямой вызов песчаному волку? — нисколько не прониклась родительница. — Сами же его спровоцировали. Вот. Разгребайте, — разрешила великодушно.

Взгляд папы стал многообещающим. Кто-то вскоре явно поплатится за свои слова.

— А ты, как всегда, умеешь поддержать, — съехидничал уже вслух и снова вздохнул, сосредоточив всё своё внимание на мне. — Мама права, Мири, мы не совсем изучали этот феномен. Чтобы его изучить, нужно, чтобы ты любила. А мы, какими бы не выглядели сейчас в твоих глазах плохими, не настолько бесчувственные, чтобы так мучить и тебя, и твоего избранника. Поэтому я действительно на корню пресекал все попытки твоих симпатий перерасти во что-то большее. Тем более, последние десятки лет ты и сама не проявляла ни к кому никакого серьёзного интереса. И я уж точно не ожидал, что ты уже влюблена. Да ещё в Амина. Знал бы… — сжал ладонь в кулак, так и не договорив.