— Оп-па, какие люди! Что за сбор, а я не в курсе? — поинтересовалась Аврора тут же, а при виде меня хитро прищурилась. — О, сестрёнка, ты уже с родителями! А я уж думала, ты теперь из Эмиратов вообще ни ногой, — ухмыльнулась при всём при этом широко и радостно. — Неужто наш солнечный тебя так просто отпустил? Да ещё и беременную? М-да, это вот как-то совсем неожиданно, — призадумалась, враз растеряв всё своё веселье. — Признавайтесь, дядюшка, это вы постарались? А что с аль-Хайятом сделали? Не верю, что он сам, по доброй воле, отпустил вашу дочь домой, да ещё и в её положении! — уставилась на Верховного требовательным взглядом.

— Я? — поперхнулся тот воздухом от такой наглости. — Причём здесь я? И ничего я с ним не делал! Это он меня чуть на кусочки не порвал!

Аврора на это скептически приподняла бровь.

— Хотел бы порвать, порвал! — постановила бескомпромиссным тоном. — А раз не порвал, значит, не хотел! — заметила куда веселее. — И всё же? Реально сам отпустил? — уставилась на меня с любопытством. — То есть никаких серьёзных драк за право обладать тобой, никакого вызова на бой ни по праву сильнейшего, ни по древним законам? — сощурилась белая волчица.

Вот тут папа напрягся. И ответить мне не позволил.

— Та-ак… — протянул, тоже прищурившись, но совсем недобро. — То есть я сейчас правильно понимаю, что вы с Рязановым изначально были обо всём в курсе и молчали? Поэтому он не стал помогать искать Мириам в той тюрьме, а остался с Амином у входа, — покивал своим мыслям. — И зачем вам нас с ним стравливать? — задал уже полноценный вопрос.

— А мы разве стравливаем? — искренне удивилась Аврора. — У нас есть дела поважнее ваших стычек, — проворчала совсем расстроенно. — Мои чёрные пряди, — поддела один из обозначенных локонов, — скоро окончательно побелеют, вот точно. Сперва одна дочь вытворяет такое, от чего волосы дыбом торчат, теперь — другая. Радуйтесь, что ваша, по крайней мере, не с наёмным убийцей и психопатом связалась, или что ей не семнадцать и она не устраивает бунт гормонов на фоне своей недопарности. Ладно, пойду я. Позже загляну, как освободитесь, — поцеловала мать в щёку, обняла деда и ушла.

— Вот же шельма! — выругался папа. — Не стравливают они, как же, — принялся ворчать. — А я такой наивный идиот, что взял и поверил в это, — замолчал ненадолго, а потом: — А ведь, и правда, идиот, — кажется, и сам удивился собственным словам. — И да, теперь мы точно летим в Россию! — закрыл крышку ноутбука, прерывая таким образом видеосвязь с остальными участниками нашей беседы, поднялся со своего места и направился в кабину пилотов.

Я же всё смотрела и смотрела на крышку ноута, задумавшись над произошедшим.

— Она же эмпат, — протянула я. — Ощутила всё ещё тогда, в Лондоне? — взглянула на маму.

— Выходит, что так, — вздохнула та.

“Могла бы и мне тогда сразу сказать...” — мелькнула сумрачная мысль. Но я этого, конечно же, не озвучила. Как и не произнесла вслух вообще больше ничего вплоть до самого прилёта в Абердин. И без разговоров “по душам” было о чём поразмыслить ещё.

А в аэропорту, как всегда, толпилась куча народа, в основном, туристов, благо для частных рейсов здесь был обустроен отдельный выход. Вернее, и выхода никакого не нужно: четыре машины, готовые отвезти прямиком в замок Верховного, ждали у самого трапа. Однако ни в один из них я не села. Как и родители. Наш самолёт ожидала дозаправка и новый план полёта. В Москву. Оставалось лишь дожидаться завершения всех приготовлений.

Хотя для всех остальных Мириам О'Двайер вроде как села в этот кортеж. А вот настоящая-я отправилась шляться по территории аэропорта. Нужно было развеяться и отвлечься. Неважно чем, лишь бы перестала столь неумолимо бурлить злосчастная концентрация мыслей и воспоминаний о песчаном альфе в моей голове.

Снова начало подташнивать…

Смогла влить в себя лишь парочку глоточков кофе. К заказанной еде вовсе не притронулась. Банально не смогла. К тошноте прибавилось головокружение. Позабыв о намеченной трапезе, направилась в уборную, чтобы умыться холодной водой.

Глядишь, полегчает…

Не полегчало.

А если и так, этого я уже не помнила.

Вырубилась…

Мириам О'Двайер

Темнота. Вязкая. Обжигающая. Знакомая. Как гибельное дежавю. Нет ничего, кроме неё вокруг. И лёгкие горят. Всё также заведомо сложно дышать. Задыхаюсь. Жадно хватаю ртом кислород. И задыхаюсь опять. Тело буквально пылает. Во рту пересохло. Я не вижу ничего перед собой, хотя мои глаза давно открыты. Плотная повязка мешает видеть дальше окружающей тьмы. Дёргаю ладонью. Уже знаю, не поможет избавиться. Обе руки заведены вверх, привязаны к изголовью.

— Раз однажды сработало, почему бы не повторить снова, да, господин аль-Хайят? — озвучила вслух навряд ли достаточно громко.

Как ещё одно моё личное дежавю, ответом мне стал скудно различимый скрип дверных петель. Мужские шаги я опять скорее представляю, нежели слышу. И гораздо отчётливее, чем прежде, чувствую, как прогибается матрас подо мной, когда песчаный альфа устраивается поблизости.

— Ну, ты же хотела вернуться в эту камеру? Вот. Вернулась, — едва осязаемо скользнул кончиками пальцев по моей обнажённой ноге вверх к бедру.

По коже пронеслись предательские мурашки. Они же сконцентрировались внизу живота вполне однозначной тяжестью, вынуждая свести ноги вместе.

— Звучит, как оправдание, — очень постаралась, чтобы голос звучал ровно и не выдавал охватывающую дрожь предвкушения.

— Возможно, — не стал спорить Амин, а его ладонь накрыла мой живот.

Вздрогнула. Хотя, скорее дёрнулась. Навстречу прикосновению. Отчаянно необходимо гораздо больше. Чувствовать. Его. Всего. То, что есть — слишком ничтожно. Промедление сводило с ума. Как и всегда. Кажется, я почти смирилась с этим своим состоянием. Но ровно до момента, пока не услышала:

— Выходи за меня замуж, хаяти...

Даже сердце вместе со мной отказалось оставаться в реальности. Пропустило удар. Я — так и вовсе не верила. Сплю? Брежу? До такой степени обезумела, что вижу и слышу то, что столь рьяно желала, путая настоящее с вымышленным? А может, банально ослышалась? Или же что-то ещё. Что именно? Да что угодно. Но не это. Впрочем, никогда не узнаю, если буду просто гадать.

— Ещё раз скажи, — тихо попросила. — И развяжи.

Повязку с моих глазах убрали. Сам Амин склонился надо мной вплотную лицом к лицу.

— Выходи за меня замуж, хаяти, — повторил вполне себе серьёзно, вглядываясь в мои глаза.

— Это вопрос? Или утверждение?

— Это просьба и приказ, — улыбнулся он.

Тоже улыбнулась.

— В таком случае, мой ответ и не нужен, правда же? Разве приказы моего господина хоть раз не были исполнены? — протянула задумчиво.

Улыбка на мужских губах стала почти запредельной.

— То есть это "да"? — уточнил, слегка прищурившись.

Тоже заново улыбнулась.

Ласково. Тепло. Нежно.

Набрала в лёгкие побольше воздуха.

— То есть это то, что мои слова не имеют для тебя совершенно никакого значения! — рявкнула ему в лицо. — Ты, Лунная тебя подери, даже один день не продержался! А я ведь просила тебя! Хотя бы попытаться! — обвинила, ещё бы и пальцем в него обвиняюще ткнула, да только сумела лишь бессильно дёрнуть привязанной рукой. — Сомневаюсь, что хотя бы час! И опять мне в кофе снотворное подсыпал! Опять сюда привёз! — обвела беглым взглядом тюремную камеру. — И после этого ты будешь утверждать, что ты в своём уме?! Серьёзно?!

Он рыкнул. И кажется, выругался. Ведь арабский я так пока и не освоила. После вовсе отстранился. Тряхнул головой.

— Да какая разница, сколько я продержался или нет? Что ты зациклилась на этих феромонах своих? — тоже повысил голос на волне своего возмущения, глядя на меня сверху-вниз сурово и мрачно. — Даже если это так, вряд ли они действовать начинают с одного секундного столкновения! Ты же даже не остановилась, сразу сбежала! И правда считаешь, что успела тогда повлиять на мой интерес в твой адрес? Так я тебе сразу скажу, что это не так! Я бы, возможно, действительно забыл тот случай, если бы твой отец не стал так рьяно отстаивать твою честь! Он привлёк моё внимание к тебе! Не твои феромоны! И я всегда считал, что ты очень соблазнительная волчица, просто нам не приходилось общаться никогда до того случая, вот и всё! — резко заткнулся и снова выругался, на этот раз на общеизвестном.