Притом ложи широки, комфортны, а часть вообще затянуты пузырём — видимо та самая “приватность”, о которой трындел служка. Ну нам без надобности на текущий момент.

Провёл служка нас в ложу, где мы с девчонками расположились на скамьях-диванах, выстланных мхом, поверх которого валялись живые шкуры.

— Угощение изволите, господин, сударыни?

— Сидра принеси, и перекусить что-нибудь, не есть, а на зуб кинуть, к сидру, — озвучил я.

— Исполню сей секунд, — ускакал служка.

И исполнил, правда секунды через четыре — нерасторопный какой, мысленно хмыкнул я. Но копеечкой оделил: старался, бегун.

— Концерт начнётся, дорогие гости, через десять минут. Коль понадобится что — сожмите, явлюсь тотчас, — указал он на слабо мерцающую полусферу в центре кораллового столика.

И смылся. А мы с девчонками сидр пригубили, саранчой креветкообразной в сахаре похрустели. Вот на вид — гадость гадостью. А на вкус очень даже, и к сидру подходит, оценил я.

Тем временем, незатянутые пузырями ложи оперативно занимались. Особо не вглядывался, но родовичи, в основном поодиночке или парами. И часть занятых лож затягивалась пузырём. Видимо — изнутри прозрачным и звукопроницаемым, отметил я.

А после стали появляться певцы, затянув несколько нот. И вот тут я был сильно заинтересован. Потому что пели в йоперной театре натуральные Алканосты. Или Симурги, не настоящие посланники, а мифические. Женские и мужские торсы на птичьих ногах, с крылами. И перьями.

Пели, заразы, не просто хорошо, охерительно пели: реально пробирало. А-капелла, роль музыкального сопровождения выполняли певцы же. Дюжина, три самца и девять самок.

И вот меня интересовало множество моментов. Что это за химеры, откуда. Насколько разумны, и вообще. И вообще, как к этому относиться.

И пока певцы выводили свою, действительно охренительную, песню, девчонки заслушались, я подавал струйку эфира. На которую одна из… ну пусть певиц мелко и изящно перебирая ногами приблизилась, не переставая петь. И начала поворачиваться немного перед нашей ложей, красуясь.

Ну а мне только того и надо, так что я собирал информацию. И… ну, скажем так, нихрена мне стали птицы не интересны, с точки зрения биомагии. Вот ЧЕМ их сделали — ОЧЕНЬ интересно. А сами они… биороботы. Уровень интеллекта собаки, умной собаки, но не более. Память, правда, охеренная. Весьма интересный метаболизм, но на этом всё. Хотя прошитые навыки впечатляли — в ряде моментов на звуки песни меня дрожь пробирала, а девчонки, не скрываясь то слёзки роняли, то светились, как солнышки, в такт песне.

Но всё равно — не намного сложнее Ярла осадного. Антропоморфность торса — внешняя, человеческого почти ничего, метаболизм не позволяет. Эти птицы, помимо пения (причём тянуть ноту могут более десяти минут!), могут натурально летать. Притом костная структура не птичья, а млекопитающая. И не эфирные, биологически-автономные создания.

Хотя, судя по всему, их потрахивают, мысленно хмыкнул я. Впрочем, зверушкам это скорее в радость. Как и зоофилам, чуть в голос не ржанул я.

И задумался, а не завести ли себе такую певунью? Не для койки — а ну его нафиг! В качестве магнитофона и вообще. Ну реально — симпатичная такая птаха. И поёт красиво. В общем — посмотрим.

И остаток концерта я как наслаждался пением, так и не без иронии вспоминал свои предположения насчёт изготовления мутантов из людей.

Тут вопрос ведь даже не столько гуманизма какого. Просто сложность работы по созданию жизнеспособной химеры такова, что никто этим заниматься не будет. Ну это звиздец какие извращения нужны, примерно прикидывал я, как надо надругаться над обменом веществ, нервной, спокойной и прочими системами человека, чтоб получить такую птаху.

Выходило, что это будет краткоживущее, калечное создание, жрущее эфир, как сволочь (без этого не живущее от слова “совсем”), и единственное, что это бедное успеет за свою краткую жизнь “пропеть”, так это просьбу прибить и избавить от мучений.

И направились мы домой. Вообще — диковато, но красиво. В смысле общего ощущения, как от песни, так и от вида. И девчонки глазами, как звёздочками, сверкают, хмыкнул я, оборачиваясь на едущих в бегуне девчонок.

А вот с подьячим… подумал я, да по приезду направил своему “социальному наставнику” Ладычу послание, на тему “срочно надо, отблагодарю”. Как-то выяснять у домохозяйки, что за “опричный приказ”, желания не было, мдя.

Наутро двоица Ладычей явилась с рассветом, причём вдвоём, невзирая на то, что обращено послание было к парню. Что в очередной раз подтвердило, что парочка эта идёт по стопам “богов-прародителей”, во всех аспектах.

Собственно, момент, что они посещают разные лекции вразнобой, я выявил по гримасам неудовольствия. Им дискомфортно не быть рядом друг с другом, довольно забавный выверт. Вообще, интересно на ребяток посмотреть именно с точки зрения души. Вот серьёзно, вроде и разные люди, а вот как душевно — небезынтересно.

Я, конечно, удивлюсь, если это, например, один человек с двумя телами. Но не слишком, есть для этого масса предпосылок эфирного толка.

Впрочем, парочка, похоже, будет со мной не один месяц, так что успею. Пока моя души только шатать и кушать, даже толком непонятно — один раз я нямку потребил, или два. Или вообще — три… хотя нет, три — этого точно не было! Не желаю, и даже если так и было — не желаю знать, отрезал я.

На этом не самом приятном предположении, затолканным в самый уголок, кхм, души (и ещё потоптался по нему, на всякий!), я Ладычей в гостиную провёл, в мешочек с денюжкой потыкал. На что физиономии близнецов стали по-настоящему рассветными: бодрыми, внимающими и полными энтузиазизма.

— Первое, сударь Ладыч и сударыня Ладышна, — сложил я пальцы домиком перед мордой лица. — Вчера, на пороге Оперного Театра, случилась у меня презанятная встреча. Подошёл ко мне родович малого рода, признаться, незнакомого. Горичем назвался.

— Есть такие, сударь Стиржич, — покивали близнецы, ответив парнем.

— Давно земель не имеют, служивый род, — дополнила девица.

— Ну и леший с ними, мне признаться, до рода ихнего дела нет, — отмахнулся я. — В другом дело. Представился сей родович отменно нагло и оскорбительно! — аж воздел перст я. — Подьячим Опричного Приказа.

По физиономиям близнецов пробежала тень, показывая, что не местный юродивый нам к йоперному искусству приобщиться думал помешать. Ну в общем, как и предполагалось, мысленно хмыкнул я.

Вопрос ещё в том, что в беловодском языке куча “ложных друзей переводчика”. Тьма-тьмущая, прямо скажем. Причём при общем “славянском” куча явных латинизмов и грецких слов, дойчизмов, франкицизмов… Намного меньше русского Мира Мороза, но хватает. Так вот, ну первое, что приходит в голову, при слове “опричный” — это гвардия Ивана Грозного, за свирепость егойную прозванного Васильевичем. Мётлы там, бошки собачьи и прочая стильная атрибутика.

Вот только “опричь” — это не терминальная степень ментовщины под руководством всяких Василичей. Это просто… “другой”. Другой Приказ, если по смыслу. И вот быть он “другим” быть вот вообще каким угодно. Старшие подтиральщики анператорской задницы, а “другие” — чтоб благозвучнее, вполне возможный вариант.

— Данный Приказ мне не встречался ни в книгах, ни в сборниках законов Империи. И вот интерес мой первый таков: что за Приказ, чем занят, почему в законах о нём ничего нет?

Переглянулись близнецы и принялись на два голоса, с запинками, рассказывать. А я уточнять и вникать, потому что Империя, выходило, далеко не только “Законом” руководилась, но и вполне себе Родовой традицией. Так-то логично, сам понимал, но вот именно столкнулся непосредственно первый раз.

И выходила такая петрушка, что Опричный Приказ даже не спецслужба какая, а… ну представители Императора, как бы. Как бы, потому что не думаю, что они с каждым вопросом к его личеству бегают и вообще. А по факту, Опричный Приказ создан и действует в рамках императорских указов. Область действий Приказа — то ли представители, то ли ревизоры. Аналогий много, но суть такова: это именно порученцы императора.