И стал я водить жалом — ну жопа и жопа, не сидеть же в уголке и плакать, в конце-то концов. И “медово-золотое” сияние я увидел, хаотичными рывками приближающееся. Вот только ещё я увидел… ломаные, искажённые черты лица и тела. Это была… химера души. Не знаю, как иначе назвать, а от даймона в эфире стали пробиваться вполне знакомые мне завывания, стенания, стремления… очень слабо, но то же, что и от “облаков воспоминаний”, как я их называл.

Душа, значит, оскалился ледяными клыками даймон моей души. Ну, посмотрим, может, и без эфира справимся.

Хотя сходу жрать не хочется… но посмотрим.

И посмотрел, блин. Чуть не проблевался: полупрозрачное лицо, слепленное из тысяч мелких черт, бездонный зев, обрамлённый хаотично и бессмысленно утыканными зубами. Бессмысленные, полные муки глаза. И жажда, жуткая, бьющая “в душу” жажда. Тварь остановилась передо мной (благо я перекрывал подлёт к спутникам), разорвала свои призрачные щёки криком… и заметалась, ухваченная вполне материальной рукой, движения которой повторил даймон, удерживая изувеченный призрак. Верещала тварь душевно, но метания ни к чему не вели, кроме её бултыханий. Ощущение схваченной добычи было пусть не физическим, но отчётливым.

— Отпустить тебя что ли? — одними губами пробормотал я. — Так ты мучаешься. Так, что мне самому страшно. Эх, ладно, — вздохнул я. — Итадакижрать.

И сожрал этот конструкт. Противновато, конечно, было. Но в текущих реалиях я как-то иного выхода не нашёл. И ни хрена эфир не вырвался, кстати.

А вообще, похоже, что эта Мавка — нихрена к Пуще прямого отношения не имеет. Больше на отголоски… непонятно куда девшейся цивилизации похоже. Миллиарды единовременно убитых, исчезнувших, потерявших личность — или душу, даймон знает, но не который я.

— Мавкх-х-ха? — просипел Твёрд.

— Развеяна, — прошептал я, оглядываясь.

Похоже, мои душежорские потуги окружающим были до лампады. Все заняты, банально не видели. Ладонега уже шестой чан прёт, с трудом переставляя ноги, Ладослава хлещет зелья, как питух заправский, поддерживая Лихычей.

— Довольно чанов, — прошептал я. — Не стоит судьбу испытывать.

— Д-х-ховольно, — одними глазами кивнул Твёрд. — Зелье, — протянул руку он, в которую Ладослава положила две склянки.

Влил одну в Тиху, одну в себя, и хоть продолжал кровоточить, явно ожил, буркалами своими пучими неоново засверкал.

— Уходим. Ладонега, Тиха, — на что выгрузившая чан Ладошна кивнула, на Лихышну руки возложив. — Стригор…

— Ну, я пошёл, — просипел я шёпотом, возглавляя покидающую Матку Пущи процессию.

Обратно выдвинулись мы пободрее, Лихычи подгоняли. Сами они жрали стимуляторы, как и Ладышны, впрочем, их “уходим, быстрее!” притормаживал я. Всё понимаю, но гробануться на обратном пути мы имели шансы не меньшие, а, по совести, большие, чем на подходе к центру Пущи.

И очень меня беспокоило отсутствие тварей. И Твёрд, и Тиха на два голоса пели о немалом количестве тварей, которые непременно сопровождают каждую экспедицию. Иммунных к их воздействию тварей, на минуточку.

И ладно, допустим, что на пятёрку Пуща не реагирует столь сильно, как на семёрку-десятку, которые ходят обычно. В это я могу поверить, но твари не мозготрахабельные — на них просто натыкались. А я в статистику не верю, я знаю, что она работает. И если пока тварей не встретили (ну, кроме Лиха хрен знает где, но это тоже не встретили, по сути) то вероятность встречи их растёт с каждой секундой невстречи.

Так что вприпрыжку с радостными воплями по Пуще бегать, помахивая корзинкой с чанами — категорически не стоит. Сожрут.

Но двигались, нечисть и пакость нас буркалами противными своими сопровождала, пастями гадскими хлопала, щупалами помахивала, а тварей не было. У меня же паранойя от этого благолепия начала переходить в терминальную стадию, начал я потихоньку воздух собирать. И через зубы вдыхаемый, и плотным эфирным коконом вокруг своей персоны собранный.

— Опасность, Стригор? — обратила Тиха внимание на мои метания, через полчаса после того, как мы покинули маточник Пущи.

— Нет. Мне это не нравится. Предпочитаю быть готовым, — досадливо отмыслеэмоционировал я. — Лучше готов буду. Я вас не слишком перетруждаю?

— Терпимо, — ответил Твёрд. — И вправду, подготовленными быть лучше. Сам не понимаю, где твари, — признал он.

Впрочем, через десять минут твари объявились.

— Здрасти, — пробормотал я под нос, помахивая трёхметровой туше Лешего, появившегося из-за деревьев в тридцати метрах.

Тварь в ответ приветливо помахала сжатыми, как у богомола, лапами-мечами, уставившись на нашу компанию семёркой травянистых буркал.

Впрочем, буркалы тут же прикрылись лезвиями.

— Свиты почти нет, но он их зовет, Стригор. Поторопитесь! — скороговоркой выдал Твёрд.

— Вот чтобы я без ваших ценных советов делал, — проворчал я. — Чародейство будет, не слишком много, но без него никак.

— Понятно. Удачи.

Ну а мне оставалось только аккуратно двигать к Лешему. Ой как мне его морда подлючая не нравится. И клинки гадские. И вообще — вся егойная несимпатичная персона мне ни хрена не нравится, да.

На этой мысли мне пришлось отпрыгнуть назад и вбок. Я дошёл до “зоны поражения”, и лапа-меч “выстрелила” в мой адрес. Увернулся, лапа пропахала рваную дыру в почве, после чего огребла рубящий удар кладенцом. Втянулась чуть ли не быстрее, чем выстрелила, брызнула красной кровью… но это даже не смешно. Его кладенцом рубить десятки минут, хотя, наверное, и кладенцом рубить буду.

Леший, поджав лапу, сделал из лап-мечей этакий “домик”, в котором покачивался из стороны в сторону. Кстати, то ли местная особенность, то ли попался мне Леший особо матёрый: не восемь, а все одиннадцать метров у его подлючих лап была “зона поражения”.

А сквозь деревья наблюдались потерянные псоглавцы, песцы, сновали вороны — явно “законтроленная” Лихычами свита Лешего.

Так, времени ни хера, надо не думать, а прыгать, решил я, разогнался и прыгнул на толстое дерево в шести метрах от Лешего. Зафиксировался на коре биодоспехом, ну и начал концентрировать вокруг твари ангидрид.

Тварь пока кислотное очарование не прочувствовала, но меня прибить явное желание выказала — в древесину воткнулась пара лап, после ещё пара изобразили из себя ножницы, сомкнувшись на коре уже с “моей” стороны дерева. Хорошо, успел соскользнуть и принялся дубасить кладенцом по лапам, выглядывая новые подлючие лапы.

Схлопнувшиеся клешнёй лапы закровили, отдёрнулись, и тут за деревом затрещало и заквакало — голосёнка у Лешего был квакающий и негромкий.

Значит, началась прожарка кислотой, удовлетворённо отметил я. Ангидрид овевал лешую тушу почти минуту, но шкура у твари реально лютая, так что, видно, только-только кислота прожгла себе путь до нервов.

Так что оттолкнулся я от дерева, ну и откатился подальше, от греха. Перестраховка вышла, отметил я, наблюдая за беспорядочно кружащим Лешим, рубящим лапами всё вокруг, даже по себе лупящим — реально, в себя вогнал клинок сантиметров на двадцать, самурай кислотный.

“Время,” — запульсировала в голове мысль, притушив ехидное ликование. Так, ярло ничем не поможет, а значит, нужны виброболты — ничего быстрее и эффективнее неэфирного, точнее, непрямо эфирного у меня нет.

Ну и Леший был сильно занят, так что присел я на колено (на удивление удобно оказалось, невзирая на строение ног), да и начал по Лешему виброболтами гвоздить. Не все попадали, летели они действительно криво, а Леший лапками сучил, ножками топал. Но и того, что попадало — хватало. Квакал, пакость такая, кровищею хлестал. По-моему, по итогам, скорее от кровопотери и помер — не нанёс ни я, ни кислота, ни болты серьёзных ранений. Но плоть разворотило знатно, кровищей забрызгало всё душевно. Ну и обиделся Леший, да и помер. От обиды. И кровопотери.

— Уф, — начал подниматься было я, как свита Лешего щеманулась в стороны, а из Пущи послышался треск.