И поехали мы к Весёлкам, я на Индрике, Зар на своём, гыг, Мудрозвоне, щучьем сыне.

А по дороге братец меня просвещал, что, вишь ли, кладенец ставит в вопросах благородных родовича превыше человека любого, даже чиновника имперского, неродовитого, а это “не благородно”.

— Херня из-под Жоруна, — отрезал я. — Зар, все “имперские чины” — людишки императорской семьи. Не более и не менее. И то, что род императорский норовит благородных родовичей с теми людишками, кто ихней же волей возвышен… — на этом я задумался.

Ну, в принципе, с хрена ли это начинание образовалось — понятно. Создание именно сословий неродовитой бюрократии, да и чем бес не шутит — неродовитых дворян. Родович в силе, кстати, и с ентим шампуром неодарённого разделает, позёвывая. И в общем — цели на централизацию я скорее одобряю, но вот вбивать в гимназии такое родовичу… А ведь вбивается, окинул я Стризара взглядом, да и продолжил.

— В общем, Зар. На своих, ленных землицах имперская семья и вправе. По праву силы такие правила ставить. Но нам… Ты-то сам понимаешь, что такие же людишки они, чины неродовитые?

— А ведь и правда твоя, Гор, — ошарашенно уставился на меня братец. — Но Император…

— Хер с ним, есть причины, я и не сказать, чтоб осуждал, но позже потолкуем, — тыкнул я перстом в приближающиеся купола Весёлок. — Но нам на эти имперские фантазии, в Болотном Логе, да и в Ростоке… — на этом я демонстративно сплюнул. — Уразумел?

— Странно сие, но уразумел, — задумчиво выдал братец.

Подъехали к Весёлкам, Мёда рассказала, что псоглавец один, яблоньки ломает и яблочки жрёт, пареньком каким-то закусил. Мужики со стрекалами и доспехами подтянулись, но нападать опасаются.

— И правильно делают. Ладно, пойдём с братом моим, Стризар Стрижичем, угомоним напасть.

— Блага вам, господа Стрижичи…

— И Мёда, чтоб тебя! Симурга шлёшь — говори, сколько тварей, чай, не девчонка сопливая!

И поскакали мы к садам, благо недалеко. А я припоминал что за зверь такой — псоглавец.

Вообще, выходил он этаким “развитием бера”. Подозреваю, именно из-за них беры вокруг Пущ и не водились: опасались.

Только псоглавец был бера раза в полтора поболее, с носорожьей шкурой складками, покрытой редкой щетиной, которая (щетина, в смысле) на башке превращалась в густую шерсть. И морда была более вытянутая, чем у бера, что, подозреваю, прозвище “псоглавец” и породило. Впрочем, беры и так волкоподобны, но тут морда более “псовая” выходила, очень чётко выделяясь волоснёй на фоне всей прочей туши. В общем, псоглавец, как он есть.

Добрались до садов, проехали мимо мужиков и увидели шатающего яблони псоглавца — был у него, как и у бера, аппетит к сладкому. Впрочем, окровавленные клочки неподалёку указывали на аппетит и к человеческому.

— Действуй, поддержу, если что, — бросил я братцу, придерживая Индрика.

И тот… блин, я чуть в челодлань не впал! Начал братец тыкать кладенцом, как ковырялом своим. Ну, хоть эфир кладенец брал, так что шкура толстая хотя бы пробивалась. Но щучий Мудрозвон дёргался, при этом стоял на месте, вместо нанесения массы порезов — тычки, причём чёрт знает, с хрена ли не в буркалы и оскаленную пасть. Псоглавец рванул на братца, тот щучину свою отдёрнул, но не до конца — шкура псоглавца стесала шкуру, а задняя лапа — вырвла кусок мяса скакуна и приложила Стризара по ноге. Мудразвон этот впал в истерику, стал на дыбы вскакивать, Зар, вместо того чтоб спрыгнуть — успокаивать начал…

— Пиздец, — охарактеризовал я увиденное вслух. — Ну реально — с-с-студент, слов других нет.

И послал Индрика наперерез возвращающемуся псоглавцу. А то хер кто меня на херовых повинностях заменит.

И попробовал своё новое убойное колдунство. А именно, создал в лёгких зверюги воздушный хлопок. Слабенький, да и эфиранасыщена была тварь от души, но псоглавцу хватило. С рёвом вскинулся на дыбы, реально дымя пастью и ноздрями и получил моим тыкалом в нёбо. И помер, чуть на нас с Индриком не рухнув, паразит такой!

— Кладенец отдай, — подъехал я к усмирившему своего щука Зару.

— Дружинники должны…

— По жизни должны, только у нас их нет нихера. Будем учить. С-с-с-студент, — скептически посмотрел я на братца, от неловкости даже не отреагировавшего на некорректное название.

А я, размышляя о печальной участи моей, всеобщей неустроенности и всеобщем же гадстве, начал псоглавца кладенцом разделывать. Тварь эфиронасыщенная, да и съедобная, не хрен пейзанам деликатесы в одну коллективную ряху жрать, я тоже хочу! Ну и клыки и печень псоглавца в скупке принималась, не без этого.

— Домой едем, — бросил я печально молчавшему Стризару. — Там потолкуем. А завтра в Росток. Кладенец тебе нужен. Да и учить тебя буду.

— Хорошо, Гор, — ответил с-с-студентик, следуя за мной.

Хотя нихера всё это было не “хорошо”, мудро отметил я.

В поместье хотел сожрать все пять кило мяса псоглавца в свою барственную харю: девчонкам без толку, разве что Люба забеременнеет вновь, чего не хотелось. А братец-с-с-студентик не заслужил! Но, по здравому размышлению, решил я с ним поделиться. Тренировать надо, а главное — я, блин, все эти пять кило хоть сожрать-то смогу, но с третьего буду давиться и страдать. Желудок справится, но оно мне нахрен не сдалось.

Ну а с утра вытащил я позёвывающего братца и поскакали мы в Росток. По дороге я зорко оглядывался и Зара теребил, на тему — на что он рассчитывал-то? В плане — сидеть в поместье, пока я тварей воевать буду, или как?

— Нет, брат, не оскорбляй меня так! — аж возмутился он.

— За-ме-ча-тель-но, — порадовался я. — Тогда скажи, Зар, как ты своими ухватками против людишек тварей воевать собирался?

— Дружину набрать мыслил. И мыслю! — вскинулся он. — Негоже нам, Стрижичам…

— Ой, дура-а-ак… — осенил себя челодланью я. — И скажи мне, братец, ты эту херь сам надумал?

— Не херь это! Многие в округе так живут! И наставники в гимназии…

— Людишки имперские? — ехидно осведомился я, на что Зар досадливо поморщился и кивнул. — Ну да, доки по тварям Пущи, куда деваться. А живут как Погибичи твои, ненаглядные, нашими силами прикрывающиеся и мошну набивающие?

— Не смей! Друзья они нам…

— Ты мне, братец, ещё поуказывай, что сметь, а что не сметь, — ласково улыбнулся я братцу, на что тот побледнел с чего-то. — Убеждать тебя я не буду, но поживешь пару-тройку седмиц в Логе, да сам поймёшь. Чай не идиот, а с-с-студент.

— Да что ж ты меня словом таки непотребным обзываешь? И что значит оно? — возмутился Зар.

— Очень даже потребное. Как раз про тебя, — хмыкнул я. — Школяр недоученный, знаний наглотавшийся, а применить их не могущий. Да и не понимающий до конца.

Парень надулся, аки трясинник на лихо, и отвернулся. Ну, блин, подкинула судьба родственничка, рассуждал скорбный я. Подросток в самом гормоне, да и вообще… Хотя я сам телом его на год старше, не более, мысленно хмыкнул я.

В общем, будем надеяться, что его пубертатность на осеменительных рудниках поможет. И к Погибишне я его пока, точнее её к нему, не подпущу. И так ветер в голове, а что дочурка жука-Погибича подростку на уши наплетёт и как ум за разум завренёт — никто не знает. И даже Небо, и даже Я.

И цацкаться с ним нельзя, тоже, блин, фактор, но и не перегнуть. Мне, чтоб его, соратник нужен: тогда и жизнь в Логе можно сносную организовать, причём с перспективами не худшими, да и на свои дела время останется.

А соратник — это не соплей подтирание. И ряд вещей Стризар сам должен понять, своим умом.

В общем, до Ростока доскакали в молчании: я мысли мудрые, полные педагогичности, думал. Зар дуться изволил на мою во всём правую персону.

В городке, даже не задерживаясь, подскакал к скупке, запчасти псоглавца продал, взглядом орлиным по расценкам пробежался, в плане, не налюбливает ли меня Мил. Так-то проверен и перепроверен, но мало ли.

Братец, судя виду ошарашенному, расценок не знал. Несколько раз пастью похлопал, глазёнки на переносице свёл и промолчал.