На рассвете проснулись вместе: я от извещения Управителя, девчонки от воплей со двора “благому господину Стрижичу”. Это старосты мои припёрлись, указания мои мудрые слушать.

Ну а я, намылив девчонок за пожрать, себе и им, направился ожидаемое раздавать. И Недум, камергер грибной, в сторонке ошивался, уши грел. Но Гден острекаленый над пенсионером бдил, так что я лишь кивнул одобрительно на “блага вам, Стригор Стрижич”.

Ну и славословия старост завернул, а развернул свою речь:

— Значит так, старосты. Зверьё я бить буду, как и вас оборонять — сие и право моё, и долг. А вот с девками, как прежде — не будет…

— Не погуби, Стригор Стрижичь, не лишай семени Стрибожьего, помрём…

— Цыть! — рявкнул я на Мёду и даже не стал поднимать: нравится бабе коленями траву протирать — пусть её. — Естественно, осчастливливать лона я буду, сам понимаю, что надо. Но не как ранее: есть зверь — любодействую, нет зверя — нет. Введём очередь, и по времени всё будет. Через три седмицы наведаюсь в Топляки, осеменю, — мат я опустил, будучи охерительно культурным. — Через семь седмиц — в Стрибожье. И через одиннадцать — в Весёлки. И дом новый специальный заведите, где я с девами любиться буду. Из тех что растут, — уточнил я. — Будет любодейская или, — хмыкнул я, — ёбская изба.

— Не гневайся, Стригор Стрижич, — выдал Олош.

— Посмотрим, может и не буду. Чего хотел-то? — кивнул я свеженазначенному старосте.

— А отчего так, а не как ранее?

— Дурень! — протянула поднимающееся Мёда. — Сам-то хоть одну девку в охотке ублажи, со всем чаяньем! А Стригор Стрижичу подчас и пару десятков приходится, сила Стрибожья в нём, но на всё видно не хватает… Ой… — наткнулась баба на мою ехидную физиономию взглядом, бухнулась в траву, стала её не только коленями, но и любом протирать и заблажила. — Прости меня, Стригор Стрижич, дуру грешну-у-ую-у-у…. Не губи-и-и…

— Верещать прекратила, — хмыкнул я. — Да и права Мёда. Отец мой, Стривед Стрижич, коему бы жить не один век — через то и помер. Сил-то много, но и усилий слишком много, не вынес.

— Так детишки же, Стригор Стрижич…

— А на коего лешего я вам новых людишек везу? — уже возмутился я. — Будут детишки. И вы это… ну не заставляйте, но способствуйте, если с новенькими сходиться будут. Не они промеж собой, а с урождёнными у нас людишками. Но чтоб без принуждения! — явил я кулак. — Домик новый вне очереди, послабление в труде таким парам — не на глупости, а чтоб любодействовали, на срок небольшой. Уяснили?

— Уяснила, Стригор Стрижич, мудр ты, — начала опять подниматься Мёда.

— Ну вот у бабы спросите, если сами не поняли, — фыркнул я. — И, кстати, Мёда, на кой я Аловыя тебе прислал — уразумела?

— Чтоб трудился, рожь обхаживал, дрянь прибирал, — приняла старостиха вид лихой и придурковатый.

— Мёда, — ласково улыбнулся я.

— Поняла я, Стригор Стрижич! Да ни в жисть…

— Ну вот и хорошо, — кивнул я. — Всё, исполнять слова мои мудрые, а то дел невпроворот.

Перекусил, причём с девчонками — времени ни хрена, не до чинства. Ола ушки прижимала, страшилась, но после того как я, да и Люба, ей еды с рук в рот пихнули — отошла, поулыбалась, да и захрустела пропитанием.

А у меня вырисовывалась такая картина: я кучу всего провтыкал в Ростоке, что, в общем, и неудивительно. Ехать я туда собирался, но как минимум после “осеменения Топляков”. Однако песец настал моим планам. Не критичный, скорее приятный, но. Тех же девчонок Индрик прекрасно довезёт вместе со мной: здоров, как лошадь, даром что акул. Но мне в любом случае в особняк хочется часть вещей прикупить. Например, Люба закатывала глаза, описывая “баню”. На самом деле именно баней, судя по её рассказам, купленный “батюшкой в имперских землях” биоконструкт не был. Да и воды, как таковой, не содержал: по любиным словам, это этакий “икрин” с тёплой жидкостью внутри, метров двух с лишним диаметром. И именно мыться там не стоило, только чистым влезать. А там он и температуру повышал, и даже “пузырьками и струйками булькает, приятно очень, Стригор Стрижич”.

В общем — джакузя, как она есть, гидро и пузырьковый массаж, и вообще хочу, да. И не только: мне вот сейчас на девчонок ошейники нашеить придётся, а это мне не очень приятно. Ну и вообще, костянник докуметопроизводящий нужен. Что я за барин, раз документ соорудить не могу?

И Стризара всё же навестить: судя по сказанному Любой, в саму гимназию мне “не можно”, но обитатели пансиона в перемещении не ограничены. Да и, по уму, средство перемещения братцу надо предоставить: конец занятий скоро, три месяца. Ему до Лога добираться, а встретить я не факт, что смогу.

В общем, дела есть, но в свете того, что покупки делать надо, задумался я о том, а не взять ли бегуна. Ну и если брать — то девчонки в нём поедут спокойно. А то у меня гормон играет, ехать с ними в обнимку приведёт к закономерным последствиям. А у меня достаточно происшествий было, чтоб понять — в дороге надо за округой следить.

А то займусь я посреди пути сексом, а пакость какая, разумная или нет, меня в жопу услужливо подставленную уязвит. И, по совести, сильно повезёт в таком раскладе, если только отымеет. А мне и такое “везение” ну вот совсем нахрен не надо, не говоря о невезении.

Так что через полчаса выдвигались мы в сторону ростка одвузверь: я на Индрике, проявившем высокий уровень артистической одарённости, всячески страдая и мучаясь напоказ от “переполненных” сумок. Ну и девчонки на бегуне, который по причине отсутствия толковых мозгов артистизмом был обделён, топая, куда надо, без мизансцен. Сами они читали, точнее, Люба читала вслух, а Ола внимала — я не вспомнил, но Люба смотрела на книжный ларь такими глазищами, что не понять было невозможно. Так что выделил несколько листов из уже прочитанных, сказки всякие, про земли и людей, ну и повязку читабельную не забыл.

Ну а я, несколько “продвинувшись” в понимании не столько даже магии, хотя и в ней тоже, сколько тела и сенсорных возможностей, как себя, так и Индрика, “дал шпоры”. Времени было мало, уложиться в Ростоке следовало в один день, причём именно этот. Индрик тянет, а бегун — за ночь в Ростоке отдохнёт.

В общем, миновали мы трактир ещё до полудня, а к Ростоку подъезжали не только засветло, но и часа в два пополудни где-то. Стражи из молодёжи Хорсычей наличествовали незнакомые, но табличка документа их с моим проездом смирила. На девчонок бросили лишь взгляд, отметили ошейники, но пырились если не “пубертатно”, то пристально. Да щаз, моё, мысленно хмыкнул я.

В чистом городе, пройдя стражей, я, не мудрствуя лукаво, направился в Сень Хорса — бегун явно подустал, а мне он ещё нужен.

— Накормить, обиходить, — ткнул я пальцем в бегуна служке Сени, взглянул на девчонок, простёр в них перст. — Не обижать, накормить, оби…

— Не гневайтесь, Стригор Стрижич, вы же за покупками? — выдала Люба, явно испуганная собственной смелостью, на что я кивнул. — А с вами можно? Мы рядом побежим, Олочке интересно, да и я посмотрела бы…

Ну, вообще, прикинул я, я девок с собой брал как раз чтоб на город посмотрели и развлеклись.

— Нечего рядом бегать, — хмыкнул я. — За мной поместитесь, Индрик вытянет. Поедем, трофей сбудем, людишек в остроге глянем, — на что Люба заметно передёрнулась. — Не боись, — хмыкнул я. — На Индрике меня подождёте. Потом к гимназии, с братцем словом перемолвлюсь, ну и костянник возьму, — определился я. — А после сюда вернёмся, бегуна возьмём, да за покупками. Время не позднее, всё успеем, — прикинул я.

Индрик от бабского нашествия страдал артистично, мыслеэмоционировал в стиле “Никто меня не любит, никто не понимает. Вот помру я под ношей немыслимой, жестоковыйным Стригоркой на меня взваленной, вот что хозяин делать будет?”

Но на ответный образ в виде колбас, окороков и прочей индричатины акул собрался и бодро потрусил к мануфактурьей скупке, мыслеэмоцирнируя уже: “А я чо? А я ничо”.