– У нас нет… – прошептала Мия так тихо, что он скорее почувствовал, чем услышал.

Гормональный чип ей вынули в клинике, и с тех пор они по старинке пользовались сенсорными презервативами (в те редкие моменты, когда у них вообще что-нибудь получалось).

– Всё будет хорошо. – Эштон прижал ее к себе. Запах ее волос ударил ему в голову, заслоняя весь остальной мир. – Я обо всём позабочусь.

И она доверилась ему – целиком, без остатка, впервые после выхода из клиники. Он так и сказал: «Я обо всём позабочусь», – и Мия решила, что он имел в виду ее. Что Эштон позаботится о ней.

– Это мальчик, – врач повернулся к Эштону и впервые за весь прием улыбнулся сначала ему, а потом Мие. – Конечно, современные методы хромосомного анализа позволяют определить только предполагаемый биологический пол…

Врач еще что-то говорил об участии родителей в формировании гендера и о том, как важно давать ребенку самостоятельно исследовать весь доступный ему гендерный спектр, но Эштон уже не слушал. Острое чувство счастья захлестнуло его с головой, как в тот первый раз на озере, когда они с Мией вылезли на крышу старенького аэротакси и встали рядом на самом краю, крепко держась за руки.

Эштон взглянул на нее – и в первый момент ему показалось, что Мия куда-то вышла, а ее место в гинекологическом кресле заняла незнакомая женщина. Она смотрела на него, но с тем же успехом могла бы смотреть в потолок или на пол. Эштону пришлось прикоснуться к ней, чтобы убедиться, что она живая.

– Я вижу, вы передали мужу право принимать за вас решения, связанные с вашим здоровьем…

Голос врача доносился издалека, словно то, о чем он говорил, имело отношение к совершенно другим людям. Мия всё так же смотрела на Эштона, не шевелясь и никак не показывая, что она хоть что-нибудь слышит. Каменея под этим взглядом, он заставил себя повернуться к врачу.

– Это еще тогда, в клинике… они просили подписать формы…

– Да-да, у них это стандартная процедура, – врач смахнул пару окошек у себя на экране и профессионально улыбнулся обоим. – Поскольку я не вижу аннулирующего документа…

– Мы как-то… не думали с тех пор об этом, – неловко сказал Эштон.

– …то формально окончательные решения по поводу родов принимаете вы. – Врач вежливо посмотрел на него, игнорируя краску, заливавшую лицо и шею Эштона. – Конечно, рождение ребенка – это совместный опыт, но закон требует, чтобы на консультации я обращался в первую очередь к тому из вас, на ком лежит юридическая ответственность. Надеюсь, это не помешает нашему разговору.

Врач замолчал в ожидании. Эштон тупо смотрел, не зная, что сказать.

– Мне бы очень помогло, если бы вы произносили ответы на мои вопросы вслух, – уточнил врач. – Система всё записывает…

– Да. Нет. Конечно, – спохватился Эштон и на всякий случай сказал погромче: – Не помешает.

Они поговорили с врачом о родах. Эштон послушно отметил все нужные галочки во всех необходимых документах. Он даже выбрал настенный фон в родильной палате – «свежая трава под ярким солнцем»: Мия всегда любила ходить босиком по траве. Врач еще раз поздравил обоих, и они оказались на улице.

Мия так и не проронила ни слова. В такси она сразу отвернулась к окну. Эштон сел рядом. По ее лицу, отражавшемуся в оконном стекле, плыли равнодушные облака – он специально заказал дорогое аэротакси, с доступом на верхний уровень, чтобы ее не укачало. Эштон попытался поймать ее взгляд в отражении, но Мия смотрела вдаль – туда, где не было ни аэротакси, ни Эштона, ни даже ее самой.

Так же молча они вышли из такси возле дома. Прозрачная капсула пневмолифта с антиультрафиолетовой тонировкой бесшумно оторвалась от земли и понесла их вверх, на 54 этаж. Эштону заложило уши; чем выше они поднимались, тем сильнее его вдавливало в стеклянный пол, словно он погружался на дно океана, а не поднимался на высоту 243 метров над уровнем моря.

– Всё будет хорошо, – умоляюще произнес он.

Мия обернулась. Ее глаза на мгновение стали прозрачными – и он провалился в ледяной океан ужаса между ее перепутанных ресниц.

– Он дышит там, внутри, – сказала она. – Дышит в воде.

Пневмолифт задрожал и замер. Мия достала карту-ключ, открыла дверь и вошла в квартиру. Эштон сделал шаг, чтобы войти следом. Тогда она, не оборачиваясь, добавила:

– Если он родится, то больше не сможет так делать.

Эштон застыл на пороге. Мия скинула туфли и скрылась в гостиной. Через минуту он услышал, как в глубине квартиры зашумела вода.

На верхнем танцполе было битком, но Рогана еще не было. Вместо него на диване сидели две длинноногие девицы в полупрозрачных платьях, похожие на экзотических насекомых. Увидев Дрейка, одна помахала ему рукой и улыбнулась. Роган не разрешал своим мотылькам общаться с посетителями, но в его отсутствие и те, и другие делали вид, что в этом нет ничего особенного.

Дрейк потолкался среди горячих скользких тел, пробился к бару и взял водки со льдом. В другое время он бы подождал здесь, у бара, тем более что Йенна, как всегда, плеснула ему от души, с запасом. Но сегодня был особенный день, и у Дрейка было мало времени. Он сделал большой глоток и направился к дивану.

Мотыльки завороженно следили за его приближением. В их огромных глянцевых глазах шевелился многорукий танцпол, перерезанный острыми лучами прожекторов. Дрейк на мгновение остановился, любуясь своим отражением в четырех одинаковых зрачках, потом пододвинул ногой кресло, сел и аккуратно поставил стакан на зеркальный стол. Теперь уже скоро.

Он терпеть не мог сидеть спиной к многолюдным помещениям с несколькими входами, но сейчас зрачки мотыльков давали ему неплохой обзор. Дрейк как будто смотрел в камеры наружного наблюдения, но всё равно почувствовал Рогана раньше, чем тот появился у него за спиной во всех четырех зрачках сразу.

– Хочешь на мое место? – Роган хлопнул Дрейка по плечу, и тот дернулся, сделав вид, что не ожидал его появления.

– Я тебя ждал, – сказал он, оправдываясь.

– Да? – Роган поднял брови с искренним удивлением. – А я думал, ты и так неплохо проводишь время.

Мотыльки нервно затрепетали. Дрейк протестующе замотал головой. Роган захохотал и плюхнулся на диван не глядя. Если бы мотыльки не разлетелись врозь, он приземлился бы прямо к ним на колени.

Дрейк взял стакан и сделал глоток. Роган внимательно смотрел на него сощуренным глазом; второй, широко открытый, как всегда, был направлен куда-то в сторону. Дрейк не любил этот прищур и предпочитал не попадаться под него, но сегодня у него не было выбора.

– Каждому нужно расслабиться… после работы, – осторожно сказал он.

– Если работа закончена, – Роган пожал плечами, – то почему бы и нет.

Они помолчали, глядя друг на друга. Дрейк чувствовал, как сощуренный глаз Рогана прожигает дырку у него в черепе, добираясь до самого мозга.

– Закончена, – сказал он и сделал нарочито медленный глоток. Руки у него совсем не дрожали.

Роган улыбнулся.

– Мотылек, принеси мне водки с сиропом, – произнес он, всё еще глядя на Дрейка.

Одна из девиц вспорхнула и растворилась в толпе танцующих. Роган достал из кармана пачку одноразовых сигарет с нагревательным элементом и маленькую круглую шкатулку из черного металла. Отвинтив крышку, он поставил шкатулку на середину стола.

Внутри переливался легкий серебристый порошок. Даже при его работе Дрейку редко приходилось видеть грэй такой чистоты и качества – это было сразу понятно по широкому спектру свечения.

– Вчера привезли, – ухмыльнулся Роган. – На улице такого нет.

«А где есть?»

Дрейк сделал несколько больших глотков и закашлялся, чтобы не задать Рогану этот вопрос. Его работа закончилась.

Роган одобрительно хмыкнул, насыпая грэй в сигарету. Забив, он смахнул со стола серебристую пыль – кредов на сто, если не больше, – и сжал пальцами пластиковый фильтр. Нагревательный элемент вспыхнул, над столом поплыл знакомый горьковатый запах.