– Отлично, тогда можно выезжать, с комдивом я ещё вчера говорил, он выделит по роте бойцов для каждой группы и транспорт.
– В таком случае я выделю вам трёх своих сотрудников, и постарайтесь одновременно не выезжать более чем в три села. У меня всего семь сотрудников, и я не могу выделять вам сразу всех своих людей.
– Хорошо, а вы пока подготовьте помещение для выселяемых.
Лёд тронулся, господа присяжные заседатели, это как лавина, когда от одного камешка начинается всё сокрушающая на своём пути волна. С комдивом я действительно договорился ещё вчера, и он ждал только отмашки, вот и начнём помолясь. В дивизии мне выделили три роты бойцов и по десятку машин, да ещё я разделил своих бойцов на три отделения и распределил их среди этих трёх рот. Заехав в Буск за энкавэдэшниками, группы отправились по своим целям. Все эти сёла были неподалеку, а потому уже через час-два все группы прибыли на место. Я отправился с одной такой группой. В две другие группы я отправил по отделению своих бойцов вместе с БТР‐2 для усиления их огневой мощи, а себе взял свою командирскую машину и БТР-1. Погода стояла жаркая, на небе ни тучки, а в машине нет кондиционера и окна не открыть, хотя они и опускаются. Просто я не хотел повторения судьбы Ватутина[36], а потому пуленепробиваемые окна были подняты, а открыт только люк в крыше, через который и поступал свежий воздух, позволяя не свариться в салоне.
Первым шел БТР-1, мы за ним, как-то не очень хотелось глотать дорожную пыль, вот и шли вторыми, а уже за мной ехали грузовики с бойцами. Скорость была небольшой, по просёлочной дороге не разгонишься, да и подвеска на машинах стоит достаточно жёсткая, так что километров тридцать в час – предел, иначе костей не соберёшь, да и сами машины угробишь, долго они такого издевательства не выдержат. Наконец, это мучение кончилось, и мы приехали в довольно крупное село. Бойцы, выпрыгнув из машин, окружили село, после чего началась его зачистка, они сгоняли всех жителей села на площадь. Собрав там всех жителей, прикомандированный к группе сотрудник НКВД зачитывал по списку фамилии бандитов, что тут жили, и сообщил, что все они были убиты во время нападения на армейскую колонну. Тут же в толпе раздались крики и плач, это заголосили семьи убитых, и тут раздалось убийственное:
– Согласно постановлению республиканского отдела НКВД, семьи бандитов, виновных в нападениях на представителей власти и военных, подлежат переселению в Сибирь, на сборы даётся час, с собой брать только то, что можно унести на себе. Отныне семьи бандитов будут ссылаться в Сибирь и на Дальний Восток.
Селяне стали перешептываться между собой, но возмущаться побоялись, рота солдат как-то не очень способствовала выражению своего недовольства. Но, как я заметил, не все из селян были этим недовольны, и меня это порадовало, значит, не все из них потенциальные бандиты. Председатель колхоза указал на все семьи, перечисленные в списке, и вскоре их всех затолкали в три грузовика, и колонна выехала в обратный путь, а отъехав на пару километров от села, я вместе с головным БТР-1 съехал с дороги и остановился.
У меня не было уверенности, что это были все бандиты из этого села, а после того, как председатель указал на семьи из списка, то уцелевшие бандеровцы вполне могут прийти и посчитаться с ним. Вот я и хотел, используя председателя как наживку, поохотиться на уцелевших бандеровцев. Загнав машины в лес, я оставил при них только экипаж БТР-1 из водителя и стрелка, а все остальные мои бойцы, облачившись в маскировочные накидки, осторожно выдвинулись назад к селу. Незаметно подойдя к нему, мы залегли на окраине и стали ждать темноты. Где находится дом председателя, я знал, специально днём к нему заходил, так что около полуночи мы осторожно выдвинулись к нему, правда тут нам едва не сорвали всё дело собаки, которые, чуя незнакомых, гавкали, но, слава богу, не очень сильно.
Медленно потянулось время, луна была видна едва-едва, так что темень стояла приличная, но около двух часов ночи возле дома председателя началась возня. Пятеро фигур незаметно проникли на его двор, встрепенувшуюся собаку, которая бросилась на незнакомцев, моментально убили ножом, после чего подпёрли дверь дома принесённой с собой доской и рванули к сараю за сеном. Подождав, пока они принесут первую охапку сена, которую бросили под стены дома, мы рванули на захват. Не было никаких киношных «стой, стрелять буду, или лежать», нет, ничего этого не было. Просто, когда они пошли за второй порцией сена, на них из темноты бросились тёмные фигуры. Один, максимум два удара, и вот упавших незнакомцев, заломив им руки за спиной, уже связывают, а в доме председателя зажёгся свет. Последовала попытка выйти из дома, которая ничем не увенчалась. Дверь открывалась наружу, и прислоненная к ней доска надёжно её удерживала, не давая ей открыться. Подойдя к двери, я ударом ноги выбил доску, и из дома с револьвером в руке вышел председатель. Из дверного проёма слабо светил свет, это председатель зажёг керосиновую лампу и в её тусклом и неверном свете всё же смог меня узнать.
– Товарищ капитан, что вы тут делаете?
– На националистов охочусь, просто подумал, что если в селе есть еще эти бандиты, то они придут к вам, чтобы наказать за то, что вы показали, где живут семьи убитых бандитов.
– Значит, использовали меня как живца?
– Да, и не надо обижаться, каждый делает свою работу, и я делаю её качественно. А теперь поглядите, кто хотел вас сжечь вместе с семьёй.
Сходив в дом за керосиновой лампой, председатель вышел с ней и, подойдя к пятёрке связанных бандитов, осветил их.
– Петро Ковальчук, Опанас Желиба, Никола Хижняк, Филипп Майборода и Олесь Паньков. Товарищ капитан, что теперь с ними будет?
– Завтра днём их расстреляем перед всей деревней, а семьи также выселим в Сибирь. Тут, Захар Петрович, не до сантиментов, эти неисправимы, а заразу национализма надо выжигать с корнем и без всякой пощады. Ну, дадут им десять или двадцать пять лет лагерей, и что? Отсидят, выйдут и снова будут вредить советской власти и молодежь учить своей заразе. Нет, таких уродов нужно только уничтожать, их уже не перевоспитать, а то потом, много лет спустя вернувшись, они снова начнут убивать и насиловать.
Послав двух бойцов на место стоянки наших машин, я приказал мою машину пригнать сюда, а потому одним из бойцов был её водитель, а БТР-1 должен был съездить в Буск и снова вернуться с той же ротой и сотрудником НКВД. А что делать, телефона тут нет, ещё не все сёла телефонизированы. Под утро бронемашина вернулась во главе колонны грузовиков, в которых снова приехали бойцы и сотрудник НКВД. Снова согнали всех жителей села, только на этот раз не на площадь, а на окраину. Тут стояли пятеро пойманных ночью националистов со связанными за спиной руками. Я не знал, что за бойцов прислал мне комдив, и чтобы избежать конфуза, принял решение расстрелять бандитов собственными силами. Мои бойцы уже взяли чужие жизни, причём не просто стреляя в далёкие фигуры, а работая ножами, глядя в глаза своих врагов, и не боялись крови, ни своей, ни чужой. Я так и объяснил им на всякий случай, а то ведь по-всякому бывает. Вот заранее и объяснил своим бойцам, чтобы они не подумали, что я хочу из них сделать палачей. Нет, приказ они выполнят по-любому. Но всегда лучше, когда бойцы понимают, что они делают и зачем, а потому никто из них не стал кривить морду. Они сами видели, что хотели сделать эти упыри, а у председателя было четверо детей и старуха мать, да и до этого я довёл до них краткую сводку последних происшествий в области.
Выстроив бандитов на окраине села, сотрудник НКВД быстро произнёс приговор:
– За бандитизм, за попытку убийства представителя Советской власти и мирных граждан жители села Грушовка Петро Ковальчук, Опанас Желиба, Никола Хижняк, Филипп Майборода и Олесь Паньков именем Советской власти приговариваются к высшей мере социальной защиты, расстрелу, а их семьи к выселению в Сибирь.
