– Могу быть ещё чем-то полезен?

– Да… на всякий случай. Где, говорите, вы нашли этих жуков?

– Разумеется, рядом с деревней велианцев. Достаточно проследить за тем, куда они гоняют пастись скот.

Робот доел бутерброд и вытер пальцы о майку. Сложно сказать, кто от этого проиграл больше – пальцы или майка. Я почувствовал, что сыт по горло этим местом и этим человеком.

– Что ж, огромное спасибо за консультацию. – Я встал, потянулся к банке.

– Он вам нужен, этот малыш? – спросил робот.

Я на секунду задумался, потом кивнул:

– Пока это одна из немногих улик по делу.

– Жалко, сэр. Он выглядит таким несчастным. Я бы его подкормил.

Мы уже вышли на улицу, когда Крейбенст спросил в глубокой задумчивости:

– А чем он собирался кормить жука-навозника?

Мы переглянулись. Я сглотнул застрявший в горле ком и выругался.

– Да, зря я об этом подумал, – покаялся Крейбенст.

Участок располагался неподалёку от ратуши. Одноэтажное здание, где находились и местные камеры предварительного заключения.

– Бросаем сюда на день-другой для острастки, – сказал Крейбенст, положив на стол шляпу. – Если что серьёзное – отправляем в Империю.

– Вы – часть Империи, – заметил я и сел перед столом на скрипнувший рассохшийся стул.

Банку с жуком я держал на коленке, постукивая пальцами по крышке.

Дверь в коридор с решётками была открыта. Я видел руки, торчащие из одной из решёток. Кто-то стоял по ту сторону, высунув руки наружу, будто ему было в радость хотя бы частично находиться на свободе. Руки были синими от татуировок, разобрать которых я издалека не мог. Но там были и надписи, и изображения. Руки висели неподвижно, кисти как плети. Будто человек отдыхал.

– Ну да, ну да, – проворчал Крейбенст и, усевшись за стол, принялся рыться в ящике стола. – Пока добываем алмазы – часть, конечно.

– Что ты хочешь сказать? – спросил я.

– Хочу сказать, что когда закончатся алмазы – про нас забудут. Никому в Империи не сдалась эта пустыня и выживающие здесь людишки.

– Насколько мне известно, кимберлитовые трубки вырабатываются десятилетиями, – блеснул я эрудицией.

– Какая разница, Карлос? Завтра, через десять лет, через сто… Чем больше пройдёт времени – тем хуже. Люди пускают корни. Люди привыкают. А когда всё закончится, они не будут нужны ни там, ни здесь. Такая, мать её, история… Вот снимки.

Он вытащил из конверта пачку фотографий и веером разложил их передо мной. Я склонился над столом, перебирал фотографии, держа их по бокам кончиками пальцев.

Качество было посредственное, но суть фотограф передал. Кровь. Повсюду кровь. И – мёртвый человек посередине.

– Снимков тела из морга нет? – спросил я.

– Чего нет, того нет, – вздохнул Крейбенст. – Будешь смеяться, но… плёнка закончилась. Можешь почитать протокол вскрытия.

– Благодарю.

Крейбенст явно был готов к моему визиту, он возлагал на меня большие надежды.

Итак, что мы имеем? Труп в запертой комнате. Одна рана. Никаких следов борьбы, ничего. Бернард был в рубашке и брюках, пиджак висел на спинке стула. Судя по всему, он работал с какими-то бумагами, когда убийца оказался рядом с ним.

– Он встал, – сказал я. – Встал со стула, обошёл его. Ещё не испуганный, не раненый. Услышал или увидел нечто, что его не испугало.

– Почему? – заинтересовался шериф, подавшись вперёд.

Я постучал пальцем по снимку:

– На стуле нет следов крови, рядом с ним – тоже. Но это – мелочь.

– Кровь – мелочь?

– Представь, что сейчас в камере один из заключённых закричал так, будто его убивают. В общем, крикнул так, что ты испугался. Твои действия?

Крейбенст, закряхтев, отодвинулся от стола на стуле, принялся вставать.

– Не-е-ет, – остановил я его. – Хорошо, дурной пример. Представь, что услышал крик своей жены.

В этот раз Крейбенст вскочил резко, на ходу разворачиваясь, сделал шаг к коридору, хватаясь за револьвер.

– Вот! – воскликнул я. – Полюбуйся.

Крейбенст посмотрел на упавший стул.

– Либо так, либо он стоял бы под углом к столу, – сказал я. – А тут всё выглядит так, будто он спокойно отодвинулся от стола и встал. Обошёл стул. Значит, либо просто решил размять ноги, либо…

– …в кабинете кто-то был, – сказал Крейбенст. – Кто-то, о ком Бернард знал.

– В кабинете наверняка кто-то был, – уточнил я. – Поскольку Бернарда кто-то убил. И теперь мы понимаем, как этот человек туда попал – вместе с Бернардом. Остаётся узнать, как он оттуда выбрался, но для этого, полагаю, мне придётся осмотреть место преступления лично.

Руки в коридоре поднялись и беззвучно зааплодировали. Мне? Или каким-то своим мыслям? Я отвёл взгляд и сосредоточился на Крейбенсте, который вернулся на стул.

– Это легко устроить, – сказал он. – Дребен сейчас наверняка на обеде, так что мы можем заглянуть в ратушу, не ставя в известность этого сукиного сына.

– А ты его не очень любишь, – усмехнулся я.

– Карлос, я – шериф в этой дыре. Я, как и ты, как и любая другая полицейская ищейка, частенько могу пренебречь своим долгом, когда речь идёт о ерунде. Но когда речь идёт об убийстве, когда к тебе приходит родственник убитого и просит…

Руки поднялись и скрылись за решёткой, как будто узник прижал их к лицу. Заплакал? Закрыл глаза?

– Никогда не понимал, – ворчал Крейбенст, – как люди работают, если за спиной вся чёртова комната? Мне нужна стена за спиной, иначе никак.

– Что? – дёрнулся я. Мне показалось, будто я уснул на минуту и потерял нить разговора.

– Говорю, если хочешь осмотреть кабинет Бернарда – идти нужно сейчас. Пока Дребен на обеде, – сказал Крейбенст, тяжело поднимаясь. – Такая история…

Я тоже встал. Почувствовав азарт расследования, я был готов работать хоть сутки напролёт, забывая о еде и сне. А сейчас я чувствовал, что напал на след. Пусть пока нет ничего конкретного, но интуиция говорила, что я нечто уцепил.

Интуиции я привык доверять. Ещё в институте мне попалась статья одного немецкого психолога, который утверждал, что в голове у каждого помимо сознания есть ещё нечто вроде мрачного подвала, куда сбрасывается всё, что мы когда-либо видели и слышали. Там, в этом подвале, во тьме постоянно кипит работа. И именно оттуда доносится иногда тонкий голосок интуиции.

Пусть я не могу легко спуститься в подвал, но причин не доверять голосу у меня нет. Тот, кто сидит там, знает гораздо, гораздо больше, чем я.

– Воды? – предложил вдруг Крейбенст.

Он достал из шкафчика в столе флягу. Под моим недоуменным взглядом выдернул пробку. Звякнули два стакана.

– Интересная фляга, – заметил я.

Она правда не походила ни на одну из тех, что я видел. Необычной формы, несимметричная…

– Тыква-горлянка, – сказал Крейбенст. – Покупают у местных. Они их как-то вычищают, потом покрывают изнутри воском… Вода долго не портится, фляга лёгкая и довольно прочная. Такая история.

Если хозяин сушит тыкву-горлянку, значит, ему нужно.

К горлу подкатил комок. Я посмотрел на подвинутый ко мне стакан и мотнул головой.

– Уверен? – спросил Крейбенст. День жаркий. А в городе за стакан воды слупят состояние.

– Что за проблемы с водой? – хрипло спросил я и откашлялся. Казалось, что в горле скрипит песок.

– Предприятие берёт львиную долю воды, – сказал Крейбенст и мелкими глотками выпил свой стакан. – Поставили на реке дамбу, сделали запруду. Всё для обогатительной фабрики. Днём почти перекрывают по всему городу, дают вечером, на час. Налог сумасшедший – такая история…

– А заключённых вы поите? – спросил я, кивнув в сторону коридора, туда, где не так давно из решётки торчали татуированные руки.

Крейбенст рассмеялся:

– Знаю, о чём ты подумал. Пока люди надрываются, мрази за решёткой пьют воду бесплатно, да? Они не сидят тут долго. Что тут? Пьяные потасовки. Им хватает переночевать, а потом мы их вышвыриваем. Здесь ни кормёжки, ни питья. Кто провинился серьёзно – тех отправляем поездом в Империю, и они уже не наша проблема. Такая история, Карлос. – Крейбенст заткнул пробкой флягу и убрал её в стол. – Выпей, – щёлкнул он ногтем по стакану. – Здесь, у нас, особые порядки. Человек, который предлагает тебе стакан воды – твой друг. А вот тот, кто нальёт виски… Я бы держался от такого подальше.