– Наконец-то! Вы собираетесь вышвырнуть его? Давно пора! Эта вонь сводит меня с ума, а его твари постоянно лезут ко мне в кухню!

– Какой ужас, – приглушенно отозвался Крейбенст. – Мы разберёмся с этим, миссис Лассард. Как видите, со мной приехал специалист по выселению, с севера, из столицы. Познакомьтесь с господином Пиньолем.

Женщина окатила яростным взглядом и меня. Схватила мою руку, затрясла её. В её хватке чувствовалось что-то лихорадочное, болезненное.

– Надеюсь на вас, господин Пиньоль! Уповаю на вас!

Сказав так, она скрылась у себя в квартире. Дверь хлопнула так, что покачнулась лампа, висящая на проводе у нас над головами.

Крейбенст пожал плечами, буркнул: «Такая история…» – и постучал в соседнюю дверь.

– Вообще-то я не из столицы.

– Ты и не специалист по выселению, – заметил Крейбенст.

– Бог миловал.

Послышались осторожные шаги, как будто кто-то крадётся к двери на цыпочках. Я сместился в сторону, положил руку на кобуру. Заметив мой жест Крейбенст сказал:

– Это не нужно.

Тому, кто пытается скрываться, как правило, есть что скрывать. А тот, кому есть что скрывать, может начать палить через дверь. Мне платят не за то, чтобы я подыхал в самом начале расследования. Да и кто позаботится о Марии, если меня не станет?

– Кто там? – спросил высокий ломающийся голос, почти фальцет, так что у меня сложилось впечатление, что за дверью – очередная неуравновешенная дама.

– Шериф, – откликнулся Крейбенст.

– Я не вызывал полицию!

– Хватит валять дурака, Антонио. Впусти нас, нужно поговорить.

Ответа не было, но через пару секунд щёлкнула задвижка, и дверь со скрипом открылась. Мне в лицо ударила волна смрада. Глаза заслезились, к горлу подкатила тошнота, и я возблагодарил бога за то, что не успел толком поесть.

Человек, стоявший на пороге этого смердящего ада, выглядел соответствующим образом. Растянутые непонятного цвета штаны на подтяжках. Заляпанная жирными пятнами майка. Тонкие бледные руки напоминали макаронины. Вместо очков на нём был какой-то странный прибор, который я не сразу распознал. Потом вспомнил: такую штуку дают в кабинете окулиста. В ней ещё меняют линзы, чтобы определить остроту зрения. Казалось, что на нас с Крейбенстом таращится робот. Лысый вонючий неопрятный робот, на плече которого сидела саранча.

– Что ж, заходите, – сказал робот.

Я бы предпочёл поговорить на пороге, но тут сзади послышался шорох. Такой, как если бы кто-то изо всех сил прижимался ухом к двери в надежде подслушать разговор на лестничной площадке. Не хотелось бы превращать разговор в перепалку.

– Спасибо, – сказал я и смело шагнул в ад.

– Не так быстро, мистер! – Робот вытянул вперёд руку, как будто всерьёз думал остановить меня этой макарониной. – Здесь есть правила. Надеть эти тапки. Ноги не поднимать. Смотрите, прежде чем сесть.

– Не поднимать ноги? – переспросил я, думая, что мне послышалось.

– Да, Карлос, такая история, – вздохнул Крейбенст, расшнуровывая ботинки. – Придётся шаркать, как старикам. Здесь повсюду что-то ползает, и не приведи Господь это что-то раздавить.

Я уже видел, что квартира кишит насекомыми. Лучшее, что можно было сделать во имя человечества – выйти и вызвать дезинсектора. А потом – бригаду уборщиков. Но я безропотно снял ботинки и надел тапки.

Мы прошли, шаркая, вслед за хозяином на кухню. Вдоль стен тянулись стеллажи, на которых стояли клетки и аквариумы, в которых кипела жизнь. Мухи, москиты, тараканы всех размеров и мастей, жуки, кузнечики. Робот предупредил нас о дорожке муравьёв, идущей поперёк прохода, и мы, под его пристальным взглядом, перешагнули её.

В кухне были бабочки в аквариумах. Вонь в основном исходила отсюда – гниющие яблоки и бананы служили бабочкам пищей. Зато другая составляющая смрада сошла на нет – здесь почти не пахло гниющим мясом.

– Итак, господа, – сказал робот, когда мы все уселись за стол.

Стол был без скатерти. Выщербленный, в пятнах, о происхождении которых не хотелось догадываться. На столе стоял микроскоп и лежал недоеденный бутерброд с колбасой, на котором беззастенчиво пировали два таракана.

Крейбенст откашлялся, и из его платка вылетело облачко пыли, что вызвало у робота гримасу. Наверное, после нас ему придётся заниматься уборкой.

Я поспешно выставил свою банку на стол, и робот склонился, чтобы рассмотреть её обитателя.

– К сожалению, – сказал он через секунду, выпрямившись, – вам не удалось меня удивить. Этот вид я сам открыл и представил описание в уважаемом энтомологическом журнале «ЖЖ».

– «ЖЖ»? – удивился Крейбенст.

– Так мы его называем между собой, – отмахнулся робот. – «Жизнь жуков». Как по мне – глупейшее название, но репутация перевешивает благозвучие. Ваш экземпляр – это Scarabaeus Kouli.

– Скарабей? – уцепился я за слово.

– Один из видов, н-да. Назван в мою честь. Мне посчастливилось, я уже вошёл в историю науки. Однажды мои портреты будут висеть в школах и институтах. В будущем году планирую заказать свою биографию.

– Это прекрасно, Антонио. – Крейбенст опустил платок лишь за тем, чтобы сунуть в рот мятую сигарету.

– Никакого дыма здесь! – взвизгнул робот. – Мои детки этого не любят! Если хочешь убивать себя – делай это там, где не заденет других, тех, кто ценит жизнь!

– Господи, – пробормотал Крейбенст и убрал сигарету в карман. Лицо он вновь закрыл платком.

– Расскажите мне об этом скарабее, – попросил я.

Робот перевёл взгляд на меня. Было жутко говорить с человеком, который носит на лице такую громадину.

– Рассказать? Я могу говорить о нём часами, но не в моих привычках метать бисер перед свиньями. Что конкретно вас интересует?

– Чем они питаются, – сказал я.

– Мне казалось, об этом знают даже дети. Скарабей, он же жук-навозник, питается экскрементами млекопитающих.

Скудный завтрак вторично подкатил к горлу, но я сдержался.

– Экскрементами, – повторил я.

– Именно, сэр. Обитают в районе пастбищ, то есть, как правило, не отходят далеко от человеческого жилища, поэтому их весьма легко найти. Кусочки навоза они скатывают в шарики размером больше них самих и катят в укромное место. Чрезвычайно смышлёные твари, умнее многих людей. Самки откладывают яйца прямо в эти шарики…

– Это их единственная пища? – перебил я.

– Насколько мне известно – да, – сказал робот тоном короля, которого спросили, подчиняется ли ему фрейлина.

– А как насчёт мёртвой плоти?

Через прибор трудно было оценить взгляд, но интуиция подсказала, что робот смотрит на меня с презрительной жалостью.

– По-вашему, это одно и то же? Падаль и экскременты?

– Я просто задаю вопросы, потому что не знаю ответов.

– Если вас интересуют сильфиды, могу предложить Necrodes littoralis или, к примеру, Nicrophorus.

– Сильфиды? – Я чувствовал себя абсолютно беспомощным.

– Мертвоеды, сэр. Объясните, чего вы хотите добиться от малыша, – робот указал на банку, – и я, возможно, сумею вам помочь.

– Я хочу понять, насколько свойственно этим скарабеям забираться в могилы людей и сжирать их за несколько дней подчистую.

Несколько секунд робот смотрел на меня, потом задрал голову и расхохотался.

– Уморительная фантазия! – сказал он, успокоившись; бережно стряхнул тараканов, взял бутерброд и откусил кусок. – Вы перечитали ужастиков, сэр. На такое, боюсь, не способны даже сильфиды.

– А если кто-то высыпал их в гроб? – настаивал я. – Огромное количество жуков. Они не могли выбраться, и у них не было другой пищи.

– Жуки-скарабеи не едят мяса не потому, что они убеждённые вегетарианцы, сэр. – В голосе робота стало отчётливо слышно раздражение. – Они не сумеют переварить плоть. И, полагаю, если бы они оказались в гробу – им было бы проще прогрызть себе путь на волю. Уж это они умеют.

Я вспомнил гроб. Он был совершенно целым. Жуки не пытались спастись – они целенаправленно пожирали Бернарда.

– Какая-то бессмыслица, – пробормотал я.