Катя пожала плечами:

– А разве это и так неясно?

– Видите ли, не совсем, – пояснила Римма Александровна. – Одно дело, если ваши намерения чисты. Когда просто не можете иначе. Другое дело, если вами движет корысть.

– Корысть? – изумилась девушка.

– Мы ведь не знаем… может, вы рассчитываете, например, что подруга отплатит за добро? Вынуждаете её оформить на вас квартиру или машину? А она, находясь действительно в безвыходном положении, не может отказать?

– Да вы что! – Катя вскочила, – Если бы у Вики осталась квартира или машина от бывшего мужа, разве бы я стала забирать? У кого? У своей подруги? Безработной матери-одиночки?

Ещё ни разу её не обвиняли ни в чём подобном. Девушка двинулась к выходу: «Зачем продолжать разговор, когда вот так подозревают в подлости? Не хватало ещё оправдываться перед едва знакомыми людьми.»

– Подождите! – окликнули Вéчеровы.

Катя обернулась. Профессор снял очки.

– Мы не хотели вас обидеть, Екатерина Андреевна. Люди разные встречаются. Выпейте чаю. А мы пойдём посовещаемся.

Девушка, измождённая, упала в кресло: «Как всё-таки трудно, когда тебя оценивают.»

Профессор с женой вели беседу в соседней комнате – можно было и подслушать, но Катя по горькому опыту знала, что кого-кого, а её обязательно поймают. Всего два раза за время учёбы в школе и университете попробовала воспользоваться шпаргалкой, и обе попытки провалились. Поэтому она оставалась на месте, сидела тихо, ловя каждый звук из соседнего кабинета. Внятно расслышала только слово «вдумчивая». Приятно, хотя, может, этот комплимент относился не к ней, а, например, к Римме Александровне, которая тщательно выбирает сотрудников.

Наконец, профессор и его жена вернулись. Оба смотрели на девушку радостно и торжественно. Вéчеров сел за директорский стол, тот самый, похожий на надгробную плиту. Любопытно, однако теперь эта громада уже не пугала Катю, присевшую напротив. Римма Александровна просеменила вслед за мужем и встала за его спиной. Тот откашлялся и сложил руки в замок.

– Екатерина Андреевна, перед тем, как озвучить предложение, я прошу простить меня и Римму за въедливость. Мы тут на косточки вас разобрали, – он добродушно усмехнулся, – зато теперь можем точно сказать, что вы нам… понравились. Не только как возможный сотрудник, но и как партнёр. Поэтому и задавали неловкие вопросы.

Катя вслушивалась в каждое слово – уже понимала, что её готовы нанять. Но на каких условиях?

– Вы обладаете уникальными качествами, – продолжал Вениамин Андреевич, – разумная, рачительная, экономная. Хоть и не психолог, а умеете находить подход к детям. И главное, вы великодушны. К слову, мы уже очень давно искали такого помощника.

– Трудно встретить отдающего человека. – добавила Римма Александровна. – Берущих много. Эдаких хитреньких, любящих приходить на готовое.

Девушка переводила глаза с профессора на его жену и обратно. Предложение безумно заманчивое. Да что там, просто потрясающее! Ей, молодой учительнице с маленьким стажем, вчерашней выпускнице филфака, предлагали прямо сейчас стать директором центра, принадлежащего самим Вéчеровым. А через год испытательного срока – полноправным совладельцем предприятия с долей в двадцать процентов и участием в прибыли. Со временем это станут серьёзные суммы.

– Нам сейчас до боли нужен человек, на которого можно положиться, многорук и многоног – закупки сделать, детей встретить, с родителями их поладить. Мы уверены, что вам это будет под силу. Платить сейчас много не можем. Есть, конечно, накопления и спонсоры помогают. Но всё приходится вкладывать в дело. Вашу работу за скромное вознаграждение тоже будем считать инвестицией.

Катя понимала, что работа предстоит тяжёлая. Руководить придётся уже не детьми, а взрослым коллективом, который подберут Вéчеровы. Но для неё это шанс вырваться из нищенской, обездоленной жизни. Она нутром чувствовала, что профессор с женой не обманут. К тому же, условие о передаче доли центра закреплялось юридически.

Но был один серьёзный недостаток. Прямо сейчас и на ближайшее время Вéчеровы могли предложить только скромную зарплату – даже меньше, чем она получала в школе.

Не будь Вики и малыша – согласилась бы сразу. Но сейчас ей нужны были деньги. И это вынуждало отказаться. Катя молча смотрела на Вéчеровых, глаза против воли наполнялись слезами. Не успевшие зародиться надежды разбивались в дребезги. Не оставалось никаких сил размышлять о том, где искать работу дальше. Никуда не хотелось идти. «Подумать только – вот она, сбывается мечта. Кружится на расстоянии вытянутой руки. Но взять её нельзя.»

Закутавшись в унылое пальто поверх зелёного платья из Турции, Катя брела к дому. Пакет с привычными учительскими вещами оттягивал руку. На сердце свербило.

«Не делаю ли я главную ошибку? Не приношу ли себя в жертву, в угоду Викиным интересам?»

Перед мысленным взором возникла увиденная только вчера домашняя сцена. Девочка хнычет. Врач из скорой говорит, что у неё колики. Вика срывается, кричит, чуть ли не ударить хочет кроху.

«Как оставить эту малышку без помощи? Один на один с мамашей, которая заботится только о себе. Если сделаю так, то никогда себе этого уже не прощу.»

Подходя к дому, Меркулова увидела, как торговка сваливает журналы в сумку.

– Ну что, красота неописуемая, нашла работу?

– Пока нет, – развела руками Катя.

– То-то же. Все вы молодые мечтаете о работах в офисе. А там копейки платят таким дурёхам, как вы. Туда же тьма-тьмущая народу прётся. Есть из кого выбрать. Вот на вас и экономят. А знали бы, сколько торгуя на лотке можно получать… У-у-у-ух… Побежали бы со всех ног.

– И сколько же? – Меркулова замедлила шаг.

Лоточница назвала сумму, от которой сердце забилось быстрее. В два раза больше, чем её нынешняя зарплата! На эти деньги и втроём, вместе с Викой и девочкой, можно жить вполне достойно.

– Работка адова, конечно, – махнула рукой продавщица, – стоять по двенадцать часов и без обеда. Зато если сменять друг друга, график двое на двое суток.

– Я подумаю, – кивнула Катя и, задержав взгляд на лоточнице, повторила, – очень-очень подумаю.

– Ишь ты, подумает она. Принцесса какая, – подбоченилась продавщица. – Это наш хозяин должен ещё согласиться тебя взять. Ему понравиться надо.

– А кто хозяин?

– Много будешь знать – рано состаришься. Приходи сюда завтра, коль готова. В восемь. Здесь он будет, наш Сергей Васильевич. Эх, и красавец-мужчина. Загляденье!

Катя еле дотащила до квартиры сумку с продуктами. «Странно, отчего, когда стараешься тратить экономнее, нагружаешься больше? Потому ли, что дешёвые продукты тяжелей? Конечно, мешок крупы массивнее пакетика мюсли. Но может, дело в восприятии жизни? Может, это „привычка“ такая, что всё должно быть тягостно и муторно? Вот никто не велел мне покупать разом и гречку, и сахар, и тушку мяса на два килограмма. Пойди в магазин сейчас Вика – наверное, ограничилась бы пачкой полуфабрикатных котлет, и хватило бы на два вечера. Но я не представляю, как это – жить без стратегических запасов!»

Она отперла квартиру и с облегчением бросила авоськи на пол. Больше всего хотелось упасть на диван и закопаться в подушку. Но тут раздался отчаянный рёв малышки. Похоже, она была голодна.

– Вика! – позвала девушка. Никто не ответил.

Меркулова бросилась в комнату и обнаружила подругу среди несвежих разбросанных по комнате пелёнок. Стрельцова держалась за голову и бормотала:

– Не могу больше, не могу, не могу…

Вздохнув, Катя подошла к колыбельке и взяла девочку. Стараясь не обращать внимания на стенания, помыла и накормила ребёнка. Пеленать было не во что. Вернув кроху в постель и накрыв одеялом, Меркулова начала соображать. В шкафу лежал кривоватый обрезок ситца, оставшийся от шитья. Уже что-то. Катя прогладила его утюгом и укутала ножки девочки, сверху надела распашонку. Та, наконец, успокоилась и блаженно задремала.