и показной набожности, образ созидает себя в ритмах естественной молитвенности

(вписанной в хляби и грязи), когда нет разделения на мирское и храмовое, но все

пространство жизни подлежит труду «храмовой» сакрализации. Но тогда и грязь, и

дождь, и грех, и аскеза — все входит в молитвенный труд тела, не разделяющего себя

на плоть и дух. Таков именно православный дзэн Андрея Рублева.

2

Но как же так — всеобщий восторг и — положена на полку? Ни с того, ни с чего?

Нет, конечно же, была интрига. Эмоционально, по-русски, картину приняли и здесь же

решили отправить на ближайший международный кинофестиваль. Но... «Картина уже

находилась на таможне в Шереметьево для отправки на фестиваль в Канны,—

продолжает Тарковский,— когда один советский режиссер* дозвонился до Демичева

(секретарь ЦК КПСС— Я. Б.) и сказал: "Что же вы, товарищи, делаете? Вы посылаете

на

западный

фестиваль

картину

антирусскую,

антипатриотическую

и

антиисторическую, да и вообще — организованную "вокруг Рублева" в каком-то

западном духе конструирования рассказа о личности". Убей меня бог, я до сих пор (а

это был 1984 год.— Я. Б.) не понимаю, что эти упреки означают. Но именно их потом

на все лады склоняли гонители фильма, начиная с Демичева. Картина была возвращена

с шереметьевской таможни. После этого мне шесть лет ничего не давали снимать...»

Эмоции отступили, и партийная машина, напуганная звонком, начала «под-стригать» фильм. Начались бесконечные придирки и требования сокращений хи

поправок. Тарковский тактически-смиренно и одновременно неуступчиво-воинственно

(одному ему свойственный синтез) отступал, пытаясь, как всегда потом, использовать

замечания с наименьшими для картины потерями, а иногда и для ее

совершенствования.** Одним сло-

* А. Лаврин и П. Педиконе пишут: «По утверждению С. Чертока, "мину под фильм

подложил Сергей Герасимов, возненавидевший Тарковского после того, как на

Венецианском кинофестивале 1962 года "Иваново детство" получило высший приз, а

герасимовские "Люди и звери" были осмеяны. Сатрап и вер-107

** Л. Нехорошее, профессор ВГИК, в прошлом главный редактор «Мосфильма», сравнивая две версии, решительное предпочтение отдает второй: «При внимательном

сравнении "Страстей по Андрею" и "Андрея Рублева" видишь: переработка здесь

оказалась истинно шитель судеб в кино, Герасимов смирил гордыню и предложил

начинающему Тарковскому вместе экранизировать "Слово о полку Игореве", но тот от

сотрудничества отказался. Герасимов и подкинул секретарю ЦК КПСС по агитации и

пропаганде Петру Демичеву партийные обвинения "Рублеву"».

творческой. Да, в ходе нее пришлось Тарковскому выполнить ряд "указаний" и

"пожеланий": исключить некоторые кадры, изображающие подчеркнутую жестокость

— прежде всего в отношении животных, изъять или переозвучить скабрезные реплики.

Были ли тут

108

потери? Были. Зато и приобретения были. И очень важные. Картина сократилась

почти на полчаса, что пошло на пользу ее восприятию. Но главное в ходе переделки —

доведен был до полного выражения художественный строй фильма».

Менее категорична М. Туровская: «В 1987 году в небольшом просмотровом зале

Союза кинематографистов, когда режиссера уже не было в живых, мы впервые

увидели оригинальный, смонтированный Тарковским вариант фильма "Страсти по

Андрею", сохраненный, к счастью, понимающими людьми в Гос-фильмофонде. Длина

картины, ритм ее дыхания, для тех времен небывалый, сейчас кажутся естественными.

У Тарковского длинное дыхание — одним это нравится, другим нет, но такова его

природа. Он пристален, и эта пристальность делает его картины стереоскопичными.

Что касается жестокостей иных подробностей набега (горящей коровы, например), то

кино так далеко ушло в сторону изобретательных жестокостей, что остается констатировать: обгонять привычку было для него естественно, так же как обгонять кино-процесс».

Но кто же спас оригинал фильма — первую копию «Страстей по Андрею»?

Монтажер пяти фильмов Тарковского Л. Фейгинова рассказывала М. Туровской:

«Шесть лет мы прятали ее в залах, в комнатах "Мосфильма", чуть не в уборных,—

двухсерийный фильм. Потом благодаря Маше (Чугуновой.— Н. Б.) отправили его в

Белые Столбы. Это целая история. А потом Лариса Павловна (жена Тарковского.— Н.

Б.) всякими правдами-неправдами дошла до Косыгина — за это можно ей в ножки

поклониться».

* Подробности, почти детективного свойства, можно прочесть в статье О.

Тенейшвили в книге: Андрей Тарковский. Уроки режиссуры.—М., 1993. С. 77—88.

108

вом, к концу года появилась новая версия ленты, сокращенная минут на двадцать и

с новым, «менее религиозным», названием — «Андрей Рублев». В этом виде ее и

отправили в Белые Столбы (Подмосковье) «под арест», вырезав из нее впоследствии, перед тем как пустить через пять с лишним лет в советский прокат, еще 174 метра.

Но случился и еще один вопиющий факт советского партийного лицемерия:

«положенный на полку» фильм был «тайком от народа» продан французской

кинофирме «ДИС», так что западный зритель спокойно наслаждался «Рублевым», собиравшим восторженные отзывы, о которых мы, разумеется, здесь ничегоне знали, естественно как и о самом фильме.

Впрочем, «Андрей Рублев» никогда бы не был показан на Каннском фестивале

1969 года, а затем не вышел бы на центральные парижские экраны, если бы целая

группа людей, влюбившихся в фильм, не победила, не переиграла советских

киномонстров в хитроумной игре.* Президент западноберлинской фирмы «Пегасус-фильм» Сержио Гамбаров, совладелец «ДИСа» Алекс Москович и профессор Отари

108

Тенейшвили

подключили

к

защите

«Рублева»

почти

всю

мировую

кинематографическую элиту. И в конце концов внеконкурсный показ в Каннах

состоялся. Вот как описывает его О. Тенейшвили: «Подступы к Дворцу были забиты

желающими попасть на просмотр. Люсьен Сория прохаживался между журналистами

и кабинетом Фавра Лебре, улаживая возникающие конфликты. К утру в Канны

съехались представители французской, итальянской, испанской, немецкой, швейцарской пресс, аккредитованные журналисты США, Южной Америки, Англии, Скандинавских стран, Японии, а также стран "социалистического лагеря". Стоял

многоязычный гул. Вместить всех желающих на два запланированных сеанса не

представлялось никакой возможности. И тогда я попросил Алекса Московича, чтобы

он догово-

рился с Фавром Лебре о показе еще двух сеансов на второй день, в воскресенье.

Перед первым сеансом дирекция фестиваля объявила по городскому радио и

телевидению, что фильм "Андрей Рублев" будет дважды показан и на второй день. Это

объявление сняло накал страстей. И все же в зале негде было упасть и гвоздю. Сидели

в проходах, на лестницах, на сцене. Я наблюдал за залом в течение демонстрации

фильма. Такого напряжения зрителя, и зрителя весьма специфического, избалованного

всеми чудесами кинематографии, я ни до, ни после никогда не видел. Когда закончились кадры с иконостасом и гарцующими жеребцами на зеленом лугу, начался

шквал оваций, слышались восклицания: "фантастико", "же-ниаль", "формидабль",

"белиссимо", "грандиозо"... Я ждал хорошего приема, но такого?!.. Дух перехватывало

от радости, от восторга. Алекс Мос-кович и Сержио Гамбаров, не стесняясь, плакали.

Да, бывают в жизни людей минуты откровения и счастья. И такое с нами случилось

благодаря рождению на белый свет фильма Андрея Тарковского.