Тарковского на 19 лет, увидит его впервые в Питере. И вот впечатление: «С того
момента я никогда больше не видел столь элегантно одетого человека. Я узнал, что
маэстро умел носить свой, костюм. Что у него была склонность к индивидуальному
профилю и очевидное "пристрастие к хорошей одежде"».
Не только «библейский профиль» нашел Сокуров в духовной модальности
Тарковского, но и индивидуально-эстетический профиль в физическом носителе этой
«духовной монады». Что это? Неразличение внешнего и внутреннего? Быть может. Как
и в его фильмах. Цветок просто есть, и его зримую дыхательность не разложить на
внутреннее и внешнее. Разделяет не Господь, а наш шизофренический ум.
Или вот такая история об «эстете» Андрее Тарковском. Рассказчик ее — Артур
Макаров, один из той знаменитой, воспетой Высоцким, компании, собиравшейся на
Большом Каретном. «Тарковский был художественным руководителем достопамятной
картины Левы Кочаряна "Один шанс из тысячи". Приехала одесская группа на пробы в
Москву — группа Кочаряна. Я никогда не забуду, как он (Тарковский) первый раз
пришел для знакомства с группой. Говорили о том, о сем. Потом он сказал: "Дорогие
товарищи, сегодня я наблюдал работу вашей группы. Она омерзительна. Во-первых, посмотрите, как вы одеты. Ну жарко, конечно (было тридцать градусов жары), понятно. Но ни Лев Суренович, ни я, ни Артур Сергеевич не ходим ни в майках, ни в
расстегнутых рубахах. Мы все в костюмах. Мы достаточно знакомы друг с другом, но
на работе не обращаемся друг к другу Лева или Андрюша или Артур, а только по
имени и отчеству. В следующий раз, когда явитесь на работу, будьте любезны соответственно друг к другу относиться. Это ведь не только ваше отношение друг к другу, это отношение к работе". И так у него было во всем».
Что это? Чопорность, эстетство? Конечно нет. Неразличение внешнего и
внутреннего? Вероятно. Стремление к гармонии внешнего и внутреннего. Но еще и
другое — отношение к работе как к священнодействию. Без всякого ходульного
пафоса, впрочем. Ибо цветок растет без заметного глазу пафоса, но с очевидным
пафосом (страстью) внутренним. Так же точно бежит и конь. Ведь и наша обыденная
жизнь может обладать этим внутренним пафосом священнодействия.
В юности нам всем свойственно искать в родословной того своего предка, который
передал тебе нечто, быть может свой духовный импульс; нам кажется, что в дальних
штольнях времени еще блуждает, заблудившись, наш собственный образ, колебательно, как в зеркалах ночного старинного замка, отражаясь в стремительных
переходах зеркал времени, называемом нами историческим. Хотя мы-то знаем, что
время храним мы сами,—
10
11
мы, люди, и некий наш пращур дарит нам, как эстафету, монаду своего
непрожитого, непрочувствованного хроноса.
Во внутреннем времени Андрея таким существом, вероятно, был его дедушка —
Александр Карлович. Марина Тарковская пишет: «Папин отец, Александр Карлович
Тарковский, умер 24 декабря 19224 года в возрасте 62 лет. Умер от инсульта, за восемь
лет до появления на свет Андрея.
Знали мы о нем совсем немного, а фотографии его попали к нам году в сорок
восьмом, через несколько лет после смерти папиной матери...
Вот тогда-то Андрей впервые увидел своего деда. Он подолгу рассматривал
портрет молодого Александра Карловича. Дедушка был красив — светлые волосы, голубые глаза, чуть сдвинутые на переносице брови вразлет. Было что-то загадочное и
романтическое в его облике, что пленило Андрея. Он даже стал чаще сдвигать брови и
все посматривал на себя в зеркало — не появилась ли у него вертикальная, как у деда, морщинка между ними.
Когда узнаешь ближе Александра Карловича — по его письмам, по его стихам и
рассказам,— становится очевидным, что Андрей унаследовал многие его черты. Какие-то родовые свойства делали и деда и внука с ранних пор неспособными вписаться в
предлагаемые им условия жизни, будь то эпоха конца семидесятых—начала
восьмидесятых годов прошлого века или годы "социалистического строительства".
Они были с ранней юности не такими, как все,— беспокойными, чего-то ищущими. Им
было неинтересно то, что навязывалось, то, что было обязательным: реальное училище
— дедушке, советская школа — Андрею...»
Вообще же эта параллель не очень проста и еще менее гармонична. Ведь дед
Андрея был безбожник, хулитель царской власти и теоретик-террорист. Что-то
неистово-разрушительное было в его натуре. В юности он был арестован то ли по делу
о покушении на харьковского генерал-губернатора (как считал Арсений Тарковский), то ли просто как уполномоченный группы «Народная воля» в Елисаветграде. На
первом же допросе заявил, что «имеет честь принадлежать к партии "Народная воля" и
больше никаких ответов не даст». Отсидев три года по тюрьмам, он был отправлен в
Сибирь, в местечко Тунку (Туруханский край), где провел пять лет. «В одной избе с
ним жили еще трое ссыльных: корреспондент английской газеты Шкловский (дядя
будущего писателя Виктора Шкловского, писавший под псевдонимом Дионелло), врач
Афанасий Иванович Михалевич и польский социал-демократ Юзеф Пилсудский.
После ссылки Александр Карлович почти всю оставшуюся жизнь прожил в Елиза-ветграде.
В 1Ш9 году, в страшное голодное время, дочь А. К. от первого брака Леня
(Леонилла) выхлопотала ему как бывшему народовольцу персональную пенсию. Указ
о ее присвоении был подписан Лениным. Одновременно Ленин прислал Александру
Карловичу письмо с просьбой написать и прислать ему свои воспоминания о
народовольческом движении на Украине, что А. К. и сделал. Когда в городе
установилась власть Первой кон
11
ной армии, Александра Карловича вызвали в ОСО Первой конной, где ему вручили
конверт с золотым обрезом и огромной сургучной печатью,— это было письмо
Пилсудского. Привожу его в изложении Арсения Александровича:
"Дорогой Саша, только теперь мне удалось раздобыть через АРА твой адрес. Если
ты жив, откликнись. Приезжай в Варшаву. Если у тебя есть семья, бери с собой семью.
Я устроен неплохо — стал маршалом Польского сейма. Посылаю две продуктовые и
две вещевые посылки..."» (С. Митина). «Письмо Ленина, представленное Тарковским
11
особистам, нейтрализовало в их глазах письмо Пилсудского. История порой совершает
поразительные кульбиты! Вот вам сюжет для небольшого романа. Жили-были братья
Ульяновы — Александр (старший) и Владимир (младший). Жили-были братья
Пилсудские — Бронислав (старший) и Юзеф (младший). В 1887 году Александра
Ульянова и Бронислава Пилсудского судили за участие в подготовке покушения на
императора Александра III и приговорили к смертной казни. Ульянова повесили, а
Брониславу смертную казнь заменили 15-ю годами каторги. Младшего же брата
Бронислава — Юзефа, несмотря на отсутствие доказательств его вины, "на всякий
случай" сослали на 5 лет в Туруханский край. Прошло много лет. Младший брат
Александра Ульянова стал правителем России. Младший брат Бронислава
Пилсудского стал правителем Польши. И вот братья людей, осужденных по одному и
тому же делу, повели свои страны войной друг на друга. Письмо одного из них едва не
погубило Александра Карловича, письмо другого — спасло. Так бывает только в кино»
(А. Лаврин, П. Педиконе). Впрочем, удивительна и такая деталь: в апреле 1953 года
Андрей Тарковский, внук Александра Карловича, устроился рабочим в Туруханскую
геологическую экспедицию и четыре месяца бродил в поисках алмазов по тому самому
Туруханскому краю, где куковал в ссылке дед. Но и этого мало: в наши дни в тех же
