просто не в курсе дела.

Потом, я вовсе не собираюсь уезжать надолго. Я прошу у своего руководства

паспорт для себя, Ларисы, Андрюши и его бабушки, с которыми мы смогли бы в

течение 3-х лет жить за границей с тем, чтобы выполнить, вернее, воплотить мою

заветную мечту: поставить оперу "Борис Годунов" в Covent Garden в Лондоне и

"Гамлет" в кино. Недаром я написал свое письмо-просьбу в Госкино и отдел культуры

ЦК. До сих пор не получил ответа.

Я уверен, что мое правительство даст мне разрешение и на эту работу и на приезд

сюда Андрюши с бабушкой, которых я не видел уже полтора года; я уверен, что

правительство не станет настаивать на каком-либо другом антигуманном и

несправедливом ответе в мой адрес. Авторитет его настолько велик, что считать меня в

277

теперешней ситуации вынуждающим кого-то на единственно возможный ответ просто

смешно; у меня нет другого выхода: я не могу позволить унижать себя до крайней

степени, и письмо мое просьба, а не требование. Что же касается моих патриотических

чувств, то смотри "Ностальгию" (если тебе ее покажут), для того чтобы согласиться со

мной в моих чувствах к своей стране.

Я уверен, что все кончится хорошо, я кончу здесь работу и вернусь очень скоро с

Анной Семеновной и Андреем и с Ларой в Москву, чтобы обнять тебя и всех наших, даже если я останусь (наверняка) в Москве без работы. Мне это не в новинку.

Я уверен, что мое правительство не откажет мне в моей скромной и естественной

просьбе.

В случае же невероятного — будет ужасный скандал. Не дай Бог, я не хочу его, сам

понимаешь.

Я не диссидент, я художник, который внес свою лепту в сокровищницу славы

советского кино. И не последний, как я догадываюсь. (В "Советском фильме" один

бездарный критик, наученный начальством, запоздало назвал меня великим.) И денег

(валюты) я заработал своему государству больше всех бондарчуков, вместе взятых. А

семья моя в это время голодала. Поэтому я и не верю в несправедливое и

бесчеловечное к себе отношение. Я же как остался советским художником, так им и

буду, чего бы ни говорили сейчас виноватые, выталкивающие меня за границу.

Целую тебя крепко-крепко, желаю здоровья и сил. До скорой встречи.

Твой сын — несчастный и замученный — Андрей Тарковский.

P. S.— Лара тебе кланяется».

* Не совсем справедливо. В апреле 1982 года фото Тарковского с краткими

поздравлениями были напечатаны в «Искусстве кино» и «Спутнике кинозрителя».

Кроме того, в № 7 «Советского экрана» за 1982 год был опубликован на стр. 14—17

очерк А. Зоркого «Притяжение земли».

278

В конце сентября он встретился в Риме с Сизовым, который повторил заверения, что Тарковский получит позитивный ответ на свое письмо, если приедет в Москву.

После чего он написал новые письма: Ермашу, Шау-ро и Андропову, генеральному

секретарю ЦК КПСС. Однако и это ничего не дает.

16 ноября того же года посольство СССР в Великобритании, где тогда работал

Тарковский, ответило ему тем же приказным тоном: вам необходимо приехать в СССР.

22 февраля 1984 года Тарковский пишет новое, максимально подробное и

«вдохновенное» письмо очередному, после смерти Андропова, генеральному

секретарю — К. Черненко: «В связи с успехом фильмов, которые мне удалось сделать

в последние несколько лет, и, в частности, картины "Ностальгия", снятой в Италии

совместно с итальянским телевидением, я получил большое количество предложений, связанных с работой в кино за рубежом.

Воспользовавшись некоторыми из них, я бы получил возможность осуществить на

Западе две большие кинопостановки, которые в творческом смысле означали бы для

меня исполнение моих мечтаний. Это "Борис Годунов" по Мусоргскому и Пушкину и

шекспировский "Гамлет".

Надеюсь, что, осуществив эти свои замыслы, я бы сумел приумножить славу

советского киноискусства и таким образом послужить родине.

Очень прошу Вашего разрешения дать мне и моей жене Л. П. Тарковской

(режиссеру киностудии Мосфильм, моей постоянной помощнице) продолжить работу

за рубежом в течение трех лет. А также дать возможность части моей семьи (теще А.

С. Егоркиной и 13-летнему сыну Андрею) получить заграничные паспорта на этот же

278

срок. С тем, чтобы престарелая мать моей жены (81 год) и маленький сын находились

рядом с нами.

Должен сказать, что я обращался с этой просьбой и к Председателю Госкино тов.

Ермашу Ф. Т., и в Отдел культуры ЦК КПСС к тов. Шауро В. Ф., и к правительству.

Ответа очень долго не было.

Наконец, два месяца назад, у меня состоялась встреча с тов. Ермашом, который

сообщил мне, что ему от имени Руководства было поручено передать мне, что

существует решение положительно рассмотреть мою просьбу.

Тем не менее до сих пор мой сын и его бабушка все еще в Москве.

Многое после этой беседы с Председателем Госкино осталось для меня непонятным. Тов. Ермаш выражался неясно. Более того. Его отношение ко мне и к моей

работе было всегда настолько враждебным, предвзятым и недоброжелательным, что, мне кажется, он вообще не имел морального права участвовать в разрешении проблем, связанных с моей судьбой. Он всегда преследовал меня по недоступным моему

пониманию причинам.

Чтобы не быть голословным, позволю себе привести некоторые факты.

1) Госкино всегда стремился к тому, чтобы я работал как можно меньше. За 24 года

работы в советском кино (с 1960 года) я сделал всего 6 фильмов.

279

279

То есть около 18 лет я был безработным. Если принять во внимание то, что у меня

большая семья, то станет ясно, что проблема иметь работу стала для меня вопросом

жизненно важным.

2) Всегда все мои фильмы получали высокую оценку комиссии по присуждению им

категорий качества (в смысле идейно-художественном). По определенному положению

одно это должно было гарантировать моим картинам высокий тираж для кинопроката.

И, следовательно, определенный законом добавочный заработок. В моем случае

положение о тиражировании всегда нарушалось. Все мои фильмы незаконно

ограничивались в прокате, несмотря на постоянный интерес зрителей и контор

кинопроката к моим фильмам.

За границу, тем не менее, мои картины продавались всегда и по очень высоким

ценам. Надеюсь, что хоть в материальном смысле деятельность моя принесла

некоторую пользу моей стране.

3) Ни один из моих фильмов (несмотря на их мировое признание) ни разу не был

выдвинут на соискание какой бы то ни было премии из учрежденных правительством

СССР.

4) Ни один из моих фильмов не принимал участия ни в одном из кинофестивалей

моей страны.

5) После того, как тов. Ермаш становится Председателем Госкино СССР, мои

фильмы перестают участвовать также и в зарубежных киносмотрах.

6) С того же времени тов. Ермаш отказывает мне в праве на работу уже вполне

категорически. Я тщетно обиваю пороги Госкино в течение нескольких лет в надежде

на работу. Получаю же право на постановку последних двух фильмов, снятых на

Мосфильме, только после моего обращения в президиум сначала XXIV, а затем и XXV

съездов КПСС. Где мне и помогли, вопреки желанию тов. Ермаша оставить меня без

работы.

7) Намереваясь иметь свою мастерскую и преподавать на Высших режиссерских

курсах при Госкино СССР, я из числа абитуриентов, утвержденных отделом кадров

Госкино, отобрал для себя будущих учеников. Госкино утвердил лишь одну

кандидатуру. Таким образом была пресечена и моя педагогическая деятельность.

279

8) 20-летний юбилей моей работы в кино отмечен не был нигде вопреки