Виоланта села в кресло напротив камер-фрейлины и с серьезностью посмотрела на нее. Перед ней была красивая молодая женщина, с правильными чертами лица, элегантной прической по последней моде, в роскошном платье из зеленого атласа. Рукава ее платья состояли из двух слоев. Верхние были широкими и украшались искусными узорами, они загибались, чтобы не мешать хозяйке делать повседневные дела. А вторые, длинные из золотистой ткани, прилегали к рукам. Темно-русые волосы женщины были аккуратно собраны на затылке, прядь к пряди, и украшены венцом из золотистой проволоки с жемчугом. Весь ее облик говорил о хорошем вкусе, достатке и уверенности в себе. Виоланте тоже хотелось быть такой. Красивой, гордой, уверенной. Но ей казалось, ей все время чего-то не хватает для этого. Она посмотрела на леди Элайну еще раз оценив по достоинству ее умение подбирать наряд, а после начала разговор.

– Вы догадываетесь, миледи. Я здесь по поводу моей фрейлины, Бриджит. Хочу просить Вас быть снисходительнее к ней.

– О, Ваше Величество. Это просто невозможно. Эта девушка ведет себя отвратительно. Сегодня своим видом она оскорбила светлейшего Северина. А после нагрубила мне во время нашей воспитательной беседы. С ней невозможно сладить. Она не умеет вести себя как леди.

– Я поговорю с ней. Обещаю.

– Разговорами тут не обойдешься, Ваше Величество. Вы слишком добры к этой нахалке. Ее бы надо наказать хоть раз, чтобы она поняла, чего делать не следует. Быть может, отослать ее из дворца на несколько месяцев?

Виоланта едва заметно нахмурилась.

– Нет, мы не станем этого делать.

– Но это было бы справедливо. Ей не место при дворе.

– Ее место там, где и мое. Мы с ней неразлучны с самого детства. Я все же поговорю с ней, этого будет достаточно. А Вам следует поберечь свои силы, леди Элайна, и не тратить нервы на каждый подобный случай. Ведь не все на свете следует замечать и принимать близко к сердцу.

– О, Ваше Величество. Выходки этой дикарки невозможно не замечать. Вы считаете я должна закрыть глаза на то, как она нарушает приличие во дворце?

– Я думаю, должны. Так же как я закрываю глаза на некоторые вещи.

Виоланта многозначительно взглянула на собеседницу. Казалось, гордая леди Элайна смутилась.

– Я не вмешиваюсь в чужую жизнь. – добавила Виоланта, – Хотя все знают, что отношения в которых Вы состоите на данный момент неприемлемы. Но я молчу. Из уважения к Вам. И к лорду Одрику. Я не сказала ни слова упрека по этому поводу и не собираюсь в дальнейшем. Однако будьте добры и Вы отнестись с большим пониманием к моей фрейлине. Вы знаете, мы с Бриджит вместе росли в этом дворце, пока ее отец и мой ходили в походы. Они были товарищами и погибли в одной и той же битве. Она сирота, как и я. Теперь она мне как родная сестра и я никому не позволю обидеть ее.

Леди Элайна приняла прежний невозмутимый вид и выпрямилась в кресле.

– Я поняла Вас, Ваше Величество. – сказала она. – Не волнуйтесь, Бригитте Мабили ничего не грозит. Я бы не посмела предпринять меры без Вашего одобрения.

– Надеюсь на это, миледи.

Виоланта встала.

– Благодарю Вас за понимание. Извините если была слишком резка. Всего доброго, леди Элайна.

Камер-фрейлина поклонилась, пока Виоланта выходила из ее покоев. Последней не терпелось переговорить с подругой обо всем, что было сегодня. Она вновь чувствовала себя уставшей и изможденной, хотя был только полдень, и она еще ничего не успела сделать. А впереди очередной длинный тяжелый день.

Леон не хотел возвращаться домой. Ведь там его ждет Аннис. Его дорогая Аннис. Она будет смотреть на него своими светлыми голубыми глазами, и он должен будет, глядя в них, признаться, что он полнейший неудачник. Ничего у него получилось. Жалованье в части не выплатили и вряд ли в скором времени выплатят. С королевой он не поговорил. И меч. Его воинский меч он навсегда оставил за стенами этого отвратительного замка. Леон шел по улице, распугивая прохожих своим мрачным видом. Он скрылся из центра города, побродил по знакомым узким улочкам и завернул в ближайшую таверну. Хотелось спрятаться, укрыться где угодно, чтобы не возвращаться домой. Поэтому он сел за один из столиков и с угрюмым видом уставился на деревянную поверхность и маленькую сальную свечу посередине. В таверне было мрачно, пыльно, и стены покрывала копоть. Она как нельзя подходила под настроение молодого человека. Но у Леона не было денег и потому он ничего не заказывал, а только сидел и думал о своем: о себе, о работе, о дорогой Аннис: «Я просто недостоин ее. И зачем она только согласилась выйти за меня? Она достойна большего, гораздо большего. Она могла выйти за богатого купца или даже за лорда. И жить в прекрасном замке, вместо того, чтобы ждать меня со службы в нашей полуразвалившейся лачуге. Если бы я только знал, что так будет. Но мы были так влюблены, когда встретились в Фламентерре пять лет назад. Она ждала меня с войны. Ждала столько времени… О расставании и речи идти не могло. Она говорила, что никогда не оставит меня. Я клялся всегда любить ее. Но ведь мы не знали, что нам придется пережить. Если бы она знала, что ей придется мотаться вместе со мной по разным городам по долгу службы, жить впроголодь, ждать меня с очередной войны. Если бы она только знала, она бы никогда за меня не вышла…».

– Что, парень, тебя обокрали? Или бросила девушка с хорошеньким личиком?

Громкий голос отвлек его от раздумий. Леон увидел, как на скамью рядом с ним опустился потрепанного вида господин с бородой, в пыльной одежде и кружкой эля в руках.

– Ничего такого. – буркнул Леон, отворачиваясь.

Какое дело незнакомцу до его бед?

– Тогда зачем грустить такому бравому молодцу?

Мужчина с силой хлопнул его по плечу.

– Что Вам нужно?

Лицо Леона сделалось еще более недовольным. Незнакомец сделал глоток из кружки. Прозрачный напиток струйками засочился по небритой бороде.

– Да просто вижу, что ты приуныл, парень. Какие еще беды могут быть у Вас молодых, как не отсутствие любви и денег?

– Это правда. – признался Леон. – Денег нет. Ни медной монеты. Только никто меня не грабил. Я военный. А зарплату в части не платят. Вот уже семь месяцев как. Ума не приложу, что делать…

– Понятное дело, не платят. – с видом знатока протянул мужчина. – Если каждый получит из казны свои десять золотых, то на что Трэбфорд построит себе новый замок? А Ваши начальники соберут приданое своим дочерям.

– Вы тоже считаете, что это несправедливо?

– Ясное дело, несправедливо. Все мы так живем. Я вот был торговцем. Продал лорду Одрику в Моэнию четыре сундука шелков. А он объявил, что ткань порченая и не годится для шитья. И не отдал денег.

– Так и не отдал?

– Нет. Да разве с ним будешь спорить? У него в подчинении сама королева.

Леон оживился. Ему страсть как хотелось выговориться и было приятно думать, что этот незнакомец понимает его.

– Я сегодня был во дворце. Хотел попасть на встречу с Ее Величеством, но меня выгнали как простолюдина. А я, между прочим, квант. И всего лишь хотел просить ее заступиться за нас, простых солдат. Ведь скоро война, а нам нечего оставить нашим женам и не на что жить сейчас. Карманы пусты. Долгов полная улица. А налоги подняли.

Мужчина гулко рассмеялся и ударил кружкой о стол. Эль расплескался по сторонам.

– Нашел заступника. – смеялся незнакомец. – Королеве и дела нет до твоих невзгод. Она сидит себе там во дворце на золотом троне, кушает с золотой посуды, ходит гулять в сады и понятия не имеет, как живет простой народ. Хорошо хоть ты живой остался. А то могли бы и обезглавить за такую дерзость. Пришел во дворец он.

Леон с прежним мрачным видом смотрел на догорающую свечу. И в самом деле, какой он кретин. И чего он хотел добиться от какой-то там девчонки? Ведь в сущности королева всего лишь девчонка. Да, в короне. Да, на троне. Но это не делает ее кем-то мудрым и великим. Идет пятнадцатый год от коронации… Завтра праздник дня рождения. Ее короновали ребенком. Она, должно быть, избалованная восемнадцатилетняя девица, которая только и ждет, чтобы ей все кланялись да выполняли ее приказания. Кто-то вроде жены хозяина дома, который он снимает, только еще хуже. А он хотел получить от нее какую-то помощь. Это даже смешно. Леон тяжело вздохнул.