Вероятно, так бы и произошло, если бы не начавшийся ливень. Одна, вторая, третья… и вот уже целый град капель стер границу между небом и землей. Невдалеке бесновалось возмущенное море, и волны, разбиваясь о камни, добавляли в и без того сырой мельчайшую изморось, которая смешивалась на берегу с дождем под аккомпанемент завываний ветра.
Анжела поспешила домой. Сначала шла, потом побежала, упала, и, поднявшись, снова побежала и снова упала. Поняв, что уже вся насквозь промокла и перепачкалась, смирилась и остаток пути до дома просто шла неторопливым шагом.
Подойдя к дому, точнее, к окну покинутой ей комнаты, она попыталась открыть раму. Окно не поддавалось. Анжела с ужасом поняла, что его кто-то закрыл изнутри. А это мог быть только отец…
Дыхание перехватило. Девушка в панике представляло то, чем может теперь закончиться встреча с отцом. Анжела лихорадочно пыталась придумать оправдание своему поступку, но в голову ничего подходящего не шло. Этой ночью она должна была быть в комнате Франко – это то, что знал ее отец. Остальное просто не имело права случиться!
Анжела подошла к входной двери и в нерешительности остановилась: может, убежать, уйти из дома? Будь оно все проклято!
Уже изнемогая под дождем, собралась с силами – будь что будет! – и повернула дверную ручку.
Счастье благосклонно к неопытным. Что же произошло?
Ушедший с приятелями в открытое море Франко уже после нескольких пройденных миль, убедился, что об улове думать не приходится. Погода быстро портилась, и они вернулись на берег. Не зная, что сестра его должна была ночевать в его комнате и полагая, что она уже давно спит у себя, он закрыл оставленное неплотно закрытым окно и лег в постель.
Войдя в дом, Анжела сразу поняла, что ее ночное приключение пока еще может сойти ей с рук безнаказанно. Если бы дело обстояло иначе, отец бы так мирно не похрапывал. Она тихо сняла себя мокрую одежду, высушила полотенцем волосы и подтерла все следы. Затем блаженно улеглась на кровать под шум все еще не прекращающего дождя и завывание ветра. Где-то громыхал гром.
– Ох, как страшно сейчас на улице! – подумала она, поежившись, и с этой мыслью уснула.
II
Настал день отъезда. Анжела со слезами на глазах беспокойно прощалась с близкими на перроне маленькой станции. Наконец, она вошла в вагон, едва волоча за собой огромный чемодан, и расположилась в свободном купе.
Раздался свисток, локомотив загудел и легко тронул состав, и вскоре поезд развил полную скорость.
Было раннее утро. Убаюканная ритмичным покачиванием вагона, Анжела задремала. Время тянулось медленно, как обычно это и бывает в поездках, но зато со свойственной всем видам транспорта ощутимой размеренностью и уверенностью. На полустанках сменялись пассажиры, но в купе Анжелы пока никто еще не заходил. И только во второй половине дня проходивший по коридору вагона высокий крупный мужчина средних лет в темных очках обратил внимание на одинокую девушку, на миг задумался, и, справившись, свободно ли, расположился напротив, впрочем, так и не дождавшись ответа.
Анжела окинула его взглядом и вновь направила отсутствующий взор за окно. Мужчина снял очки и после недолгого, украдкой, изучения спутницы, нашел, по его мнению, подходящий момент для вопроса:
– Далеко едете, девушка?
– До конца! – ответила та не особо приветливо.
– Да, действительно… В сущности, мы все идем до конца. Но вы, девушка, только в начале пути, перед вами вся жизнь. Надеюсь, долгая и счастливая! – проговорил с улыбкой незнакомец.
– Вообще то я имела виду последнюю станцию! – Анжела сделала как бы оправдывающийся жест рукой и дружелюбно улыбнулась
– О, чудесно! Это большой красивый город. Вы впервые едете туда?
– Да, первый раз. Продолжу там учебу и буду жить у дяди, – объяснила Анжела.
– Ну, раз так, то разрешите мне представиться, поскольку мы теперь жители одного города, – сказал ее спутник, протягивая визитную карточку. – Я Романо Сандоза. Фотограф. Делаю снимки фотомоделей для известных журналов.
– О, это, наверное, интересная работа, – откликнулась Анжела, перед этим назвав и свое имя.
– Да, увлекательная и хорошо оплачивается. Много девушек, хорошеньких и привлекательных, таких вот, как вы, прославились после того, как я их открыл для публики, – заметил Романо и добавил: – Они стали манекенщицами.
Она задумалась, поглядывая в потолок купе, как бы оценивая что-то.
– Я буду изучать медицину. Думаю, что дефилирование в чужих нарядах – это последнее, чем бы могла заняться. Только глупышки идут на это, поскольку ни на что другое и неспособны! – не без гордости высказала свою позицию Анжела.
Такой поворот несколько озадачил Романо, но он спокойно заметил:
– Знаете ли, красивая девушка как раз глупа, если не использует свои чары, потому что красота Богом дана, впрочем, как и разум тоже.
Анжела выслушала это, кивнув головой, и вновь перевела взгляд за окно. Не ответила ничего. Задремала.
Когда девушка вновь открыла глаза, уже смеркалось. Огни большого города в долине и по окрестным горам неожиданно засияли в полную силу, вызывая невольное чувство преклонения перед грандиозностью и красотой дела человеческих рук. Гудок локомотива предупредил о прибытии поезда на вокзал, где хаотично двигалось множество людей.
Анжела почувствовала холодок под сердцем, тревожно подумав о том, что ее могут не встретить. К счастью, это продолжалось всего несколько секунд, пока Анжела не увидела в окне дядю Франциско и радостно замахала ему рукой. Поезд еще скрипел тормозами, замедляя ход. Анжела поднялась. Встал и Романо. Он подхватил ее чемодан, и они вместе вышли на перрон. Дядя уже спешил навстречу. Анжела бросилась к нему в объятия, а после обмена поцелуями обернулась к Романо и попрощалась с ним, обещая, как он и просил, обязательно посетить его.
Дядя Франциско, мужчина уже солидных лет, среднего роста, был в сером пиджаке и суконных брюках. Белая сорочка и галстук, дополняющие его наряд, выдавали педантизм и строгость его натуры. Многолетний труд на должности почтового служащего придавал его движениям и речи сдержанность и умеренность, а манерам некоторую натянутость, что вкупе с неизменно серьезным выражением лица внушало уважение и недвусмысленно указывало на принадлежность к поколению «старой закалки».
Он был предан покойной сестре и считал своим долгом оказать всевозможную помощь Анжеле, во всяком случае, обеспечить ее дальнейшую учебу.
Через полчаса езды на машине они подъехали к дому – двухэтажному зданию с высоким первым этажом. Построен он был еще в середине века посреди большого сада, огороженного живой изгородью. Правое крыло первого этажа занимал гараж с большими двустворчатыми воротами из полупрозрачного шероховатого стекла в металлических рамах. К гаражу от решетчатых чугунных входных ворот вела бетонная дорожка – шириной как раз, чтобы проехать автомобилю – и длиной около десяти метров. Сразу над гаражом сияло стеклами большое окно кухни, также находившейся на первом этаже. Слева от гаражных ворот – деревянные входные двери, покрашенные зеленой краской, к которым вели несколько ступенек.
Слева от дверей, несколько углубленных в дом, располагалось двустворчатое окно гостиной комнаты. Вся фронтальная часть второго этажа начиналась террасой, обрамленной кирпичом по пояс высотой. Большие стеклянные балконные двери вели в спальню, в которой находилось брачное ложе и мебель белого цвета. Из спальной комнаты имелся выход в широкий коридор, заканчивавшийся с одной стороны ведущей вниз деревянной резной лестницей, и двумя почти одинаковыми комнатами с другой.
Одна из этих комнат, которая располагалась справа и была чуть больше, предназначалась для Анжелы. В ней был даже небольшой балкончик с видом на сад со столь аккуратно подстриженной живой изгородью, что было похоже, будто бы только этому и уделяли главное внимание хозяева. Все дышало свежестью и глубоким спокойствием.