Муки выбора объяснялись тем, что приезжающие из Берлина люди рассказывали о том, что у любителя американских сигарет не заладились отношения с главой гестапо Мюллером. Но фюрер ценил молодого (всего-то 31 год) интеллектуала, и поговаривали, что в ближайшее время он перейдёт на другую работу. Возможно, в руководство VI управлением, занимающимся внешней разведкой. То есть, станет прямым начальником Курта. И не исключено, что эта поездка в Москву является своеобразным экзаменом для Шелленберга перед назначением на новую должность.

Впрочем, одно другому — не помеха. И шифровка для Вилли ушла в Берлин, и информацию Шелленбергу Курт удачно слил. А через день снова встретился в ресторане со Штольцем.

— Генрих, у вас случаются командировки в Челябинск или Свердловск?

— Да что вы, Курт?! Если бы я работал в снабжении тракторного завода, то, может быть, и случались бы. Но я работаю в торговой организации, а моё положение в ней позволило мне «оторвать» такое ценное направление, как Москва.

— Тогда вам придётся уволиться из этой организации.

Сталинградец от неожиданности даже перестал жевать.

— Но…

— И вообще уехать из Сталинграда. Не смотрите на меня так. Сталинград будет взят нашими войсками уже к нынешней зиме. И хотя русские к тому времени уже не смогут сопротивляться, в городе возможны бои с отдельными отрядами фанатиков. Боюсь, в этой ситуации они могут не посмотреть на ваше плоскостопие, и отправить вас в окопы. Рейху же очень нужна любая информация по тяжёлой воде, поэтому вам придётся срочно уехать за Урал. Наша разведка предполагает, что новой столицей России, после того, как она капитулирует, станет либо Свердловск, либо Омск. Скорее даже Омск. И нам потребуются люди, которые находятся там. Вы когда-нибудь бывали в Омске?

Шокированный агент некоторое время молчала, переваривая не только пищу, но и столь неожиданное задание.

— Помимо награды за весьма ценную информацию, вам будет предоставлена крупная сумма денег, так что в материальном плане ваш переезд в Сибирь вам будет даже выгоден. Поэтому по возвращении на Волгу срочно продавайте дом, увольняйтесь из городского торга и выезжайте в Омск. Но по дороге вы должны будете побывать в окрестностях этого самого Кыштыма. Поживёте там неделю-другую, заведёте знакомства. Может быть, среди местных охотников и рыбаков, чтобы оправдать поход к строящемуся комбинату. А когда сможете подтвердить факт его строительства, уволитесь и отправитесь в Омск.

— Но… Понимаете, Курт, в СССР недавно было ужесточено трудовое законодательство, и теперь нельзя просто так выйти на работу, а потом уйти с неё. Всё, связанное с трудоустройством, фиксируется в документе с названием «Трудовая книжка».

— Вы считаете, что германские специалисты не способны подделать подобный документ? — усмехнулся «дипломат». — Вы получите дубликат этой книжки, которую и предъявите в Кыштыме, и потом его просто выбросите. А оригинал предъявите при поступлении на работу в Омске.

Сотрудник посольства заметил на лице агента новые признаки сомнений.

— Что-то ещё? Я повторяю: в материальном плане вы не просто не пострадаете, но и останетесь в прибыли. В очень значительной прибыли.

— Простите, Курт, я задумался не о деньгах. Я задумался о том, как забрать в Омск свою невесту.

— Вы о той прелестной секретарше, которую балуете берлинскими шёлковыми чулками?

Штольц даже расхохотался.

— Что вы?! Евгения, конечно, девушка приятная во многих отношениях, но связывать с ней жизнь... Нет уж, увольте! Я говорю о нормальной немке из патриархальной семьи. Как я смогу передать информацию, полученную в Кыштыме?

— Об этом мы поговорим, когда вы будете ехать на Урал.

Вот так и рождаются легенды. Николай даже не сомневался в том, что эта песня будет звучать по радио 22 июня. И в лепёшку расшибётся, чтобы её официальными авторами остались Александров и Лебедев-Кумач. Но наверняка, как и в 1980-е бытовала байка про то, что «Священную войну» написал какой-то царский офицер в 1914 году, теперь пойдут шепотки о некоем красном командире, у которого Василий Иванович и Александр Васильевич «слямзили» текст и музыку.

Кстати, про музыку.

Первомайский концерт «Эстрадной группы Аркадия Шварца» на Тверском бульваре произвёл впечатление на москвичей. И не только новизной песен, исполняемых студентами консерватории, но и технической новинкой: Николай «подсуетился», и в лаборатории Лосева собрали транзисторный усилитель, мощностью 10 ватт, а также «батарею» громкоговорителей, для микрофона, в который пел солист. Или солистка. Аппаратура питалась от автомобильного аккумулятора, заряда которого едва-едва хватило до конца концерта.

Довольны остались все. И публика, которую «захватили» многие незамысловатые мелодии и тексты песен 1950-60-х годов, и студенты во главе с Аркадием, впервые выступавшие с самостоятельной программой, и Клава Рыжова, сольный номер которой (сопровождение, конечно, а не вокал), песню «Старый клён», приняли очень тепло. И чета Демьяновых, разумеется, примчавшаяся в назначенный час «поболеть» за молодёжь. И руководство консерватории, буквально через пару дней после праздника получившее благодарность от Моссовета.

Сообщение в прессе о том, что Вячеслав Михайлович Молотов снят с поста председателя Совнаркома, а эту должность теперь занял Сталин, вызвало массу кривотолков. Мол, опять грядёт очередная «чистка» в верхах партийного руководства, а Молотов станет её главной жертвой. Не смущало «аналитиков», шушукающихся вполголоса, даже то, что то он сохранил важнейший государственный пост. Ему даже сочувствовали, поскольку Молотов, как и Калинин, пользовались уважением «в широких слоях населения». Но то, что пост главы правительства занял сам Сталин, преимущественно поддерживали. За исключением тех, кто уже привык, что после смерти Ленина должность председателя Совета народных комиссаров и главы партии никогда не совмещалась.

Но Демьянов-то знал, что никакая это не немилость в отношении Вячеслава Михайловича, а время настаёт такое, что требуется максимальная концентрация власти в стране в одних руках. Понимали и многие другие, от кого не осталась незамеченной напряжённая подготовка к войне. Может быть, не знали, что к войне, но чувствовали нарастающее напряжение. Ведь ещё в марте без широкой огласки началось возвращение в армию некоторых уволенных ранее во время «чистки» красных командиров.

Разумеется, далеко не всех, поскольку среди «стопицотмиллионов репрессированных военачальников», о которых лили крокодиловы слёзы современные Николаю либералы, было немало и тех, кого уволили вовсе не по политическим мотивам. Были среди уволенных неспособные исполнять командирские обязанности из-за болезни и возраста. Немало в памятной чистке конца 1930-х оказалось откровенных алкоголиков, бездарей и совершивших уголовные преступления. Но попадались и пострадавшие от интриг и доносов. Хорошо, если просто отправленные в отставку, а не осуждённые. Но и осуждённых стали выпускать после начавшейся тогда же, в марте, кампании по пересмотру дел. Выпускать, возвращать звания и награды и, после непродолжительного отдыха, отправлять на должности в резко возросшую по численности армию, которой катастрофически не хватало командиров среднего звена.

Чувствовалось напряжение и потому, что предприятия, выпускающие оружие и боеприпасы, работали в две, а то и в три смены. А из западных областей Белоруссии и Украины, из Молдавии и Прибалтики на восток, на «стройки народного хозяйства» шли эшелоны с промышленным оборудованием и «строителями социализма», якобы завербованными на эти стройки. Даже «Пионерская правда» с первых чисел мая начала публиковать репортажи о массовом открытии летних пионерских лагерях на Волге для ребят из Белоруссии и Прибалтики, а на восточном берегу Азовского моря — для их сверстников из Центральной и Западной Украины. Да настолько смачно писала о потрясающей рыбалке, конных походах и прочих развлечениях в местах, выбранных для этих лагерей, что Николай, будь он сам пионером, непременно принялся бы канючить, чтобы родители отпустили его в такой «трёхнедельный» лагерь, начинающий работу в период с 5 по 10 июня.