Она и Ковост бросились на него, позади подбирался Гайбик. Отступая назад, полуэльф произнес заклинание.

Четверо Калладонов, идентичных оригиналу во всех отношениях, окружили его. Он бросился за деревья, а его иллюзорные близнецы, точно повторяя все его движения, словно отражения в зеркале, последовали за ним.

Его былые компаньоны начали преследование. Нож Гайбика просвистел сквозь одного из фантомов, и тот лопнул, как мыльный пузырь. Взмах меча Моанды развеял вторую иллюзию, и варварша выругалась с досады.

Калладон скрылся за соснами. Топор Ковоста пролетел мимо него, и на мгновение полуэльф усмехнулся. Это оружие не было создано для метания, и приземистый дварф не стал бы швырять его, если только не отставал.

Моанда и Гайбик начали натыкаться на ветки и спотыкаться об изогнутые корни, которые избегал Калладон с его превосходным ночным зрением. И к тому времени, как последний фантом закончил свое существование, он растворился в ночи.

Вокруг завывал ветер, и с неба сыпался снег. Растущий вал штормовых туч, как будто второй ряд гор, сложенный поверх первого, затмил полуденное солнце. Ежась от холода и обнимая себя за плечи в тщетной попытке хоть немного согреться, Калладон напряженно прислушивался. Он не думал, что его бывшие товарищи устроят ему засаду, но ведь и раньше он не думал, что они примут его за предателя-убийцу, да и в любом случае, ему все равно не догнать их до наступления темноты.

После своего бегства он был в бешенстве от того, как друзья поступили с ним, но понемногу ему удалось успокоить свои эмоции. Он понимал, что Моанда, Ковост и Гайбик не хотели обвинять его в убийстве. Когда компаньоны стали умирать один за другим, возникла необходимость выяснить, кто за всем этим стоит, и обвинение дварфа выглядело на редкость правдоподобным. Поэтому неудивительно, что Калладон не смог убедить их в своей невиновности, тем более у него не было другого объяснения, и, наверное, было естественно, что они направили оружие против предполагаемого виновника всех их несчастий. Он понял, на чем основывался их поступок, и он простил их.

Это было уже хорошо, потому что жизненно важно вновь присоединиться к ним. Несомненно, двинувшись в путь, они со злости захватили все его снаряжение с собой, и у плохо одетого и почти не вооруженного, лишенного своей книги с заклинаниями, провизии и фляжки с водой, у Калладона практически не было шансов выбраться из Нетерских Гор. Даже хорошо экипированный, он, вероятно, все равно не смог бы совершить этот переход в одиночку. Труднопроходимая, кишащая хищниками горная страна была просто слишком опасна.

Очевидно, что он мог возвратить доверие своих товарищей лишь найдя истинного убийцу, и ему пришло в голову, что он находится сейчас для этого в лучшем положении. Противник мастерски скрывался от любых охранников, которых выставляли авантюристы. Но, возможно, сторонний наблюдатель, тайно скрывающийся за пределами лагеря, смог бы его заметить.

Казалось, это был многообещающий план. Чтобы исполнить его, оставалось лишь пережить день.

Конечности его онемели, дышалось с трудом. Временами его путь проходил мимо провалов в земле или крутых откосов прямо за тропой. У него было настойчивое желание спрятаться в них, чтобы спастись от ледяного ветра, но он понимал, что тогда его компаньоны уйдут слишком далеко. Вместо этого он представлял себе дышащий теплом камин, насыщенную паром сауну, глоток глинтвейна, обжигающий горло и разжигающий жар в животе, и кровать с периной и нагроможденными на нее ватными одеялами.

Но это мало помогало. Калладон пообещал себе, что если каким-то чудом ему удастся пережить этот кошмар, он сбежит в солнечную Чессенту, где зима это миф, и никогда больше не будет блуждать по северу.

К середине дня, не чувствуя от холода ног, он плелся словно во сне, и сознание то ускользало почти от него, то возвращалось. В один из таких моментов он обнаружил себя в стороне от тропинки, всего лишь в дюйме от края пропасти. Опасность потрясла его, и от этого чувства полностью вернулись, и именно тогда он услышал гортанные орочьи голоса, раздававшиеся где-то сзади. Слава Кореллону, что у него был тонкий слух, и что в горах звук разносится далеко.

Было бы самоубийством противостоять этим существам здесь, где не было никакого пространства для маневра. Калладон побежал, и хотя он старался не шуметь, все равно услышал, что орки тоже перешли на бег. Они охотились на него.

После очередного поворота тропа уперлась в широкий выступ, поросший низкорослыми елями. Задыхаясь, с бешено колотящимся сердцем, Калладон спрятался за одним из деревьев и приготовился произнести одно из двух заклинаний, оставшихся у него в памяти.

Три орка появились из-за поворота. Они носили рваные одежды, грубо выкрашенные в несочетаемые между собой цвета – грязный розовато-лиловый, яркий оранжевый и горчично-желтый. Широкие капюшоны, затеняя их свиные морды, защищали налитые кровью глаза от ненавистного дневного света; если бы светило солнце, они, вероятно, не стали бы выходить из своего логова вообще. Даже из своего укрытия Калладон уловил кислую вонь, исходящую от их грязной желто-зеленой плоти. Радуясь, что не привлек внимания более крупного отряда, он позволил им подойти настолько близко, насколько это было возможно, а затем выхватил кусочек мха и прошептал заклинание.

В стороне от орков яркий белый свет расцвел среди вечнозеленых деревьев. При ясной погоде они, возможно, даже не заметили бы его, но в этот серый пасмурный день сияние ослепило их. Вскрикнув от удивления, они машинально повернулись к источнику света.

Калладон прокричал свое последнее заклинание. Из кончиков его пальцев вырвались два световых луча лазурного цвета и ударили в ближайшего орка. Существо упало замертво. Калладон вскочил на ноги и помчался вперед. Оставшиеся орки начали отступать. Ближайший из них, пузатый экземпляр с ожерельем из засушенных ушей, заметил несущегося на него полуэльфа, и его поросячьи глазки округлились. Он попытался выставить свое копье на пути нападавшего, но замешкался. И этого мгновения хватило Калладону для того, чтобы вонзить свой кортик в грудь существу.

Понимая, что у него не было шанса застать последнего орка врасплох, авантюрист вырвал оружие и повернулся лицом к врагу. Это было нескладное существо с золотыми браслетами тонкой работы – возможно, доставшимися ему после разграбления какого-нибудь перебитого каравана – сверкающими на его жилистых, обезьяноподобных руках. Оно метнуло копье, пролетевшее на волосок мимо Калладона. Орк выхватил кривой меч и бросился на него.

Полуэльфу нужно было преодолеть преимущество более длинного и более тяжелого оружия своего противника, и он знал, что у него будет лишь один шанс сделать это. Он отступил на несколько шагов, в то время, как клинок просвистел в дюйме от него.  Поняв манеру нападения орка – существо выполняло высокие, горизонтальные, потенциально способные обезглавить взмахи – он сделал вид, что отступает еще на один шаг, но внезапно присев под линией удара противника и вогнал свой кинжал ему в живот.

Хрюкнув, орк согнулся пополам. Калладон ударил его снова, на этот раз в сердце. Тварь упала.

Калладон едва мог поверить, что единолично справился со всеми тремя нападавшими. По милости Кореллона больше врагов рядом не было.

Во любом случае, у полуэльфа не было времени стоять и наслаждаться победой, ведь Моанда, Ковост и Гайбик уходили все дальше с каждой секундой. Калладон в раздумье склонился над третьим из убитых им орков. При других обстоятельствах он посчитал бы постыдным, недостойным делом грабить мертвых, но будет еще более постыдным замерзнуть здесь до смерти, когда его друзьям нужна помощь в поимке убийцы. Надеясь, что эта одежда не кишит паразитами, он снял с орка зловонный, но выглядевший достаточно теплым плащ, а затем забрал и изогнутый, с латунной рукояткой, ятаган чудовища.