— Прыгай! — сурово скомандовал старик.

Мы замерли. Сто шестьдесят девять! Неужели возьмет?!

Парень снова отмерил одиннадцать шагов, снова наклонил голову, сосредоточиваясь, и помчался к планке. Тело его повисло над перекладиной и ловко перекатилось через нее.

— Здорово! — в один голос крикнули мы.

— Вот теперь результат соответствует, — улыбаясь, сказал старик, взял лопату и ушел вместе с внуком.

Через несколько минут мы увидели: парень в одних трусиках лежит на трибуне, читает книгу и что-то аккуратно выписывает в толстую тетрадь с клеенчатым переплетом.

Мы перешли в сектор для метаний. Борис сбегал к старику, принес три диска и три длинных полированных копья с веревочными обмотками.

— А старец, честное слово, неплохой, — радостно сообщил Борис. — Сидит в каморке, волейбольную сетку латает…

Мы стали по очереди метать копье. Я не люблю этого дела. С виду все просто, а метнуть по-настоящему здорово тяжело. Требуется техника, да еще какая!

Я разбежался и пустил копье. Оно полетело, неуклюже вихляя в воздухе, и воткнулось в землю неподалеку от меня.

— Скрестный шаг[10] вялый, — тотчас услышал я скрипучий старческий голос. — Разморился на жаре-то, милай…

Я обернулся. Дед, стоя за моей спиной, неодобрительно покачивал головой.

— А вы, дедушка, откуда знаете о скрестном шаге? — удивился я.

— Старики, милай, многое знают… — неопределенно ответил сторож и ушел.

— Ишь академик, — гмыкнул Генька. — Но, между прочим, все-таки непонятно — откуда старичку известны всякие скрестные шаги и группировки?

Мы переглянулись. В самом деле, странно.

С каждым днем мы все больше убеждались в разносторонних познаниях нашего нового сторожа. То он высказывал футболистам свое мнение о системе «трех защитников» и ее преимуществах по отношению к игре «пять в линию», то, щурясь, следил за бегунами и вдруг заявлял, что у одного слабое дыхание, а у другого не отработан старт. И, что самое поразительное, замечания старика всегда были очень точными и попадали, как говорится, не в бровь, а в глаз.

Не раз приставали мы к нему с вопросом: откуда он так разбирается в спорте? Дед или отмалчивался, усмехаясь в усы, или отделывался прибаутками: «Чем старее, тем умнее», «Старый ворон даром не каркнет».

Однако вскоре все выяснилось.

Однажды старик заявил Геньке, бросавшему копье, что тот слишком высоко задирает наконечник.

— А ты, дед, хоть раз в жизни метал копье? Это тебе не рюхи палкой вышибать… — ехидно возразил Генька.

Обычно спокойный, старик вдруг не на шутку рассердился.

— Не рюхи, мил человек, а городки, — строго поправил он. — Пора знать-то! Игра, между прочим, очень прекрасная. Приехал бы на мой стадион, — узрел бы классных городошников…

— Это на какой такой «твой» стадион? — удивился Генька. — В деревне, что ли?

— В райцентре, — сказал старик. — У нас, милай, такой стадион, что ой-ой! Гаревая дорожка получше вашей. И спортсмены — к примеру, прыгуны — не чета тебе… У нас, коли любопытствуешь, сам Ручкин был…

Ручкин? Мы все насторожились. Чемпион СССР?

— Понятно, — усмехнулся Генька. — Видимо, Ручкин у вас там на даче отдыхал…

— Ничего тебе, мил человек, не понятно. На даче отдыхал! Ручкин на нашем стадионе прыгал и, между прочим, планку не сбивал, как некоторые, хотя стояло тогда два метра два сантиметра.

Старик сердито отдувался, и усы его грозно топорщились.

Мы незаметно оттерли Геньку на задний план и стали осторожно расспрашивать деда.

— У нас в районном центре стадион что надо, — говорил старик, глубоко затягиваясь своим ядовитым самосадом. — Я там шесть лет стадионом заведовал.

— Заведовал? — переспросил Борис и тотчас покраснел.

— Сторожем был, — негромко пояснил внук.

Мы не заметили, как он подошел.

— Ясно, сторожем, — рассердился дед. — Не директором же!

Он замолчал, а внук, улыбаясь, сказал:

— Дед — заядлый болельщик. И меня к спорту приохотил. Он в молодости, давным-давно, еще до революции, здорово бегал. Техники, конечно, никакой, но вынослив был, прямо как братья Знаменские!

Пробежит утром от своей деревни до Пскова — а это без малого одиннадцать верст! — день поработает, а вечером обратно несется на своих двоих. Неплохие прогулочки!

И вот как-то летом приехал к помещику Лызлову погостить сын — студент из Петербурга. Сыночек-то считал себя неплохим стайером. Каждый день тренировался. А дед возьми и побеги однажды рядом с ним. Верст через шесть студентик стал сдавать, а потом и вовсе отстал.

Потащил этот студент деда в Петербург. Щегольнуть хотел: я, мол, открыл новую «звезду», самородок. Ведь в те годы в России мало кто бегал на длинные дистанции. Уговорил он деда участвовать в каких-то соревнованиях — дед там сразу второе место занял и серебряный жетон получил. Это, учтите, почти без тренировки.

Ну, а потом вернулся дед в деревню, спрятал жетон в сундучок, и все пошло по-прежнему. Студент в Париж укатил. А тут и война империалистическая… Деду, конечно, уже не до бега. Так и кончилась его карьера.

А в старости стал он сторожем на стадионе. Сперва не очень увлекался спортом, а потом пристрастился. На все тренировки являлся: сядет в стороне и присматривается. Инструктор заметил это и взял его в работу: то попросит махнуть флажком на старте, то щелкнуть секундомером на финише. Постепенно дед и сам вроде инструктора стал.

А наши футболисты ни одного матча без деда не начинали. Специально на самом лучшем месте стул для него ставили. Судья-то у нас оказался не очень опытным. А на поле часто конфликты. Как кончится игра, футболисты сразу к деду. Решай, кто прав.

Ребята разгорячатся, шумят, а дед скажет — и точка. Слушались его беспрекословно, как какого-нибудь судью всесоюзной категории.

— А ты, дедушка, сам-то спортом не занимаешься? — пошутил Генька. — Признавайся: наверно, гоняешь мяч?

Мы засмеялись. Невозможно было даже представить старика в трусах и майке в роли нападающего или защитника на футбольном поле.

— Угадал! — вдруг неожиданно для нас подтвердил старик. — Я спортсмен!

— Неужели и вправду футболист? — прыснул Генька.

— Нет, не футболист, конечно. Но спортсмен! — старик хитро улыбнулся. — Рыбалку я очень уважаю. Прежде бреднем ловил. А теперь интересуюсь спиннингом…

Дед легко и чисто произнес это трудное слово.

Когда старик ушел, мы еще долго говорили о нем.

— Теперь снова оживет наш стадион, — радовался Борис. — Крепкий хозяин пришел.

— Подходящий старикан, — согласился Генька. — С таким жить можно!

Двери просторного кабинета — стеклянные. Цельнолитые массивные плиты. Это — старческая прихоть основателя клуба, маркиза де Пласси. В те годы, когда строилось здание, стеклянные двери были еще в диковинку.

Вот уже больше часа эти тяжелые прозрачные двери были заперты изнутри. И каждый проходящий мог видеть, как в кабинете о чем-то говорят четверо мужчин. Видеть, но не слышать. Как в немом кино.

Впрочем, мимо никто не проходил. Вероятно, сейчас во всем доме, кроме этих четверых, никого.

Руководитель клуба — Жюль Дюваль, хмурый, желчный, нервно ходил из угла в угол. Остальные трое, сидя в креслах, поворачивали головы вслед «хозяину». Это были тренер и два известных велогонщика — Лансье и Лерок.

«Хозяину» сегодня все не нравилось. Он сам собрал эту троицу у себя в кабинете, чтобы совместно выработать план действий, но все предложения гонщиков и тренера Дюваль браковал. Браковал тут же, решительно, даже не выслушав до конца.

Положение было тяжелым. Требовалось найти выход. Умный. Надежный. И притом сегодня же.

Завтра состоится самое ответственное состязание сезона — «полусотка»[11].

Победитель поедет в составе бельгийской команды на олимпийские игры.